Книга Королевская кровь. Проклятый трон - Ирина Котова

Сколько прошло времени, когда в холле раздался звук открываемой двери? Все-таки пришел. Она выдержала, а он нет. Наконец-то!

Но шаги затихли у входа в спальню. Остановился. С закрытыми глазами принцесса видела мягкое голубоватое сияние его ауры и ждала. И чуть не разрыдалась в голос, когда сияние это стало удаляться.

– Нории, подожди, – хрипло и едва слышно проговорила Ангелина. – Помоги мне. Пожалуйста.

Она так и лежала с закрытыми глазами, когда кровать прогнулась под севшим на ее край драконом, когда он молча скинул покрывало и быстро прошелся руками по телу, принося успокоение. Никакой эротичности, но ей все равно было зябко и боязно. И дыхание сбивалось, и она старательно жмурилась, как маленькая, – смешно и страшно самой было от этого, – и только чуть вздрогнула, когда он погладил ее по голове, потянулся за покрывалом.

И, когда она уже думала, что все закончилось, вдруг ощутила легкое касание прохладных губ на своем соске – быстрое, острое, непозволительное, – и застыла, слушая, как он встает и уходит.

Сжалась на постели в комочек, натянула покрывало до подбородка и тихо застонала в подушку, вцепившись ногтями себе в бедро. Хотелось кричать, и выть, и крушить все вокруг.

Он разрушил ее жизнь, разрушил ее саму, ее представление о себе, уверенность в том, что она может справиться с чем угодно, и этого теперь не изменить – не убежать, не уйти, потому что этот мужчина всегда будет с ней и в ней, где бы она ни находилась и как бы ни старалась забыть.

Принцесса цеплялась за мысли о семье, но это не приносило спокойствия; ругала себя идиоткой, потерявшей понятие о чести и гордости, но ей было все равно; полыхала жаром, презирала себя, язвила: каково это – быть как все? Не выдержала, встала, зажгла свет в комнате и села дописывать письмо.

«…Василина, сестренка, поздравляю тебя с днем рождения. Я обязательно поздравлю тебя лично, ждать осталось совсем немного. Я помню тебя совсем маленькой, да я и сама была ребенком, и мне было страшно любопытно, какой ты станешь, когда вырастешь. Ты выросла мудрой, моя сестричка, мудрости не хватает мне – кажется, вся она досталась тебе. И ты выросла цельной. Я пишу среди ночи, так что не пугайся некоторой сумбурности; мне тревожно, я очень скучаю. Сомневалась ли ты когда-нибудь в себе? Не помню такого. Ты всегда знала, чего хочешь и что правильно, и пусть это не казалось правильным мне – жизнь показала, что ты была права. Знаешь, меня в моей неизвестности успокаивает только то, что Мариан там с тобой, рядом. Он не допустит, не позволит случиться плохому, я уверена.

Целуй племянников, у них замечательная мама. Целуй сестер и отца. Будете праздновать – знайте, что я мысленно с вами. Я вас очень люблю, хоть и редко это говорила – кажется, вообще никогда, – но, надеюсь, вы знаете это.

Как мне плохо, Васюш, как тоскливо и непонятно…»

Ангелина остановилась и старательно зачеркнула последнее предложение. Много-много раз заштриховала так, чтобы никто не смог прочитать.

Ничего не изменилось. Она вернется домой.

Только теперь эта необходимость делала ее несчастной.

С утра были розы – верные утешители, и сорняки пололись весело, и чем аккуратнее становилась очередная клумба, тем больше порядка образовывалось у нее в голове. Ангелина уже дошла до середины цветника, придя во вполне умиротворенное состояние – трудно не успокоиться, когда стоишь, согнувшись, на коленях и занимаешься монотонной работой. И успокоилась бы совсем, если бы не услышала раздраженный женский разговор.

– Огни, Владыка знает, что делает, и не нам его судить, – говорила одна женщина. Ангелина подняла голову – драконицы шли по дорожке за зарослями шиповника и не видели ее.

– Он слишком мягок, – зло возражала вторая, – Огни права. Я еле сдерживаюсь, когда вижу, как эта Рудлог проходит мимо. С таким видом, будто она здесь хозяйка – ни капли раскаяния, ни стыда, ни сочувствия. Ей все равно.

– Она такая же, как все Рудлоги, – отвечала Огни. – Таким был Седрик. Нории пытается договориться с ней по-хорошему, однако Красные признают только силу. Увидели, что проигрывают в войне, – сразу запросили мира. И предали. И с этой будет так же, увидите. Она убедит Владыку, что покорна и безопасна, и уйдет, оставив нас умирать.

Ангелина встала. Не будет же она прятаться. Три драконицы увидели ее одновременно, и в глазах их не было привычного равнодушного выражения – там плескались ненависть, злость и боль.

– Всё услышала? – резко сказала Огни. – Скажешь, мы неправы? Скажи, что останешься с ним, что тебе не плевать на нас и на свой долг крови, Красная.

– Скажу, что это не ваше дело, – спокойно ответила принцесса, отряхивая руки. Воздух вокруг звенел от ярости.

– О нет, – зашипела драконица, подходя к цветнику, – это наше дело. Это мое дело, Красная, потому что твой предок отнял у меня всё: мою жизнь, моего мужа, моих родных. Сколько бы лет ни прошло, такие долги не оплачиваются временем. И лучше бы тебе согласиться на роль жены, потому что это шанс для твоего рода закрыть долг. Хотя ничто не вернет детей, умерших в горе́, не вернет лучших из нас.

Огни шагала прямо по розам, остановилась в каком-то полуметре от принцессы и уже кричала прямо ей в лицо, за какие-то секунды впав в истерику.

– Если ты откажешься, тварь, я прокляну тебя еще раз, чтобы не было тебе покоя, чтобы ты почувствовала, каково это – жить и одновременно умирать! Чтобы твои дети рождались и подыхали в муках, как наши, чтобы весь твой проклятый род был выведен под корень, все, в ком есть кровь Красного! Ну, чего молчишь, тварь?! Тварь!

Она замахнулась, и Ангелина, спокойно пережидавшая буйство красноволосой – ответов там, очевидно, не требовалось, да и могла ли она опуститься до таких же криков и перекошенного лица? – вдруг разозлилась и полыхнула силой. Драконица отлетела, врезалась спиной в шиповник – посыпались листья, лепестки, – зашипела и снова бросилась вперед.

Сзади кто-то удивленно рявкнул, но Ангелина даже не успела оглянуться – перед ней с невероятной скоростью появился Четери, поймал в объятья беснующуюся драконицу, сжал ее крепко.

– Огни, Огни, приди в себя, девочка, – говорил он, а она рыдала, уткнувшись в плечо воина-дракона, рыдала совершенно безудержно и горько, буквально повиснув на нем.

Принцесса отвернулась и пошла ко дворцу.

Есть ли ей место среди этой ненависти?

Четери пришел через пару часов, уселся в кресло в холле под неприязненным взглядом Сурезы; но служанка тем не менее позвала опять что-то пишущую госпожу из спальни и почтительно выставила перед ожидающим драконом лимонад и сладости.

Заодно, может, и шеен-шари что-нибудь съест, а то пришла с утра расстроенная, ничего не поела, зато чая своего выпила чашек пятнадцать и всё сидит над бумажками. А на самой лица нет.

– Слушаю тебя, – вежливо произнесла принцесса, аккуратно усаживаясь в кресло – с прямыми плечами, сложив руки на коленях. – Пришел поговорить об Огни?