Книга Коварство без любви - Лариса Соболева

– Как горько, обидно заканчивать так жизнь, – вздохнула Карина. – Она боролась за место в театре и тогда, когда это стало бессмысленным делом. У Ленки отнимали ее жизнь, она и бросила им кость, но при том едва не утащила всех за собой. Юлика поймают?

– Без сомнения, – улыбнулась Оксана. – А ведь ваш рассказ о нем тоже помог. С его стороны было глупостью убивать директрису, но человек, однажды убивший, уверен в своей ловкости и хитрости. Кстати, директриса и дала показания против него. Он принес пирожные, готовил кофе, после чего Эре Лукьяновне стало плохо. А Анна рассказала, почему осталась в театре. Сама она подбросить заколку не могла, да и причин у нее не было убивать директора. Овчаренко тоже исключалась. Юлиан понадеялся списать на отравителя, а отравитель-то давно на том свете, этого он не знал. Вот так мы вычислили Юлиана.

– Эпоха поистине Кощей Бессмертный, – и Карина открыла дверцу, спустила ноги на землю, затем обернулась. – Если б не палец Лены, вы бы меня так и подозревали?

– Полагаю, все равно мы вышли бы на самоубийство, но позже, много позже.

Карина попрощалась и смотрела вслед машине, пока та не свернула за угол. Поднявшись на свой этаж, долго не решалась позвонить, стояла наедине с мыслями, а они все были о Елене Ушаковой. В такие минуты ищешь собственную вину, хоть и подсказывает логика, что это глупо.

Дверь открыла дочь, закричала:

– Мама! Папа, мама вернулась!

В прихожую вылетел Игнат, обнял. Наконец приехал.

– Тебя так долго не было... – захлюпала носом Карина.

– Тчшш... – гладил он ее по волосам, прижимая крепко-крепко. – Я все знаю, все. Не говори ничего... только... чего ты сейчас хочешь?

Их обоих обнимала дочь, плакала от радости. Карина отстранилась от мужа, заглянула ему в глаза – самые замечательные глаза в мире, и сказала:

– Полстакана водки, сигарету и... чтобы вы всегда были со мной.

– Так мало? – рассмеялся он.

Карина на мгновение задумалась: а правда, неужели это все, что ей нужно? Когда-то этого было недостаточно. Когда-то она забрасывала семью, бежала на репетиции и счастлива была лишь на сцене... но сейчас.. и в будущем...

– Это много, очень много, – сказала она мужу.

3

Понедельник... Нет, все же понедельник день сюрпризов. Степа с Яной пришли во дворец бракосочетания. Им дали заполнить бланки. Степа достал авторучку, и вдруг...

– Если ты сейчас ответишь, я тебя точно убью, – пробормотала Яна, предчувствуя крах надежд.

– Янка, я не могу не ответить, – вынимая из кармана мобильник, произнес он. – Заречный слушает...

– Степан... – послышался трагический голос Куликовского. – Срочно приезжай к прокурору. Срочно. Тебя вызывает прокурор.

– А что случилось?

– Приезжай немедленно! – рявкнул Кулик.

Степа виновато уставился на Янку. Девушка надула губы:

– Мы никогда не то что не поженимся, заявление не подадим. Куда?

– Прокурор вызывает, – вздохнул Степа. – Знаешь что, ты захвати бланки, а я дома заполню, потом привезу сюда. Угу?

– Да хоть двадцать «угу»! Но при подаче заявлений нужны двое, а не один. Я сегодня уже пропустила институт.

– Ничего, все уладим, – уже на ходу бросил он.

У прокуратуры знакомая машина, в ней Толик и Костя Луценко хохотали аж до икоты, Степу не заметили. «Что они-то здесь делают?» – подумал он и вбежал в здание прокуратуры.

Прокурор, важный, как артист Кандыков, восседал за прокурорским столом. Здесь же находился и Куликовский. Оживились, когда Степа вошел, значит, действительно его ждали. Что за интерес у прокурора к его персоне? Он первый раз у него на приеме, разумеется, недоумевал. Прокурор предложил присесть напротив. Степа присел. Прокурор ел его глазами – точь-в-точь Оксана Волгина на допросах. Когда тебя так рассматривают, словно ты натворил невесть что, становится не по себе. Степа заерзал. Прокурор протянул ему лист бумаги:

– Читай, Заречный.

Взял лист и начал вслух:

– «Самаму главнаму прокурору города...»

– Читай про себя, мы уже наизусть знаем, – строго сказал прокурор.

На листе было написано вкривь и вкось:

«Самаму главнаму прокурору города. Даводим до вашиво свединия, что старший летенант Заречный Степан напал на людей, каторых жисть и так жистока обидила. Напал он ночью с бандюками сваими, надел наручники, ни паказав бумашку на арест. Бандюки и Заречный вывизли нас за город, пастроили. Бандюки стали капать яму глыбокую. А Заречный сказал, шо замочит нас. И шо яму ту капают для нас, шоб нас закапать туда. Один наш пацан выступил против насилия. Заречный выстрилил в ниво аж два раза. Наш пацан сканчался на месте. А бандюки взяли нашиво пацана и бросили в яму и стали зарывать. А мы все разбижалися. Гражданин прокурор, просим вас наказать Заречнова. Он садюга и таким нет места в органах. Эдак каждый будит стрелять в нисчасных людей. Труп нашиво пацана найдете на двацатом километре у самово берега. Там видно. Земля вскопана. С уважением...»

Далее следовали подписи. Степа принялся считать количество:

– Три... шесть... десять... двенад...

– Прочел? – гаркнул прокурор. – Заречный, как ты мог совершить преступление?!!

Степа положил лист перед прокурором и спокойно спросил:

– А где труп?

Пауза. Прокурор откинулся на спинку кресла, упираясь кистями рук в стол, долго смотрел на Степана. Куликовский тоже с нескрываемым интересом следил за Степаном и помалкивал. В кабинет влетела Волгина:

– Можно?

Она вся была полна решимости, наверняка на выручку примчалась. Степа, повернувшись к ней, изобразил несколько зверских гримас, означавших: молчи. Она не поняла, бросилась в защиту:

– Должна доложить, что Заречный не мог сделать то, в чем его обвиняют. Все это время он и я были вместе.

Степа подпер ладонью щеку и мысленно материл Оксану. Прокурор перебил ее:

– Капитан Волгина, я вас приглашал?

– Но... – не смутилась Оксана, однако договорить ей прокурор не дал:

– Сядьте! Предупреждаю: вы, капитан Волгина, пойдете как соучастница, раз все это время вы и он были вместе.

Оксана присела на краешек стула, выпрямив спину и сложив руки на коленях. В этот момент она Степе напомнила Марию Рубан. О, как люди похожи друг на друга! А прокурор тем временем вычислял, каким образом просочилась информация за стены его кабинета. О письме бомжей знала секретарша и два заместителя. Потом узнал Куликовский. Кто же из них растрепался? Ничего нельзя утаить даже в прокуратуре! Бардак!

Он бы еще долго рассуждал про себя об утечке информации, но в кабинет вошли двое в штатском. Один из них лишь покачал отрицательно головой. Прокурор сказал, что они могут быть свободны, а Степана спросил сурово: