Книга Сексуальная жизнь сиамских близнецов - Ирвин Уэлш

– Приве-е-ет!

– Молодец, что пришла, – цежу я сквозь сжатые зубы.

– Я всегда ужасно стеснялась тебе признаться, что мне очень нравятся книги твоего отца. Я прямо слышу голоса его персонажей, как будто это ты говоришь, когда злая. Я ста-авлю ма-ашину на улице Бо-асста-ана[90].

Я пытаюсь улыбнуться, но чувствую, что лицо у меня все трещит, как смятая пачка чипсов: из-за занавеса под вежливые аплодисменты выходит отец. Его представляет какой-то мужик средних лет, похожий на профессора, но одетый, будто только что пришел с того гольф-поля. Отец выглядит подчеркнуто демократично в серой толстовке с надписью «Нью-Ингланд пэтриотз»[91]; он сбросил килограмм десять с момента, когда мы последний раз виделись, отрастил и слегка подкрасил волосы, сохранив, правда, стратегически важную седину на висках. Заметив меня в первых рядах, он в шутку отдает честь.

– Твой отец так хорошо выглядит, – говорит Мона. – Сколько ему лет?

– Пятьдесят восемь, – отвечаю я.

– Вау! Отлично сохранился! Наверно, нехорошо так говорить, но он вполне себе секси.

– Да ладно, нехорошо, просто неприлично и грубо, блядь! – рявкаю я и вижу, как она втягивает голову в плечи. Что, выкусила, тварь! С такой рожей, будто сожрала лаймовый пирог на тысячу калорий!

Я смутно слышу, как она что-то мямлит в свое оправдание, но на меня это уже не действует. Я чувствую только, что волосы встают дыбом по всему телу, а по коже бегут мурашки, потому что я вижу в зале Либа и мать! Они устраиваются впереди нас через пару рядов. Охуеть, глазам не верю! Они же только через десять дней должны вернуться!

Я просто не знаю, что делать: первый непреодолимый импульс – бежать отсюда прямо сейчас, и я уже приподнимаюсь, пока Мона что-то бубнит мне в ухо, но в этот момент мать оборачивается, замечает меня, улыбается и сразу смущается, видя нескрываемый ужас на моем лице. Я в панике, кожа ледяная, в голове только одна картинка: Соренсон на цепи. Времени на побег уже нет: мама с Либом идут к нам, и какие-то мужик с бабой, ворча, отсаживаются, чтобы их пустить. Я неуклюже знакомлю их с Моной, пытаясь справиться с волнением. В зале стало жутко жарко, я чувствую запах этих прогорклых старых тел вокруг нас; мама и Либ дружелюбно здороваются. К моему невероятному облегчению, они явно еще не были в квартире и не видели Лину. Пока.

Профессор подходит к микрофону, прокашливается, звук фонит, зал погружается в тишину.

– Добрый вечер, я рад приветствовать вас в отеле «Билтмор». Меня зовут Кеннет Гэри, я преподаю на кафедре английской литературы в Университете Майами.

В голове пробегает мысль: «Надо же, в Университете Майами есть кафедра английской литературы», – и в этот момент ко мне наклоняется Либ.

– Я тут ни при чем, Люси, – говорит он многозначительно. Я и забыла, какой он, в сущности, хороший мужик. Он старался быть мне нормальным отчимом, но я, видимо, так и не дала ему шанс.

– Я знаю, Либ, ничего страшного.

Мать качает головой и игриво толкает его, чтобы сел ровно, потом придвигается ближе ко мне.

– Нездоровое любопытство взяло верх, огуречик, – ухмыляется она. Тут ее лицо вдруг приобретает серьезный вид. – Как ты?

– Я… Я в порядке, почему вы вернулись? Что случилось? Примирительный круиз…

– Прошел лучше, чем мы думали, доча. – И она протягивает мне руку, показывая бриллиантовое кольцо. – Разрешите представиться: будущая миссис Либерман. Стану ею очень скоро.

– Поздравляю… – вздыхает Мона. – Какое краси-и-ивое…

– Так а что круиз-то? – слышу я собственный нервный голос: не сдержалась.

– Вчера вернулись. Решили сократить и обойтись без Южной Америки: сошли на Ямайке и прилетели в Майами, – говорит она, нахмуривая брови и глядя поверх очков. – С квартирой все в порядке?

– Да, конечно в порядке, – отвечаю я, сливая напряжение, и мы переключаем внимание на ведущего презентации.

– Том Бреннан возник практически ниоткуда и стал не только одним из самых популярных авторов детективных романов в Америке, но и одним из самых именитых современных литераторов вообще. – И он смотрит в зал чуть ли не с вызовом, а мать закатывает глаза. – Если рассматривать сегодняшний уровень так называемой криминальной литературы, – продолжает он, – я бы сказал, что настоящий криминал тут в том, что авторов этих произведений даже не рассматривают как кандидатов на такие престижные литературные награды, как, например, Пулицеровская премия…

Мать понижает голос и нагибается ко мне:

– Хорошо, потому что надо бы, чтоб ты присмотрела за ней еще месяц. Мы решили, что Карибское море свою порцию волшебства отработало, и дальше торчать там смысла не было, пора закрывать сделку, – говорит она, а Либ в этот момент ласково сжимает ей руку. – Завтра летим в Тель-Авив, – выдыхает она, снова показывая кольцо, – затягивать узелок.

– Поздравляю, – шепчу я.

– Как здорово. – Монин мерзкий высокочастотный писк заставляет людей перед нами обернуться.

– Это я предложил, – говорит Либ. – Никогда не был в Израиле. Хочу, чтобы мы поженились именно там.

– Каждый человек, доча, должен включить Иерусалим в список мест, обязательных для посещения. Чтобы не сказать, для посещения перед смертью, ибо Дебра Уилсон учит нас исключать из речи мрачную терминологию, – говорит мать, после чего откидывается на сиденье и начинает пристально рассматривать отца на сцене; они не были вместе в одном помещении лет, наверно, двадцать.

Отец старается не выглядеть слишком самодовольно, профессор продолжает расхваливать:

– …выдающийся человек, который прошел путь от борьбы с криминалом до создания криминальной литературы. Бостон автора и Бостон его непростого героя Мэтта Флинна предстают в романах так ярко благодаря его великолепному прозаическому стилю – простому для восприятия, но при этом строгому и хирургически точному…

– Пусть этот идиот уже замолчит. Ощущение, что это какое-то большое недоразумение, – ноет мать, и мужик перед ней снова оборачивается.

Либ стреляет в нее взглядом из серии «я же тебе говорил».

– Хорошо выглядит папаша, – говорю я ей.

– Ну да, – нехотя соглашается она, сжимая лапу Либа, – но все равно у меня на руках товар получше. – Она понижает голос еще на одну октаву, и я замечаю запах перегара у нее изо рта. – Кто лучше в постели – еврей или айриш? Ответ, по-моему, очевиден!

Вводный подхалимаж закончился, отец подходит к трибуне, мать опять ворчит, но на нее тут же шикает какая-то бой-баба, сидящая позади нас. Мать резко встает и набрасывается на нее: