Книга Орел расправляет крылья - Роман Злотников

Поначалу народ напрягся. Однако я сделал перерыв и велел всем собравшимся походить вокруг планшетов и посмотреть на то, какое на них изображено будущее благолепие. Народ потолкался у планшетов, затем слегка выпил и закусил тем, что внесли дворцовые слуги, затем еще потолкался и… единодушно решил, что — да, государь, как оно и обычно, дело говорит. И они сами готовы в сие вложиться… немного… ну сколько тощая мошна позволит… Но мне их, так сказать, инвестиции не были особенно и нужны. Ибо строить дома и дворцы они все равно будут. Потому как строить это они будут для себя. А технологические и ландшафтные изменения будут сделаны, так сказать, походя…

Главным изменением были принципы строительства. Теперь оно должно было осуществляться по особому плану. Во-первых, все улицы в Москве должны были закладываться так, чтобы в них могли разминуться две воинские повозки, и при этом оставалось бы место и для пешего проходу. Во-вторых, в Белом городе и Скородоме закладывалось несколько линий прудов, тянущихся как параллельно Москве-реке, так и перпендикулярно ей. Короче, в Москве создавалась система пожарных водоемов, при которой от очага возгорания до ближайшего источника воды было бы по прямой не более сотни саженей. По обеим сторонам пруда высаживалось по два ряда деревьев, между ними велено было устроить дорожки для гуляния, а за ними опять же улицы для проезда повозок и возков, по обычному стандарту. Сии пруды должны были изрядно оживить городской ландшафт и перевести служившую источником столь многих транспортных проблем в Москве покинутого мною времени концентрически-лучевую планировку города в гораздо более рациональную квадратно-гнездовую. Изъятую для сего городскую территорию решено было частично компенсировать за счет разборки стен Белого и Китай-города. А вал, окружающий Скородом, и вовсе срыть. Все одно как фортификационные сооружения эти стены напрочь устарели. Да и все уже слабо представляли, кто вообще в мире нынче может быть столь силен, чтобы угрожать Москве… Впрочем, я знал, что ежели таковых ныне, может, и нет, то в будущем они непременно появятся. Ну не могут не появиться. Тот же Наполеон или там Гитлер… но против них эти стены все одно не годятся. Так что стены решено было использовать еще и как источник строительного материала. А вот башни — оставить. Да еще и надстроить и украсить. Чтобы глаз радовали… ну и служили чему полезному. Так, двенадцать из них были выбраны для размещения двенадцати наново создаваемых пожарных частей — трех в башнях Китай-города и девяти в башнях Белого, коим сии башни должны были послужить не токмо в качестве служебного помещения, но еще и как пожарные каланчи.

По линии разбиравшихся стен Белого города также была заложена еще одна линия прудов. А внутри этой линии дозволялось строиться только тем, кто мог выделить на строительство дома или палат не менее десяти тысяч рублей… Либо тем, кому я, то есть царь, выдавал на то свое дозволение… вместе с денежной субсидией, доводящей его средства до таковой суммы. Внутри линии стен Китай-города сумма уже достигала двадцати тысяч рублей. Дома опять же должны были строиться не как ранее, внутри двора, а фасадом на улицу, с небольшой, в три-пять шагов шириной, лужайкой, дабы люди под самыми стенами не ходили и зимой сосульки им на головы не сыпались. И в Китай-городе они должны были быть не менее трех, а в Белом — не менее двух этажей. Но опять не более пяти. Причем по одной улице дома должны были строиться так, чтобы окна оных располагались приблизительно на одной линии. Дворы же, ранее обширные, наоборот, велено было сократить. Кроме того, все улицы внутри Белого и Китай-города, а также те, что должны были быть проложены вдоль прудов, велено было непременно мостить, ну а остальные — по решению…

Короче, в разработку этих градостроительных планов я ухнул весь талант и возможности одиннадцати иноземных архитекторов, коих удалось выцепить в Москву для строительства храма и дворцового комплекса, а также все мои воспоминания о перестройке Парижа во времена Османа, которые мне удалось возродить в памяти, в кою ее загрузил тот самый старичок-историк. Впрочем, с архитекторами дело обстояло остро. Бернини, коий был занят на достройке собора Святого Петра, мне заманить обратно в Россию не удалось. Но с ним была достигнута договоренность, что он будет ежегодно приезжать в Россию на два месяца и контролировать ход и качество работ. Остальные же одиннадцать архитекторов, частью уже работавшие в России, частью только что выписанные из Европы, обходились мне в сумму от тысячи до шести тысяч рублей в год каждый. Дороже любого генерала. Впрочем, они того стоили.

