Книга Ее зовут Тень - Ксения Чайкова

Тень, словно окаменев, уставилась на падающего альма. По лезвиям клинков медленно сбегали серебристые капли крови.

— Ты… — как-то удивленно прошептал Каррэн, не сводя потрясенных глаз с храны. Она резко выдохнула и шагнула к нему, небрежным взмахом руки отогнав Тьму, истошно клекочущую и едва не садящуюся ей на голову.

— Прости. Ты знал, что так будет. И все равно рискнул, — тихо сказала храна, опускаясь на колени рядом. Торин едва не бросился между ними — прикрыть собой, оттащить в сторону безголовую девушку. Он, как не раз бывавший на охоте аристократ, прекрасно знал, что подходить к смертельно раненному зверю намного опаснее, чем к живому и полному сил, потому что его уже не сдерживает инстинкт самосохранения и безотчетное желание жить. Сейчас альм в последнем усилии рванется да как вцепится своей убийце в горло! Каррэн действительно поднял руку, но душить склонившуюся над ним девушку и не подумал. Измазанная серебряной кровью ладонь с нежностью скользнула по щеке храны, оставляя на ней кривой влажный след.

— Я тебя дождусь… там, на том свете. Вместе во Мрак вековечный спустимся. Только ты не торопись, хорошо?

— Хорошо, — сказала она, опуская ресницы. — Потерпи немного, сейчас…

Тонкие девичьи пальцы, уже давно отбросившие в сторону клинки, зашевелились, стремительно выплетая причудливую вязь магических пассов. Что собралась делать эта девушка с полными тьмы глазами? Неужели добивать альма магией?

Действительно, добивать. Закончив с пассами и бормотанием, она машинально отбросила назад волосы и еще ниже склонилась над Каррэном. Губы нежно дотронулись до покрытого бисеринками пота лба альма, потом ласково скользнули вниз, по переносице, осторожно поцеловали приоткрытые в растерянном оскале клыки…

— Сладко так умирать? — тихо спросила храна, на секунду поднимая голову и вглядываясь в белые глаза нечеловека, полные дикой тоски и боли.

— Сладко, — подтвердил он, ослабевшей рукой ловя девушку за шею и притягивая ее к себе. Тень послушно склонилась к нему, упавшие вперед волосы заслонили искаженные физической и душевной болью лица этой странной, ни на кого не похожей пары.

— Что она делает? — потрясенно выдохнул Торин, следя за тонкими девичьими пальцами, с нежностью зарывшимися с волосы альма.

— Добивает, — хладнокровно пояснил Батя. — Я как-то раз уже видел подобное заклинание, оно называется Последний Поцелуй. Это очень изысканный и нежный способ отнять чужую жизнь, и убийца, и жертва испытывают сильнейшее наслаждение, которое заканчивается совершенно безболезненным переходом в мир надлунный или во Мрак вековечный одного из них.

— Но… это же садизм! — в ужасе выдохнул Зверюга, с недоверием вытаращившись на странную пару.

— Не думаю, — вздохнул Папаша. — Так хотя бы Каррэн мучиться не будет.

— Но ведь… — начал один из близнецов, но тут Тень неспешно отшатнулась от своей жертвы, встала и медленно пошла к лошадям, по-прежнему не поднимая головы и занавесив лицо волосами. Каррэн остался на земле, даже самому неопытному и наивному человеку с первого же взгляда было ясно: альму уже не помочь. Но умер он, как ни странно, не от глубокой раны, а от чего-то очень приятного и ласкового…

Тень вдруг обернулась и с коротким яростным криком швырнула в тело альма сгустком огня, сорвавшимся прямо с пальцев и расчертившим воздух стремительной воющей параболой, повергнувшей в панику лошадей. Пламя полыхнуло аршин на десять вверх, увлекая за собой душу пепельнокожего парня, ехавшего с отрядом из самой Каленары и оказавшегося предателем. От его телесной оболочки не осталось и следа. Торин оторопело вспомнил спокойный голос храны, тихо произносящей: «Я буду с тобой до конца». И ведь ни словом не соврала. Просто забыла упомянуть, как скоро и для кого наступит этот самый конец…

Я-то думала, что знаю, что такое плохо! Плохо — это когда нечего есть, негде спать, нет работы, а вокруг одни недружелюбно настроенные рожи. А оказывается, нет. Это все ерунда. А вот когда понимаешь, что тот, кому ты верила, оказывается вовсе не таким уж белым и пушистым… Когда поднимаешь руку на того, кто стал дорог, дабы не ввергнуть в горнило войны Мрак знает сколько душ… Когда хочется выть от отвращения ко всему миру, и прежде всего к себе… Вот это действительно плохо!

Батя прикрикнул на своих подчиненных, и с вопросами ко мне не лезли. За что я была им очень благодарна. Торин, правда, попытался что-то спросить, но стоило мне поднять голову, как он шарахнулся в сторону и едва ли не храмовый знак для защиты сотворил. Я рассеянно дотронулась до щеки и только тогда поняла, что ухитрилась здорово измазаться в серебристой, как струи летнего ливня, альмовской крови. Географию Йанары я знала слабо и где искать источник, не представляла. Поэтому я просто умылась из горсти водой и вытерла лицо носовым платком.

Коня Каррэна я отпустила — просто хлопнула по крупу, и умное животное, понятливо фыркнув, неспешно порысило по дороге, ведущей к альмовскому городищу. Дай-то боги хоть ему благополучно добраться до дома. А мы отправились дальше.

Триалон, несмотря на поздний час (городские ворота мы проехали уже в темноте), встретил нас шумом и гамом. Город был немалый, стоящий на пересечении больших торговых дорог, а благодаря близости к Райдассе и Тэллентэру на его улицах царила многоязычная суета. Слышен был говор разных наречий, органично сплетавшихся в единый, сложный для понимания, но веселый шелест голосов, дрожащий над городом и заставляющий с интересом прислушиваться к любым разговорам, будь то степенная, рассудительная беседа ученых мужей или крикливая перебранка рыночных торговок. Триалон, на мой взгляд, походил на излишне полную дамочку, из кокетства стремящуюся затянуться в маленькое платьишко с тесным поясом, которое трещит и потихоньку расходится по швам под напором жиров. Роль платья и пояса выполняли городские стены, а обильных телес — дома и лавки горожан, стремящихся всячески расширить свои владения. За стеной им было уже откровенно тесно, но на такое масштабное действо, как перенос укреплений, рвов, ворот и каменной кладки горожане еще явно не были готовы. В результате стены едва ли не трещали под напором разрастающегося города.

Торин, раззявив рот и расширив глаза до размеров средних блюдец, едва не падал с лошади, стараясь рассмотреть все и сразу. Слабое знание, вернее, можно сказать, почти полное незнание йанарского языка вовсе не мешало ему цепляться к аборигенам и пытаться выспросить у них какую-то ерунду. Близнецы, сносно щебетавшие на местном наречии, и то вели себя спокойнее и сдержаннее, хотя по всему было видно, что за пределы Райдассы они выбрались впервые в жизни. Папаша оглядывался по сторонам с явным одобрением — близость к Тэллентэру не привлекала ненавистных ему эльфов, так что на улицах поселений Йанары их можно было встретить гораздо реже, чем в любом городе Райдассы, Толкана или Вейнанны. Зверюге же, казалось, на все было откровенно наплевать. Я не уставала поражаться и даже слегка завидовать меланхоличному созерцательному спокойствию этого парня, вышедшего из себя на моей памяти только один раз — когда разбойники безнадежно ранили его любимую лошадь.