Книга День учителя - Александр Изотчин

Андрей поехал домой переодеваться, ему надо было еще поспеть в подвал на дежурство. А ночью он подумал, что зря все это наговорил Завьяловой: «Конечно, сезон теперь можно начать. Но Ирка не тот вариант. Не будет же она всегда расхаживать в костюме куртизанки. А если вспомнить ее… Ну, такую, всегдашнюю… Ничего особенного и нет. Ведь не зацепляла же она меня все эти годы. Да и сейчас… Чего, собственно, у нас получится? Съездим в эту Валентиновку, трахну я ее, а дальше? А дальше она работает в институте, и никуда ты от нее не денешься. Будет как с Мешковской. Интересно, а что у нее в Валентиновке? Дача, что ли?» Его еще какое-то время мучила совесть, особенно когда иногда в квартире на Волгоградке раздавался телефонный звонок и некто звонивший молчал в трубку. А потом он встретил Настю, и Завьялова была прочно забыта, так, как будто ее не было никогда. И вот в августе она заявилась в библиотеку.

— Ба, кого мы видим, ты тут откуда? — Куприянов встал, приветствуя Ирину.

— Привет, Саша. Здравствуй, Андрей. Вот проходила мимо, дай, думаю, зайду, посмотрю, как вы тут пропадаете в такую жару.

«Куда это она тут мимо проходила, по мертвому московскому центру?» — раздраженно думал Мирошкин. Он отметил, что Завьялова похудела, укоротила волосы и ей в целом идет это яркое платье длиной чуть ниже колен. Куприянов предложил пойти в буфет. Андрей чувствовал себя отвратительно, он теперь особенно отчетливо представлял себе, как появится в сентябре в институте и вновь увидит Ирину. А потом будет видеть ее еще и еще… Как бы она ему чем-нибудь не навредила! Она ведь всех на факультете знает. Надо объясниться! Обязательно! Но как?! А в следующий раз девушка и слушать его не станет. Ясно же, что она приехала к нему. И в буфете Завьялова села напротив Мирошкина с таким расчетом, чтобы ему в глаза бросались ее груди, которые она выкатила на всеобщее обозрение, используя низкий вырез у платья и корректирующий лифчик. Вдобавок, желая усилить эффект, девушка несколько раз вставала с места, за чем-то наклонялась под стол, так что Андрею стало казаться, будто Ирина вообще готова вылезти из платья.

Когда ребята покинули буфет и начали подниматься по лестнице в читальный зал, Завьялова вдруг остановилась и принялась прощаться: «Ладно, вы идите, занимайтесь, а я уж поеду. Андрей, ты не уделишь мне несколько минут тет-а-тет». У Мирошкина похолодело в груди. Они остались вдвоем.

— Ты прости меня, Ира, — начал было бормотать он. — Я, честно, хотел тебе позвонить, но тут навалилась работа, подготовка эта. Совсем закрутился…

Ирина с улыбкой рассматривала его лицо. Он понимал, что говорит не то и выглядит жалко. Господи, когда же она уберется?!

— Ладно, Андрюша, я поняла, не напрягайся. Я, в общем, чего приехала… Тебе работа не нужна?

Мирошкин тупо посмотрел на нее.

— Какая работа?

— Ну, какая? Обыкновенная, в школе. Мне тут на кафедре предложили подработать. К нам обратился директор, им позарез нужен учитель истории. Школа хорошая. Всякие доплаты. Их историк под машину попал. Такая вот трагедия. Мне это место не нужно, я и школа — вещи несовместные. Я уж лучше на кафедре посижу. Зарабатывать в семье должен мужчина.

— А что, у тебя кто-то есть на примете?

«Зачем я это спросил?! Идиот! Мне-то теперь какое дело?!» — Мирошкин нервно сжал руку в кулак.

— А тебе-то что? Есть хороший человек. Ухаживает. Получает в месяц восемьсот долларов. Ну, так что, идешь в школу?

— Я подумаю. Позвоню.

— Ну, подумай, подумай. Только уж позвони обязательно. Если не согласишься, я Лещеву предложу. Они будут ждать до конца августа.

Она ушла. «Какого черта, — думал, поднимаясь по лестнице, Мирошкин. — Приехала работу предложить! Миллионер на ней женится! Тьфу! Ко мне она приехала. А работу можно было и по телефону предложить. Все лучше, чем молчать в трубку». Но работа ему и правда могла понадобиться. За день до встречи с Завьяловой Мирошкину позвонил Поляничко.

— Андрюха, я в офисе видел расписание наших дежурств…

— И чего?

— Оно до 20 августа. Сечешь?

— Нет.

— Ну, ты совсем заучился, — в голосе Сереги послышались покровительственные нотки. Он явно был доволен тем, что покончил со школярством, — неужели непонятно? Сократят нас всех.

— Да ну! А кто же их охранять будет?

