Книга Братья Берджесс - Элизабет Страут

– Я тебе объяснил. Парень вызвал у него симпатию. Напомнил ему сына, погибшего много лет назад, еще в Сомали.

– У меня слов нет…

Боб пожал плечами.

– Просто имей это в виду. И нам нужно заняться образованием Зака.

Джим, не принимавший участия в разговоре, встал, и Сьюзан спросила, куда он собрался.

– В туалет сходить, – огрызнулся он. – Если вы не против.

И пошел через вокзал, худой и сгорбленный. Боб и Сьюзан глядели ему вслед.

– Я ужасно волнуюсь, – промолвила Сьюзан, не сводя глаз со спины брата.

– Сьюзи, знаешь… – Боб поставил стакан с кофе под ноги. – Джим мне сказал, что это сделал он. А не я.

Сьюзан уставилась на него.

– Что сделал? В смысле, это?! Серьезно?! Ничего себе! Разумеется, это не он. Ты же не думаешь, что он?

– Я думаю, мы никогда не узнаем.

– Но он думает, что он?

– Похоже на то.

– А когда он тебе сказал?

– Когда пропал Зак.

Они не сводили глаз с Джима, идущего обратно. Он не смотрелся, как обычно, высоким, а выглядел изможденным и старым, длинное пальто висело на костлявых плечах.

– Меня обсуждаете? – спросил он, садясь между братом и сестрой.

– Да, – в унисон отозвались они.

Из репродуктора сообщили, что начинается посадка на автобус до Нью-Йорка. Близнецы переглянулись и посмотрели на Джима. У того на лице играли желваки.

– Садись на автобус, Джим, – мягко сказала Сьюзан.

– У меня нет билета. Нет вещей. И очередь слишком…

– Садись на автобус. – Боб сунул ему билет. – Иди. Я оставлю телефон включенным. Иди.

Джим не сдвинулся с места.

Сьюзан взяла его под локоть, Боб – под другой, и они повели Джима к дверям, как арестанта. И уже глядя ему вслед, Сьюзан вдруг ощутила укол отчаяния – как будто ее снова покидал Зак.

Джим обернулся.

– Племяннику от меня привет. Я очень рад, что он возвращается.

Он поднялся в автобус. Близнецы стояли и ждали, пока автобус не тронулся, а потом вернулись на пластиковые стулья.

– Точно не хочешь кофе? – спросил Боб.

Сьюзан покачала головой.

– Сколько там осталось?

Она ответила, что десять минут. Он положил руку ей на колено.

– За Джимми не волнуйся. В крайнем случае, у него есть мы.

Сьюзан кивнула. Боб подумал о том, что они больше никогда в жизни не будут говорить о смерти отца. Факты значения не имели, имели значение только воспоминания, а воспоминания у всех троих были слишком личными.

– Вот он! – Сьюзан хлопнула Боба по руке.

За окном показался автобус, похожий на большую добрую гусеницу. Бесконечное ожидание у дверей – и вот он, Зак! Высокий, застенчивая улыбка, волосы падают на лоб.

– Привет, мам.

Боб чуть отошел, пока Сьюзан обнимала сына. Они долго стояли в обнимку, чуть покачиваясь туда-сюда. Люди бережно обходили их, некоторые улыбались, глядя на эту картину. Потом Зак обнял Боба, и Боб заметил, что парень окреп. Он отстранился, взял Зака за плечи и воскликнул:

– Отлично выглядишь!

На самом деле, конечно же, перед ними был их прежний Зак. Он то и дело откидывал волосы с лица, и на лбу виднелась россыпь юношеских прыщей. И хотя он набрал вес, все равно смотрелся немного костлявым. Изменилось одно: выражение лица, теперь очень живое.

– Так странно! – повторял Зак по дороге к машине. – Очень странно! Правда, странно?

Боб, да и наверняка Сьюзан, совсем этого не ожидали – парень говорил! И говорил без умолку. Рассказывал про то, что в Швеции огромные налоги, ему отец объяснил, и за эти налоги люди получают все – больницы, врачей, идеальную пожарную охрану, чистые улицы. Про то, что там у людей принято жить рядом и друг о друге заботиться гораздо больше, чем здесь. Про то, какие там красивые девушки – вы не представляете, дядя Боб! Повсюду девушки обалденной красоты, он поначалу робел, но они все очень приветливые. Он их не заболтал еще?.. Зак в самом деле это спросил.

– Нет, конечно! – отвечала Сьюзан.

Однако, войдя в дом, он чуть замялся, Боб это ясно видел. Зак почесал собаку за ушами, огляделся и заключил:

– Все вроде такое же. Но не такое.

– Я понимаю. – Сьюзан оперлась на стул. – Ты не обязан жить со мной, милый. Ты можешь вернуться туда, как только захочешь.

Он запустил пальцы в волосы и улыбнулся своей обычной простоватой улыбкой.

– Да нет, я хочу жить здесь. Просто говорю, что все это очень странно!

– Ну, вечно ты здесь не будешь. Вся молодежь уезжает из Мэна, потому что тут работы нет.

– Сьюзи, – перебил ее Боб. – Что ты несешь? Если Зак решит податься в гериатрию, здесь ему хватит работы на всю жизнь.

– Слушайте, – вмешался Зак, – а дядя Джим-то где?

– Занят, – ответил Боб. – Мы надеемся, что очень.

На восточное побережье опустилась ночь. Раньше всего солнце село в прибрежном городке Любек, затем в Ширли-Фоллс, а потом и дальше – в Массачусетсе, Коннектикуте, Нью-Йорке. Уже давно стемнело, когда автобус подвез Джима Берджесса к похожему на железные соты автобусному терминалу Портового управления Нью-Йорка; было темно, когда он смотрел из окна такси на город с Бруклинского моста. Абдикарим завершил последнюю молитву перед сном и думал о Бобе Берджессе, который, наверное, теперь дома с темноглазым мальчиком – тем мальчиком, который в этот самый момент говорил матери: «Да-а, стены надо бы перекрасить». Боб пошел выпустить собаку и стоял на крыльце, дыша холодным воздухом. На небе не было ни луны, ни звезд. Боб изумлялся тому, до чего же в этом городе темно. Он думал о Маргарет с любопытством, и его сердце уже чуяло свою судьбу. Он никогда – никогда – не предполагал, что вернется в Мэн. На минуту ему даже сделалось жутко: придется день ото дня носить толстые свитера, стряхивать снег с ботинок, входить в холодные комнаты. Он ведь сбежал от этого, и Джим тоже. И все-таки то, что его ожидало, было уже знакомо, и Боб подумал: «Такова жизнь». Мысли же о Джиме не облекались в слова, а представляли собой наплыв чувств, глубоких, как ночное небо. Боб позвал собаку и ушел в дом. Он лег спать на диване у Сьюзан, сжимая переведенный на вибросигнал телефон – не выпускал его из рук всю ночь: вдруг Джиму понадобится помощь. Но телефон молчал, он так и остался темным и неподвижным, когда первые бледные лучи утреннего света бесцеремонно пробились сквозь жалюзи.