Так вот, все они были задействованы на строительстве разных частей храма и дворцового комплекса, коий помимо собственно дворца должен был включать в себя еще и четырехэтажное здание приказов (их уже было более тридцати, да и насущно ощущалась необходимость учредить еще несколько), здание Государева архива, Царевы конюшни, псарни и сокольни с центральной почтовой голубятней, Цареву оружейную палату и мастерские при них, Царицыны мастерские, Патриаршьи палаты и новое здание Чудова монастыря, казармы Царева полка, коий я решил формировать из ветеранов не менее сорока лет от роду, за особые заслуги переводимых из боевых частей по достижении этого возраста (на хрен гвардию с ее переворотами), а также еще несколько зданий технического назначения. Кроме того, было предусмотрено разбить в Кремле большой парк. Короче, идея Версаля как некоего образца блистательной столицы мира окончательно уплывала из французских пределов…

Вследствие этого взять архитекторов для разработки проектов домов, дворцов и палат, коими должны были застраиваться Белый и Китай-город, а при возможности и остальная Москва, было просто неоткуда. Но проблему решили так. При каждом из одиннадцати были созданы специальные архитектурные мастерские, к кои было набрано по десятку русских мастеров каменного зодчества. На деле они, пожалуй, были не менее талантливыми, чем их иностранные коллеги, однако до сего момента строили дома, палаты и всякое иное в привычном русском стиле — с малыми оконцами, узкими горенками и так далее. А из иноземного опыта некоторые из них более-менее плотно освоили токмо военное строительство. Так что по окончании этой грандиозной стройки я должен был получить более сотни архитекторов, способных взяться за самые сложные проекты.

Впрочем, и большинство иноземцев также пока никогда не строили таких дворцов и зданий. И дело было не только в системе отопления, кою пришлось разрабатывать наново (ну не требовалось раньше отапливать такие объемы). И не только в сантехническом оборудовании — в конце концов, таковое размещалось далеко не в каждом помещении вновь возводимых зданий. Нет, новизна была практически всеобъемлющей. От высоты потолков и расстояния, кое приходилось перекрывать без помощи колонн, поддерживающих потолок, до… размеров оконных проемов, а также создания для них двойных рам, чего никто и никогда ранее не делал. Для выполнения гигантского планируемого объема столярных работ в Одинцове были созданы специальные огромные столярные мастерские, на кои выписали около сотни итальянских и французских мастеров-мебельщиков, а в обучение к ним было отдано три сотни молодых русских мастеровых…

Так вот, именно на эти архитектурные мастерские и было возложено проектирование и строительство дворцов и палат Белого и Китай-города. Причем каждой из мастерских было выделено по одному сектору, за строительство домов в которых она отвечала… А я еще подлил масла в огонь, объявив, что по окончании строительства выделю пяти самым лучшим русским зодчим субсидию в пять тысяч рублев на строительство дома себе родимому, на линии, примыкающей к кольцу прудов и бульваров, что обустраивались на месте прежней стены Белого города, но со стороны Скородома. В том месте я зарезервировал для себя обширные площади, собираясь расселить там наиболее важных и полезных для меня людей из числа тех, коим не достанутся субсидии на строительство в пределах Белого и Китай-города… Причем победителей они будут определять сами, на том, что я обозвал совершенно неизвестным здесь словосочетанием «творческий конкурс». Еще десяти, чьи работы будут признаны вельми добрыми, но чуть хуже, чем у этих пятерых, обещано было по тысяче рублев, а следующим двадцати — по пятьсот.