Книга Год Крысы. Видунья - Ольга Громыко

— Я имею в виду того, кто украл ожерелье!

Милка недовольно встряхнулась — и не едут, и поесть не дают! Плащ из скользкой ткани, переброшенный через седло, с шуршанием уполз на землю, взволнованная девушка не успела его подхватить.

— То есть друзьям воровать можно, а остальные пусть висят, не жалко?

— Но я же знаю, что на самом деле Жар хороший!

— Да — только ворует. И однажды из-за него тоже кого-нибудь вздернут.

— Он еще может раскаяться и исправиться! — Рыска слезла за плащом.

— Все они так обещают. Но почему-то берутся за дело только по пути к эшафоту.

Жар ничего не обещал, и вообще ему этот разговор очень не нравился, но перепалка стала такой бурной, что парень опасался вмешиваться.

— Хорошо, а лекарь этот тебе кто — друг, родич?

— Он человек, которому нужна помощь! — Рыска отодрала крыса от плеча и показушно ссадила на землю, чтобы тоже раскаялся и исправился. — Сиди и жди нас здесь, если так против!

Тот не двинулся с места.

— Выходит, раз я не человек, то мне она не нужна?

— Ты и подождать можешь, а его завтра повесят!

— Не могу.

— Поче… Ой, мамочки! — Девушка прижала ладони ко рту. Жар вскочил на ноги.

Тогда, в первый раз, Рыска видела Алька только мельком, да и то в лунном свете, искажающем черты. Теперь же саврянин неподвижно стоял напротив, и солнце высвечивало каждую жилочку на бледной, как у выпущенного из подземелья узника, коже. Он чуть сутулился — не из-за высокого роста или привычки, а как хищный, настороженно сгорбившийся зверь, — но все равно был на голову выше Рыски. Жилистое угловатое тело, длинные, до пояса, спутанные волосы того холодного серебристого оттенка, какого не бывает даже у приграничных жителей — его дает только чистая саврянская кровь. Узкое, скорее некрасивое, но чем-то притягательное лицо с тонким носом и бледными губами. И глаза: ярко-желтые, из-за хищного разлета бровей еще более чуждые, чем у Рыски.

Первым тишину нарушил Альк.

— Что, нравлюсь? — хрипло, как после долгого сна, спросил он. Саврянин прихвастнул, акцент у него все-таки был. Но такой легкий, что сразу даже не поймешь какой.

— Нет! — вырвалось у Рыски от всей души. Девушка потупилась и судорожно сцепила пальцы, не зная, куда их девать — жутко не хватало веревочной опояски платья, которую можно комкать.

— Ну и дура. — Альк пошевелил плечами, понял, что на сей раз возвращение в крысу запаздывает, и отвернулся к корове.

Рыска отважилась снова поднять глаза. Мышцы на спине у саврянина были прорисованы так же четко, как и спереди. И… ниже тоже. Голые мужчины обычно выглядят глупо и жалко, как ощипанные петухи, но Альк скорее напоминал кота, которому одежда вовсе ни к чему.

Саврянин тем временем по-свойски потрошил котомку с вещами, выкидывая ненужное прямо на землю. За ночь одежда Жара высохла, и он снова переоделся в красно-зеленое, отложив новые штаны до лучших времен. Альк брезгливо фыркнул, но особенно смущавшая Рыску часть тела наконец скрылась под тканью.

— А рубашка где?

— Кажется, у лекаря забыли. — Вор укоризненно поглядел на подругу: вот если бы не твои оскорбительные подозрения, собрались бы как положено.

Но Альк уже выволок со дна котомки другую, аккуратно сложенную и ни разу не надеванную.

— Не трожь! Она для моего жениха! — возмутилась девушка, но саврянин бестрепетно сунул голову в ворот:

— Появится — отдам. Если не сгниет к тому времени.

— Сними немедленно!

Альк подергал за подол, пытаясь натянуть его до нужной длины.

— Ты любишь толстых коротышек?

Девушка поняла, что слегка промахнулась с размером: мерила-то по себе, а у мужчин туловище немного длиннее. Грудь же, наоборот, переоценила.

— Это просто ты — жердь портняжная! Отдай! — Рыска чуть не заплакала от бессильной злости. — Она же свадебная! Я ее три месяца вышивала!

— Ты имеешь в виду этих кошмарных зайцев со щучьими мордами?

— Это собачки! Они оберегами служат!

— От вшей?

— От зла!

— По-твоему, вши — добро?

— Жар!!! — обернулась к другу доведенная до предела Рыска. — Ну сделай что-нибудь! Скажи ему!

«Сделай» и «скажи» были разными вещами. Увидев искаженное лицо подруги с полными слез глазами, парень, не дослушав, размахнулся и заехал саврянину кулаком в наглую рожу. Точнее, попытался. Альк ушел от удара, как подхваченное ветром перо, а в следующий миг Жар уже летел на землю, не успев понять, что произошло. Саврянин подмял его, как волкодав дворняжку, и начал трепать. Именно что трепать, а не драться: заломил руку за спину, ухватил за волосы и ткнул лицом в землю. Выпустил, дал перевернуться и снова обездвижил каким-то хитрым приемом, заставив выть от боли — не то чтобы дикой, но заставляющей остро чувствовать свою беспомощность. Все попытки сопротивления саврянин гасил на корню, награждая Жара новыми пенделями. Казалось, Альк даже радуется упорству вора, не мстя за нападение, а спуская скопившуюся злость.

Рыска бестолково прыгала вокруг, не зная, что делать.

— Да подавись ты этой рубашкой, скотина! — с ненавистью и отчаянием прокричала она. — Только отпусти его!

Саврянин и сам уже разжал руки, поднялся. Жар остался лежать на траве, красный от борьбы и унижения.

— Сволочь, — простонал он, языком щупая зубы.

— Дурак, — не глядя огрызнулся Альк. — Нечего было нарываться.

— А что, молча стоять и глядеть, как ты мою подругу обижаешь?

— В следующий раз не полезешь.

— Полезу! — Жар с кряхтеньем поднялся, снова стиснул кулаки, хотя его пошатывало. — Ну, давай!

— Пошел ты… — Саврянин, похоже, начал жалеть о своей вспышке. Поморщился, прижал запястье ко лбу, словно борясь с приступом головной боли. С горечью бросил: — Да что вы вообще понимаете!

— Что ты либо конченый мерзавец, либо чокнутый!

Альк вздрогнул, отнял руку ото лба.

— Я. Не. Чокнутый, — резко изменившимся голосом сказал он.

— Значит, мерзавец! — в запале подхватила Рыска.

— А это ваши проблемы, а не мои.

— Тогда мы… мы… — Девушка лихорадочно поискала, чем его осадить, — и поняла, что только одним, уже до того затрепанным, что повторять стыдно: — Мы тебя дальше не повезем!

— Тогда я вам с лекарем помогать не буду. — Было видно, что Альку безумно хочется ее придушить, оседлать корову и поскакать в Шахты. Но он прекрасно отдавал себе отчет, что обратное превращение может произойти в любую щепку, и уж тут-то ему не поздоровится.