Книга Филин - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Его надо упаковать, Вероника, по полной программе.
– Думаю, «Карден» на нем смотреться не будет.
– Что-нибудь попроще.
– «Хуго Босс», очень солидный костюм, достаточно строгий, но в то же время элегантный. Пройдемте, – и холеная женщина предложила Сереброву, генералу Кабанову и Кристине пройти в примерочную.
Костюм на генерале сидел как нельзя лучше.
– Брюки мы сейчас подложим, вам придется подождать ровно десять минут.
– Сколько это будет стоить? – шепотом спросил генерал.
– О деньгах потом. Вам нравится костюм?
– Даже не знаю, я сам себе не нравлюсь.
– Папа, изумительно, ты становишься похожим… – ей хотелось сказать «на человека», но она боялась обидеть отца, – ты становишься похожим на Сергея Владимировича.
Серебров в это время пошел подобрать галстук в тон пиджаку. Кожаную папку генерала он держал в руках. Генерал, занятый созерцанием своего отражения в зеркале, даже забыл о ней на некоторое время.
Серебров вернулся с тремя галстуками.
– Кристина, помоги отцу.
– Я не умею завязывать такие элегантные узлы.
– Я помогу, на, держи папку.
Он отдал папку с бумагами и кассетой дочери Кабанова, сам же быстро завязал узел, натянул на шею.
Генерал смотрелся на все сто. Он сразу же стал похожим на ответственного работника министерства иностранных дел.
Кристина ликовала. В таком виде отец ей нравился, с таким даже по улице пройти не стыдно. Себе Серебров тоже кое-что приобрел, в его руках был аккуратный пакет, темно-синий, с эмблемой магазина.
– К сожалению, Кристина, для тебя здесь ничего не купишь, магазин сугубо мужской.
Серебров просчитал четко: генералу костюм от «Хуго Босс» в конце концов понравится и будет сидеть на нем как влитой. Недаром ведь «Хуго Босс» был знаменит тем, что в свое время смоделировал форму для вермахта и гестапо. Но рассказывать об этом Серебров не стал. Генерал ненавидел фашистов так же, как наркоманов.
Ровно через десять минут Вероника, улыбаясь Сереброву, как самому дорогому гостю, как человеку, от которого во многом зависит ее благополучие, принесла брюки. Генерал надел их и появился из-за ширмы во всем великолепии.
– Ну, папа, я даже не знала, что ты можешь быть таким.
– Хватит, дочь, – отрезал генерал.
– Спасибо, Сергей Владимирович, – привстала на цыпочки Кристина и поблагодарила Сереброва.
Сергей Владимирович поплотнее прижал фирменный пакет, в котором нащупывал под сорочкой твердую кассету, незаметно изъятую им из кожаной папки генерала Кабанова, когда тот любовался своим отражением, позабыв обо всем на свете.
В предвыборном штабе генерала все ахнули, когда увидели Григория Викторовича. Комплименты сыпались со всех сторон – и от мужчин, и от женщин.
– Генерал, вы будете самым элегантным депутатом, – сказала молодая журналистка.
Зал был полон. Генерал с пресс-секретарем поднялся на сцену. Там стояли телевизор и видеомагнитофон. Телевизор был с большим экраном. На штативах стояли камеры, на столе микрофоны и диктофоны. Серебров занял место в дальнем конце зала, прижавшись плечом к колонне.
Пресс-секретарь генерала представил его. Кабанов начал пространную речь. Выглядел он великолепно, говорил же, по мнению Сереброва, не очень. Иногда запинался, иногда терял мысль, но все же зал понемногу разогрелся, слушая откровения Кабанова.
– А теперь, журналисты, я хочу вам сказать правду… Судьба страны во многом зависит от вас, именно вы должны сориентировать народ, чтобы граждане нашего государства, нашей многострадальной державы сделали правильный выбор. Вот в моих руках кассета. Я от вас ничего не скрываю, эта кассета полностью изобличает моего конкурента, бывшего следователя районной прокуратуры Игоря Ивановича Горбатенко. Просмотрев ее, вы увидите, что он за человек, поймете, с кем связан, какой образ жизни ведет. Я же всегда выступал, выступаю и буду выступать за нравственность наших людей. Да что толку говорить, смотрите, – генерал подал кассету своему пресс-секретарю, и тот вставил ее в видеомагнитофон Экран телевизора вспыхнул, телевизор включен был на всю громкость. Гнусавый голос объявил:
– Приват порно, крутое русское порно! – и на экране возникло изображение. Три солдата и прапорщик в каком-то ангаре, заполненном боевой техникой, трахали двух девиц, при этом громко и грязно матерились через слово. Стоны, охи, ахи, мат смешивались в один комичный жуткий клубок. Генерал Кабанов смотрел на экран, медленно меняясь в лице.
– Выключи! – заорал он громовым голосом, схватил со стола пульт и принялся невпопад нажимать кнопки. – Выключи! Выключите свет! – кричал генерал, прижимая пятерню к тому месту, где у нормальных людей бьется сердце. – Прекратите безобразие, это свинство! – пошатываясь, генерал выскочил из зала, швырнул пульт.
Журналисты хохотали, улюлюкали, кричали, кое-кто скандировал:
– Аи, генерал! Браво, браво, вояка!
– Вот это да! Вот это номер! Вот это пиар, мать его!
Генерал Кабанов закрылся в кабинете.
«Еще, чего доброго, застрелится, – подумал Серебров. – Генералы, они тоже не из железа сделаны».
Горбатенко узнал о случившемся через час. Он хохотал, прыгал по своему кабинету, пока наконец не успокоился.
Подобного позора генерал Кабанов не испытывал никогда в жизни. За спиной у него шушукались сотрудники избирательного штаба, уже понимая, что вся их работа, все усилия ушли коту под хвост.
Один умник сострил:
– С чем генерал боролся, на то и напоролся.
С лицом мрачным и темным, как у висельника, генерал Кабанов покинул штаб.
Нестеров и Скворцов узнали о случившемся почти сразу. Нестеров скрипел зубами, стучал кулаком по столу, проклиная генерала-идиота, которого подставили как последнего лоха. Скворцов тоже был вне себя от ярости. Но ярость Нестерова и Скворцова была ничто по сравнению с теми чувствами, которые бушевали в душе генерала Кабанова: «Я просто весь как в дерьме, словно меня, как последнюю шлюху, высекли розгами в центре площади, перед народом».
Журналисты ликовали. Ехать на пресс-конференцию к Кабанову им не очень хотелось, но теперь они были вознаграждены сполна. Эти сюжеты будут во всех информационных выпусках ключевыми, ведь подобного в избирательных кампаниях последних лет еще никогда не случалось. Генералу Кабанову звонили по всем телефонам, требуя разъяснений, опровержений.
Генерал сидел в кабинете и допивал вторую бутылку водки. Он понимал, что пресс-конференция – огромная жирная точка, поставленная на его карьере. После такой грязи ему уже не отмыться, какие благородные поступки он бы ни свершил. Все будут говорить: