Книга Читающая по цветам - Элизабет Лупас

– Добрый день, сэр, – вежливо сказала я. – Надеюсь, вы находите наше путешествие приятным?

Рэндольф мне не нравился; он был протестантом и в свое время подстрекал лордов Протестантской Конгрегации к мятежу против Марии де Гиз. Волосы у него были темно-русые, глаза – карие, а темные брови так изгибались дугой, что казалось, будто он все время чему-то удивляется. Свою редкую шевелюру он начесывал на лоб, подобно Юлию Цезарю, который, как утверждали современники, делал это, чтобы скрыть намечающуюся лысину.

– О да, я нахожу его весьма приятным, – ответил он с неискренней улыбкой. – Могу задать подобный вопрос и вам, мистрис Ринетт, относительно вашего нового замужества.

Я представила себе, как даю ему хорошую оплеуху, враз растрепывая эту его аккуратную челку, которой он, по-видимому, так гордился. Думая об этом, я улыбнулась, и в эту минуту вид у меня, наверное, был такой же неискренний, как и у него.

– Я тоже нахожу свое замужество весьма приятным, – ответствовала я. – Однако, как вы наверняка и сами знаете, всегда есть секреты, которые жена не раскрывает своему мужу.

Его взгляд оживился, он посмотрел, не стоит ли кто-нибудь за моей спиной, потом повернул голову налево, затем направо и наконец заговорил снова, понизив голос.

– А также, если я правильно понимаю, и своей королеве.

– Вы правильно понимаете.

На мгновение он качнулся на каблуках. Я почти могла разглядеть, как в его голове зреют интриги и заговоры.

– Полагаю, – начал он, – что женщина, выданная замуж без ее согласия, могла бы найти убежище от своего нежеланного мужа в другой стране. В стране, где ее оградят от ее мужа и где не будет действовать закон, на который он будет ссылаться.

– Возможно. Но еще более вероятно, что она захочет остаться в своих собственных землях, здесь, в Шотландии, если у нее будет достаточно доброго звонкого золота, дабы купить себе развод и защиту от врагов.

Врагов вроде тебя и Блеза Лорентена, подумала я, однако думая это, я старалась придать своему лицу вид искренний и чистосердечный.

– Тем лучше. Моя королева особенно заинтересована в зашифрованных записях покойной королевы-регентши, хотя ей также хотелось бы получить пророчества Нострадамуса, чтобы их мог изучить ее собственный астролог. А также, чтобы они не попали в руки… другой дамы, ну, вы меня понимаете.

– Понимаю.

Он потер руки.

– Отлично. Давайте будем откровенны. Как вы думаете, сколько…

– Пытаешься купить благосклонность моей жены, англичанин?

Мы оба: и Томас Рэндольф, и я вздрогнули от неожиданности. Обычно, когда люди пугаются, они говорят, что у них сердце уходит в пятки, но в моем случае было задействовано не сердце, а желудок. Внезапно меня так затошнило, что еще немного – и я опозорилась бы прямо в большом зале замка Инверерэй, на виду у всех гостей.

– Вовсе нет, мастер Хэмилтон. – Я только что думала, какая же я обманщица, но тут мастер Томас Рэндольф посрамил мои скромные таланты своим непревзойденным искусством хладнокровно лгать.

– Я всего лишь спросил вашу жену, во сколько графу Аргайлу обошлось приобретение льда в июле, чтобы охладить вино, которое нам подали нынче.

– Я никогда прежде не пила летом такого холодного как лед вина, – чуть слышно проговорила я.

Рэннок Хэмилтон посмотрел на меня, потом на Томаса Рэндольфа, потом опять на меня.

– Тебя требует к себе королева, жена, – сказал он. – Пойдем.

Он сдернул меня с места и потащил за собой, даже не попрощавшись с Томасом Рэндольфом и не сказав ему ни единого вежливого слова. Глаза англичанина на мгновение встретились с моими, однако он тоже ничего не сказал. Я знала – он вскоре найдет способ поговорить со мною. Трудности лишь повысят в его глазах цену ларца.

– Держись от него подальше, – понизив голос, пробормотал Рэннок Хэмилтон, таща меня за собою через зал. – Ты принадлежишь мне, и я не хочу, чтобы на тебя пялились другие мужчины.

– Я не предмет мебели, чтобы принадлежать вам или кому-нибудь еще. И я не могу запретить другим мужчинам смотреть на меня. Вы делаете мне больно, мастер Хэмилтон. Перестаньте, ведь на нас смотрят.

– Пусть смотрят, Зеленая Дама. Они увидят, что муж – хозяин своей жены, только и всего.

Я снова ощутила то же мерзкое сосущее чувство в желудке. «Когда-нибудь я освобожусь от тебя, – подумала я. – Тогда я наконец смою с кожи и волос все следы твоих прикосновений. Я сожгу всю свою одежду, до которой ты дотрагивался. Из всего, что может напомнить мне о тебе, я возьму только Джилла. Я буду свободна от тебя во всем, во всем, и я никогда, никогда…»

Мои мысли прервал истошный вопль, полный ужаса. Я повернулась туда, откуда он донесся; все находящиеся в большом зале замка повернулись в ту сторону. Кричала Мэри Ситон – Мэри Ситон?! Кроткая, набожная Мэри Ситон, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не повышала голоса? Она, спотыкаясь, кинулась к королеве. Перед ее ярко-розового платья намок и потемнел – она что, опрокинула на себя воду? Но с какой стати так кричать из-за пролитой воды?

И тут я заметила, что руки у нее измазаны красным и блестят, и поняла, что мокрое, темное пятно на ее платье – это кровь.

– Мадам, мадам! – вскричала она, бросаясь к ногам королевы. Та отшатнулась – она явно была ошеломлена и не знала, что делать. Стоящий рядом с нею граф Аргайл положил руку на эфес своего кинжала.

– Сьёр Нико, – всхлипывая, проговорила Мэри Ситон. – Я нашла его. О, Матерь Божья, сколько же там было крови!

Мое сердце остановилось.

– Крови? – переспросила королева. – Но я всего лишь послала его за сборником нот. Это не мог быть сьёр Нико – вы ошиблись.

– Клянусь, это был он, мадам. Я нашла его в коридоре. Он был…

– Он в полном порядке.

Все головы повернулись, как по команде. Никола де Клерак стоял у самого входа в зал, прижимая одну руку к горлу. Он пошатывался, но все-таки стоял на своих ногах. На его белой рубашке и элегантном темно-зеленом камзоле расплывалось огромное кровавое пятно. На камзоле оно казалось черным, на рубашке было ярко-красным. В другой руке он держал сборник нот в лиловом сафьяновом переплете с вытесненной на нем монограммой королевы.

– Я надеялся, – промолвил он, – что сумею избежать излишнего внимания. Я принес ваши ноты, мадам.

Он сделал шаг вперед и ничком рухнул на каменные плиты пола.

В ту ночь за ним ухаживала сама королева. Я была вне себя от ужаса, что он умрет, как умер Ричард Уэдерел, как умер Александр, но мне никто ничего не говорил. У меня не было никакой возможности переговорить с Нико с глазу на глаз, и, разумеется, я никак не могла обнаружить своих чувств при Рэнноке Хэмилтоне. Врач королевы и хирург графа Аргайла совещались весь следующий день; королева все время оставалась рядом с Нико, так что нам, остальным, было совершенно нечего делать. На третий день королева призвала меня к себе. Когда я вошла в специально отведенную комнату на самом верхнем этаже, они все сидели так, словно не произошло ничего особенного. Королева и Дадвид Риччо играли дуэтом на лютнях.