Книга Сцены страсти - Дина Джеймс

– Доут говорит, что он раньше был солдатом. Когда он вышел в отставку, то поддерживал отношения с несколькими из своих офицеров. Они давали ему разные мелкие поручения. Он говорит, что пожар был устроен в шутку.

– В шутку? Хороша шутка! Ущерб на десять тысяч долларов. Не говоря уже о многих тысячах по судебным искам. Мой театр, вероятно, закроется на целый месяц. И он называет это шуткой! Идите и вытряхните из этого негодяя душу! Узнайте правду! – Черные кудри на голове Горовица встали дыбом от возмущения. От его гнева, казалось, дрожали стены.

Детектив ждал. Когда директор наконец успокоился, он продолжал:

– Мы склонны верить, что его действительно наняли, чтобы сыграть шутку. При нем мы нашли пятьдесят долларов одной купюрой, двадцать, десять и еще мелочь. Мы нашли счет на покупку керосина и продуктов еще на сумму около двадцати долларов. Так что всего ему заплатили сто долларов.

– Шутка. Шутка. Нам чертовски повезло, что никто не погиб. Сто долларов! Вшивая сотня долларов – и он готов сжечь мой театр. Черт, я бы заплатил ему столько же, лишь бы он этого не делал. – Горовиц продолжал ругаться.

Кивнув детективу, Шрив покинул театр и быстро зашагал по аллее. Он был взволнован. Армейский офицер посылает телеграмму бывшему солдату, который, по словам Горовица, не отличается большим умом. И платит этому человеку за то, чтобы он якобы в шутку поджег театр. Шрива обдало горячей волной; его гнев смешался с холодным чувством страха.

По словам Миранды, Уэстфолл принес в жертву целый отряд солдат, чтобы только убрать с дороги ее отца. Такой человек не остановится перед тем, чтобы сжечь театр, заполненный публикой, только для того, чтобы уничтожить свою падчерицу.

Сцена пятая

Влюбленные, пустите.[34]

– Конечно, я люблю тебя. Как ты можешь в этом сомневаться? Разве за все эти годы я сделала хоть что-то кроме того, что ты велел мне делать?

Шрив опустил голову.

– Я думал, ты просто хочешь быть актрисой.

– О, ради Бога! Ты же все прекрасно знаешь. Я всеми силами противилась этому, пока не поняла, что единственный способ остаться с тобой – делать то, что ты от меня требуешь. И я никогда не играла слишком хорошо, – скромно добавила Миранда.

Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Потом легкими поцелуями он коснулся уголка ее рта, ее щеки, бровей, кончика ее носа. Она поежилась.

– Я никогда не придавал большого значения любви, – прошептал он. – Я считал, что ее придумали великие драматурги, вроде Шекспира, чтобы романтизировать свои пьесы. Я никогда не думал, что кто-нибудь может быть таким глу… э-э… неразум…

Она усмехнулась.

– Ну продолжай. «Глупым». «Неразумным».

– Нет. Я не то хотел сказать. То, что ты сделала, было безумием. Ты подвергла опасности свою жизнь, а больше всего на свете я не хотел бы, чтобы твоя жизнь подвергалась опасности. Поэтому твой поступок показался мне безумием. Я сам поступил бы также, если бы ты оказалась в опасности, но я просто не предполагал, что кто-то может совершить такое ради меня. – Он жадно всматривался в ее лицо. Она была очень красива, а ее взгляд, обращенный на него, говорил так много. Неужели она действительно любит его?

– Почему ты считал, что ты способен на благородный поступок, а я – нет?

– Потому что я не способен на это. На самом деле – нет.

– Но зато способен с риском для жизни бросаться в огонь, чтобы опустить огнеупорный занавес или спасти горсть монет?

– Долларов, дорогая моя. Пятьсот долларов. Они дают нам независимость. Я ведь человек практичный, не забывай!

– То, что ты совершаешь благородные поступки с оглядкой на собственную выгоду и одновременно спасая других людей, не делает их менее благородными. Это делает их более честными. Ада говорит, что я всегда могу рассчитывать на твой эгоизм. Она права. И в этом моя безопасность. – Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Это был очень нежный поцелуй, доставивший удовольствие обоим, и глаза Шрива подозрительно увлажнились.

Миранда взяла его за руку и подвела к тахте.

– А теперь я хочу кое-что обсудить с тобой.

Он сделал над собой усилие, чтобы вернуться к обыденным делам.

– Я выяснила, что мой отчим, скорее всего, пытался убить меня.

Шрив сразу же встрепенулся.

– Кто тебе сказал?

– Детектив.

– Черт! Когда он приходил сюда? Он допрашивал тебя?

– Нет. Он просто подготовил отчет.

– Ему не следовало беспокоить тебя. Ты ведь ничего не знаешь об этом Арчи Доуте?

– О ком?

Он бросил на нее растерянный взгляд и сразу же замолчал.

– О ком? – настойчиво переспросила Миранда. – Кто такой Арчи Доут?

Шрив попытался высвободиться из ее объятий и встать.

– Ты все равно его не знаешь. Я напрасно упомянул его имя.

Она крепче сжала его плечи.

– Хорошо, но расскажи мне о нем.

– Он просто бродяга.

– И…

– Вчера вечером он поджег театр. Тишина в комнате была жуткой. Наконец Миранда произнесла упавшим голосом:

– Его послал мой отчим?

– Мы этого не знаем.

– Тебе это известно. – Она покачала головой. – Ты об этом знал и подумал, что я тоже знаю, поэтому у тебя и сорвалось с языка его имя. Иначе ты ничего не сказал бы мне. – Вдруг она зажала рот рукой. Ее глаза расширились от ужаса. – Боже мой! Он заплатил, чтобы поджечь театр, полный людей, для того, чтобы убить меня?

– Миранда, этот самый Доут сказал, что все было задумано как шутка.

– Тогда где тот, кто прыгал бы и смеялся? Где же тот человек, который признался, что это он все организовал? Бенджамин Уэстфолл заплатил этому человеку по одной-единственной причине. Моя сестра написала ему, что я жива, а он не хотел видеть меня живой. Он попытался убить меня в исправительном доме. Потом он убил детектива, который помог ему упрятать меня туда.

Шрив удивленно уставился на нее.

– Как ты об этом узнала?

– Его имя было Бледсоу. Его доклад оказался неполным. Он был убит в ту самую ночь, когда составлял его. Ему отрубили голову саблей.

Шрив покачал головой.

– Это еще ничего не доказывает, – неуверенно произнес он.

Она прижала руки к щекам.

– Следующим мог быть ты. Тебе тоже могли отрубить голову или…