Книга Деньги дороже крови - Владимир Гурвич

Она обдала меня почему-то презрительным взглядом и поспешила к выходу. Вслед за ней появился и сам Фрадков. По-видимому, ему еще не доложили, что я приехал, потому что, увидев меня, он явно смутился.

Вот, значит, как проводит он время, приглашает к себе проституток, пока его жена с детьми пребывает в заграничной ссылке. Любопытно, сколько он заплатил девице, поди опять пожадничал. Не зря же она так презрительно взглянула на меня, думая, что я с ним заодно.

Фрадков остановился возле меня, весь его вид все еще отражал смущение. Он прекрасно понимал, что я понял, что эта за девица, и какие функции она тут выполняла.

— Каждому надо маленькое отдохновение от трудов тяжких, — вдруг со смешком пояснил он. — Вы же меня понимаете как мужчина? — с какой-то даже надеждой спросил он.

— Очень даже хорошо, Михаил Маркович, — решил подыграть ему я. — И сам грешен.

— Вы — тоже, — откровенно обрадовался Фрадков.

— И я — тоже, — совершил я сам на себя поклеп. — Работа напряженная, где найдешь настоящую женщину. Для этого надо много времени. А у вас с ним еще хуже.

— Вы абсолютно правильно заметили. На нормальную жизнь времени совсем не остается. Каждый день думаешь: сегодня пошлю к черту все дела. Но их столько, что и после смерти будешь заниматься ими. Вот и приходиться, — безнадежно махнул он рукой.

— Да, такова уж наша участь.

Фрадков не без благодарности посмотрел на меня. Вот что значит проявить сочувствие и понимание, даже такой, как Фрадков, начинает испытывать почти совсем человеческие чувства.

— Пойдемте, посидим, выпьем, закусим, — почти по-дружески пригласил Фрадков.

Мы миновали несколько комнат. Еще когда я очутился тут в первый раз, меня удивляло то обстоятельство, что для такого просторного дома в нем было очень мало мебели. Сейчас же ее стало еще меньше, что снова наводило на мысль о том, что обитатель этого особняка собирается уезжать отсюда. Не случайно же, что от ворот отъехала большая фура.

Мы оказались в комнате, где нас уже ждал скромно накрытый стол. Какие-то бутерброды с дешевой ветчиной и рыбой, чипсы и еще какая-то подобная ерунда. Я плохо поужинал и чувствовал сильный голод. Это же угощение вызывало во мне лишь чувство раздражения. Неужели, в самом деле так питаются миллионеры?

— Угощайтесь, — тоном хлебосольного хозяина предложил Фрадков.

Я выжил на лице благодарную улыбку и потянулся за бутербродом. Фрадков же разорвал пачку с чипсами и стал быстро совать их в рот.

— Я меня важный к вам разговор, — вдруг произнес он.

— Слушаю вас, Михаил Маркович.

— Я не доверяю Костомарову, — вдруг произнес он, переправляя в рот чипсы уже из второй пачки.

— Почему? — насторожился я.

Фрадков быстро взглянул на меня.

— Я кое-что обнаружил. В последнее время он на свою службу истратил большие деньги. Значительно больше выделенного ему лимита.

— Но каким образом ему это удалось?

Теперь Фрадков многозначительно посмотрел на меня.

— Эти счета ему подписывала Марина Анатольевна.

Я почувствовал сильное волнение. У меня возникло чувство, что я приближаюсь к отгадке если не всего, то многого.

— Но зачем, она же опытный финансист, знает, что нельзя выходить за рамки утвержденного бюджета.

— Вот и я задаю себе этот же вопрос. А если они объединилсь?

— Но ради чего?

Фрадков молчал, устремив свой взор к полу, но при этом не забывал перекладывать чипсы уже из третьего пакета себе в рот. Сколько же он их может поглотить съесть за раз, пришла ко мне совсем не кстати мысль. Как будто бы сейчас самое время задаваться такими праздными вопросами.

— Вот и я спрашиваю себя: ради чего? Как вы думаете?

— Теряюсь в догадках.

— А мне кажется, что они что-то затеяли.

На этот раз я решил благоразумно промолчать.

— У вас нет никакой на этот счет информации? — Его глазки буквально буравили меня.

Уж не провокация, не ловушка ли это? Что если он получил запись нашей беседы с Мариной? И все же чутье мне подсказывало, что дело тут в чем-то другом.

— Нет, мне ничего о том неизвестно.

Фрадков разочаровано вздохнул и потянулся за новой упаковкой чипс. Я почувствовал, что это их неумеренное пожирание вызывает во мне и отвращение и раздражение.

— Я хочу сместить Костомарова, — вдруг произнес он. — Что вы думаете об этом?

— В свое время он подверг меня весьма жестокому испытанию. А потому я вряд ли могу испытывать к нем теплые чувства. А Царегородцеву?

Фрадков вдруг достал лежащей под скатертью пакет и протянул его мне.

— Тут десять тысяч баксов. Получите еще столько, если узнаете, что они затеяли. И кто в этом дуэте закоперщик? Вы ведь, кажется, в хороших отношениях с Мариной Анатольевной?

Я точно знал, что если откажусь от денег, Фрадков навсегда потеряет ко мне всякое доверие. Человек, который их не берет, для него не существует. Более того, это очень подозрительный и опасный тип. Поэтому я положил конверт во внутренний карман пиджака.

— Это еще не все, — сказал Фрадков. — Я бы хотел, чтобы место Костомарова заняли бы вы. Как вы на это смотрите?

— Это слишком неожиданное предложение, я не могу ответить на него с ходу. — Я в самом дел не знал, принесет ли мне эта должность дополнительные преимущества в моей позиции или, наоборот, сделает более уязвимым.

— Я понимаю. — Фрадков слегка наклонился в мою сторону. — Если вы в ближайшее время будете поступать верно, то вскоре сможете заработать гораздо больше денег. Я вам обещаю.

— Спасибо, я ценю ваше доверие. Но мне трудно решиться.

— Время еще есть, но его совсем немного.

— Но что означает: поступать верно?

Фрадков как-то набычился. Я почти физически ощущал, как двигались в его голове валы мыслей. Наконец он нашел нужный ему ответ.

— Делайте то, что я вам говорю, этого пока вполне достаточно. Хотите еще что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо.

— В таком случае благодарю за то, что вы приехали ко мне. Вас проводят.

— Фрадков встал и вышел из комнаты, не сказав даже «до свидание». Впрочем, это как раз я мог ему простить хотя бы за то, что сегодня он мне, может быть, и сам того не подозревая, поведал немало ценного.

Глава 35

Я ехал по ночному шоссе в полном одиночестве. За исключением луны нигде не было заметно ни огонька. Невольно меня охватило ощущение, что я нахожусь один на земле, и больше нет никого. Ни Фрадкова, ни Кирикова, ни даже Царегородцевой. Весь мир принадлежит только мне, и я могу им распоряжаться по своему желанию и разумению.