Книга Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней - Эрик Кандель

Рис. 21–2.

Открытие роли островка в самосознания стало важным шагом в изучении механизмов эмоций. Другим шагом стали поиски структур мозга, обеспечивающих первоначальное, бессознательное ощущение изменений физиологических состояний нашего тела. Первые данные, указывающие на существование таких структур, были получены в 1939 году Генрихом Клювером и Полом Бьюси, исследовавшими работу мозга обезьян в Чикагском университете. Клювер и Бьюси обнаружили, что удаление височных долей обоих полушарий, включая миндалевидное тело и гиппокамп, лежащие в глубине этих долей, приводит у обезьян к резкой перемене поведения. Дикие обезьяны делались ручными. Кроме того, они становились бесстрашными, а их эмоции оказывались притуплены.

В 1956 году Лоуренс Вайскранц, продолжавший исследования в этой области, сосредоточился на изучении функций миндалевидного тела. Вайскранц обнаружил, что удаление миндалевидного тела в обоих полушариях вызывает у обезьяны расстройство как врожденного, так и приобретенного страха. Лишенные миндалевидного тела обезьяны не могли научиться избегать болезненных ударов током и, казалось, были не в состоянии распознавать ни положительное, ни отрицательное подкрепление. Напротив, когда Вайскранц стимулировал током миндалевидное тело здоровых обезьян, они демонстрировали признаки страха и тревоги. Это открытие стало первым указанием на принципиальную для эмоций роль миндалевидного тела.

Джозеф Леду, один из ведущих современных исследователей нейробиологии эмоций у животных, обнаружил, что миндалевидное тело управляет эмоциями через связи с другими отделами мозга. В экспериментах Леду использовал классический метод выработки условных рефлексов по Павлову (рис. 21–3). Чтобы научить крыс бояться звукового сигнала, он включал его перед тем, как животные получали по ногам удар током, заставлявший их сжиматься и замирать. После нескольких раз крысы усваивали, что звуковой сигнал предвещает удар током, и, услышав его, сразу замирали.

Рис. 21–3.

Затем Леду изучил путь, по которому информация о звуковом сигнале достигает миндалевидного тела – центра управления страхом, и обнаружил, что слуховая информация может попадать в миндалевидное тело двумя путями. Первый – прямой. Он начинается в таламусе и ведет непосредственно в миндалевидное тело, где слуховая информация совмещается с осязательной информацией о болевых ощущениях, также поступающей в миндалевидное тело непосредственно из таламуса. Этот путь служит для бессознательной обработки сенсорных данных и автоматического связывания сенсорных аспектов того или иного события. Этот путь быстрый и довольно негибкий. Информация поступает из таламуса в миндалевидное тело с минимальной обработкой. Затем миндалевидное тело посылает информацию в гипоталамус, управляющий физиологическими реакциями на эмоциональные стимулы и, по-видимому, кодирующий бессознательные аспекты эмоций в виде определенных конфигураций нейронной активности. Гипоталамус, в свою очередь, передает информацию о физиологических реакциях в кору больших полушарий.

Второй путь, ведущий из таламуса в миндалевидное тело, непрямой. Он действует параллельно первому. На самом деле состоящий из многих проводящих путей, он посылает информацию из таламуса по системе областей в коре, в том числе получающих сведения о физиологических реакциях и других аспектах среды. По непрямому пути информация поступает в миндалевидное тело медленнее и может некоторое время идти и после того, как звуковой сигнал затихает, а электрический ток прекращается. Непрямой путь в состоянии участвовать в сознательной обработке информации. Леду утверждает, что два указанных пути обеспечивают две составляющих “эмоционально ощущаемого объекта” (по Джемсу): незамедлительную бессознательную реакцию и замедленное сознательное осмысление.

Активируя прямой путь, ведущий в миндалевидное тело и гипоталамус, условный стимул (например звук, который в прошлом предвещал удар током) способен заставлять сердце колотиться, а ладони вспотеть еще до того, как мы осознаем (через активацию непрямого пути), что за звук только что услышали. Таким образом, миндалевидное тело может быть задействовано и в машинальных (инстинктивных), и в сознательных (когнитивных) компонентах эмоциональных состояний.

Работа прямого и непрямого путей может составлять физиологический механизм явления, описываемого теорией Джемса – Ланге. Согласно ей сознательные чувства, обеспечиваемые корой, возникают в ответ на тот или иной стимул после, а не до физиологической реакции, вызываемой этим стимулом. Вначале миндалевидное тело быстро, машинально и бессознательно оценивает эмоциональное значение стимула и запускает соответствующие управляемые им же физиологические реакции. Затем гипоталамус и автономная нервная система осуществляют эти реакции, рассылая по телу “инструкции”. В таких реакциях задействованы не только структуры мозга, но и потеющие ладони, напряженные мышцы, колотящееся сердце. Сами еще не осознавая, мы можем испытывать острое чувство страха.

Связью миндалевидного тела со зрительной и другими сенсорными системами, вероятно, обеспечивается замечательная способность нашего мозга преобразовывать биологически значимый зрительный стимул (например опасное животное) в сознательную эмоциональную реакцию. Исследование миндалевидного тела и его двусторонних связей с островком, соединенным, в свою очередь, со средней частью таламуса (она задействована в обработке эмоциональной информации, например о болевых или эротических стимулах), наконец позволило ученым проникнуть в глубины психики. Они смогли приступить к изучению связи сознательных и бессознательных ощущений – Святого Грааля психоаналитических теорий Фрейда.

Как эта связь может участвовать в восприятии портретов Кокошки или Шиле? Наша первоначальная реакция на их портреты машинальна, подобно реакции на опасное животное. Утрированные черты лица и тела или выразительные цвета и текстура вызывают у нас активацию миндалевидного тела через довольно прямые проводящие пути, сходные с теми, через которые в экспериментах Леду активировалось миндалевидное тело крыс в ответ на удар током. Эти особенности картин австрийских модернистов действуют подобно удару током. Дальнейшие наши реакции включают обработку и совмещение остальных деталей картины (а также сенсорных особенностей контекста, в котором мы ее рассматриваем) с нашей первоначальной реакцией. Эти процессы осуществляются преимущественно через непрямые проводящие пути. В результате встреча с картиной Кокошки или Шиле становится ярким эмоциональным опытом.

Отмеченный Джемсом переход от “просто воспринимаемого объекта” к “эмоционально ощущаемому объекту” происходит незамедлительно, и эти портреты с самого начала не просто воспринимаются, но и ощущаются эмоционально. Мы испытываем нечто подобное тому, что ощущаем при виде опасного животного, появление которого одновременно воспринимаем и чувствуем.