— То-то и оно, что никто. Я Машу прямо спросил, что, мол, будет после двадцатого. А она мне: «Ой, не знаю, Сережа. Мы сняли новые помещения. Это не подвал. Это на бывшем заводе «Энергостройпроммаш». Там теперь много офисов, а охрана общая, централизованная. Так что с вами, ребята, нам придется расстаться». Я ей говорю, что нельзя так, надо все-таки за пару недель предупредить, а она: «Да, я вот как раз и собиралась. Но сама не знаю. Мы планируем после двадцатого, а там, может, все затянется до конца сентября. Это такое непростое дело — станки, мебель, тюки — все нужно перевезти. А Витя как раз в конце августа должен лететь в Италию». Ну, еще чего-то там говорила о том, как ей с нами хорошо работалось, как она нас будет вспоминать и тэ-дэ, и тэ-пэ. В общем, кончается наша лафа, Андрюха!»

Мирошкину стало грустно. Он так ярко представлял себе, как будет продолжать дежурить в этом крысином подвале и писать ночами диссертацию, как разложит по койке стопки книг, конспекты и листы бумаги… А потом, спустя годы, будет рассказывать своим ученикам, в каких экстремальных условиях и в какое страшное время создавалась его знаменитая монография о принце Густаве. И вот теперь все эти мечты пошли прахом… Да, поневоле схватишься за «завьяловскую» школу. Но тут надо подумать. «Время еще есть, Ирке можно позвонить и после двадцатого, когда будет ясность», — решив так, он выбросил лаборантку кафедры методики из головы, подумав: «И как это здорово, что я не польстился на ту поездку за город. А то бы… Ох, где ты, Настенька?! Девочка моя милая». Окончание мысли смутило Андрея — точнее, не все целиком, а отдельные его нюансы. Ведь он, когда произнес про себя это самое: «Ох, где ты…» — не сразу поставил затем: «Настенька». Почему? А потому, что не захотел назвать ее по имени. Достаточно было этого «ты», чтобы понять, о ком идет речь. Но сказав «ты», Мирошкин как бы испугался этого «ты» — без имени — и поспешил дополнить местоимение «Настенькой». И при этом ясно осознал всю искусственность своего ласкового обращения к ней, а само «Настенька» показалось крайней пошлостью. И он разволновался от мысли, что не любит Костюк, — а иначе, почему ему не понравилась «Настенька»? Да и нравилось ли ему так ее называть хоть когда-нибудь, или он каждый раз делал над собой усилие? Терять «ощущение любви» не хотелось, и он подкрепил «Настеньку» «девочкой моей милой» — получилось еще более натужно и пошло. Настроение испортилось окончательно. «И что я за моральный урод?» — размышлял Андрей.

Следующая неделя принесла еще более серьезное испытание его верности Костюк. Как-то к вечеру в библиотеку явилась Лариса! Да, да, мечта первого, второго и далее курсов. Правда, со времени романа с Лавровой ему уже и в голову не приходило мечтать о ней, но Лариса присутствовала в библиотеке и неизменно привлекала к себе его взгляды как самая интересная достопримечательность книгохранилища. И вот теперь она возникла в читальном зале, хотя делать ей здесь было нечего — лето, сессия осталась далеко позади. Да что там сессия! Лариса, по расчетам Мирошкина, должна была в один год с ним закончить свой институт! Чего ее-то сюда принесло?! Девушка взяла книгу из шкафа открытого доступа и села за стол напротив Андрея. На ней был строгий темный костюм — пиджак и юбка, длина которой не позволяла утаить от глаз Мирошкина стройные ноги Ларисы. Очки, в которых она читала в библиотеке уже не первый год, девушка не надела. «Чего-то она сегодня невнимательно читает? И выглядит так… Как будто из какого-то офиса вышла». Куприянов к тому времени уже уехал из библиотеки — ему порядком осточертела проблема отмены крепостного права, над которой он корпел третий день. Зал был почти пустой, Лариса вдруг подняла голову и, глядя прямо в глаза, улыбнулась Андрею. Мирошкина стала бить нервная дрожь. После такого взгляда ему следовало заговорить с ней. Но зачем? А Настенька? Лариса с шумом закрыла книгу, засунула ее на полку и покинула зал. Мирошкин остался сидеть, но читать не было никакой возможности. Ему захотелось еще раз увидеть ее, проверить ощущения. Сдав книги, молодой человек пошел к выходу. «Да она уже давно ушла. Вон как полетела на своих длинных!» — уговаривал себя Андрей. Но у выхода на улицу он увидел Ларису. Она не торопясь укладывала в сумку сигареты и зажигалку. «Вот что ее задержало. Курила в туалете. Но почему она не сделала этого, уже выйдя на улицу, по дороге к метро? Или…» — он выскочил за ней из библиотеки. Лариса вдруг резко остановилась.