Книга Меч Аллаха - Александр Щелоков

Кангозак, пряча злые глаза, опустил голову, сложил молитвенно руки и громко сказал:

— Прошу прощения у Аллаха великого, помимо которого нет иного бога. Он — живой, вечносущий, и я приношу ему свое покаяние…

Андрей знал, что эта магическая просьба имела столь великую силу, что после ее произнесения прощаются даже те, кто в трусости покинул поле боя, на котором боролись с неверными.

Происшедшее и ритуал извинения произвел впечатление на всех, но Андрей понимал, что друзей у него от этого не прибавилось.

Позже Кангозака отвел в сторону Кашкарбай, грубо притянул к себе за лацканы куртки.

— Ты об этом русском забудь навсегда. Он мой. Как сделает дело, я превращу его в жертвенного барана и зарежу перед престолом Аллаха. Но запомни, не ты это сделаешь, а я. Не отступишься — убью тебя. Отступишься, не оставлю своими заботами…

Вечерами, несмотря на дневную усталость, моджахеды разбивались на кучки, пили чай и вели неторопливые разговоры. Как заметил Андрей, у бесед было всего две темы. Первая — об участии в боях с неверными, вторая — о провидении Аллаха в делах земных.

Судя по разговорам, все моджахеды побывали в самых разных боях и, рассказывая о них, безудержно хвалились подвигами, совершенными во славу Аллаха.

Сперва рассказчики при приближении Андрея умолкали, но после того, как получили указание Иргаша именовать его «уважаемым мастером», стесняться перестали.

У всех моджахедов имелись клички. По их происхождению Андрей определял национальность боевиков. Так он выделил из общей массы четырех чеченцев. Одноглазый всегда злой детина Исмет, считавшийся старшим группы, носил кличку Алхазур — птица, трое других именовались Дика — Хороший, Кура — Ястреб и Борз — Волк. Последнему кличку изменил Иргаш, назвав его афганским словом Окаб — Орел. Иргаш не хотел обижать чеченца, отбирая у него имя, но и не хотел, чтобы в стае оказалось два волка, поскольку сам он имел кличку Горг — Волк, полученную еще в Афганистане.

Было в отряде несколько иорданцев, двое пуштунов, узбеки из Ферганской долины, уроженцы Маргилана, Андижана, Намангана, Коканда. Как ни странно, но воины ислама разговаривали между собой в большинстве случаев на русском языке, часто на ломаном, трудно узнаваемом, но тем не менее неплохо служившим общению и взаимопониманию.

В помощники Андрей выбрал чеченцев Дику и Куру. Оба они воевали в Чечне, потом сумели заблаговременно перебраться в Азию, побывали в Афганистане и оказались в одном из тайных отрядов Джумы Намангани. Главным их достоинством Андрей считал не боевое прошлое, а то, что в прошлом они сталкивались с буровыми работами. Кроме того он взял в команду буровиков еще двух моджахедов, показавшихся ему наиболее смышлеными. Старшим рабочим он назначил Дику, тихого богобоязненного боевика, который отличался молчаливостью и старательностью. Он более рьяно, чем его коллеги, совершал намазы, яростно отбивал поклоны. Должно быть, стараясь достучаться до Аллаха, он так бил головой о намазжай — молитвенный коврик, что отходил от молитвы с красными пятнами на лбу.

Слушая Андрея, Дика покорно складывал руки на животе, наклонял голову и, получая приказания, смиренно раз за разом повторял: «Да, остад. Все будет сделано».

На каждой плановой остановке Андрей сразу собирал боевиков, отобранных на роль буровых рабочих, и заставлял их возиться со штангами, добиваясь автоматизма в действиях с шарнирными и короночными ключами. Разбившись на пары, боевики скручивали и раскручивали свечи, свертывали и снова навертывали коронки на колонковые трубы.

Для того чтобы дать рабочим нормальные трудовые навыки, времени не было, и приходилось их натаскивать, гоняя до второго пота.

Степной колодец Алтын Кудук с мутноватой и солоноватой водой, от которой людей с непривычки проносило, лежал на главной дороге, связывавшей обжитые районы области с Ульген-Саем. Впрочем, говорить так можно только с большой осторожностью. Главной дороги в этих краях как таковой не существовало. Имелось только направление с юга на север, ориентируясь на которое каждый кочевник мог двигаться в сторону Ульген-Сая своим путем по степи напрямик. Правда, существовало несколько надежных ориентиров — гора Сары Баш с голой каменистой вершиной, видимая за десятки километров с любой стороны, и скала Джез Мурун, острым клином торчавшая на пустынной равнине. Эти две приметы, не позволяли сбиться в беспредельных просторах степи с нужного направления.

Караван приближался к серой, неприветливой гряде старых растрескавшихся от времени скал. Ветры давно сдули облегавший их грунт и теперь, растянувшись с востока на запад, змеясь по подъемам и спускам, тянулась каменистая стена. Гнусное, проклятое Аллахом место: торчащие мертвые сланцы и выжженная солнцем земля.

В машине, пропитанной запахами бензина, духота стала такой невыносимой, что стало трудно дышать. Мокрая рубаха противно липла к спине, рождая гнусное ощущение телесной нечистоты.

Андрей левой рукой расстегнул пуговицы на груди, но дышать легче не стало. Он попытался опустить стекло, но тут же в салон ворвалось столько пыли, что он пожалел об оплошности.

Равнина в некоторых местах вспучивалась пологими холмами. Кое-где виднелись кустики ковыля, а все остальное пространство покрывала каменная крошка.

В стороне от маршрута Андрей заметил высокую пирамиду, сложенную из гальки. Он выскочил из машины и, чтобы размять ноги, пошел пешком. В белесом солнечном свете он видел раскинувшийся перед ним пустынный песчаный край, землю, усыпанную толстым слоем камня, отслоившегося от материнских пород.

Хребты, лежавшие перед ними, высотой не превышали трехсотметровых отметок, но на тарелке пустыни выглядели настоящими горами. Они расчленялись поперечными разрывами, пересекались глубокими трещинами, которые еще больше усиливали у Андрея впечатление, что караван движется по поверхности неведомой суровой планеты. Но, к счастью, почти повсюду обнаруживалась земная знакомая ему жизнь.

В одном месте у каменной осыпи Андрей увидел целую россыпь иголок дикобраза. В детстве с друзьями они специально ходили в горы искать колючие стержни этого животного. Срезав один из концов острым ножом, они обнажали пористое наполнение колючки и вставляли в него ученические перья. Таким образом делались прекрасные чернильные ручки.

Андрей нагнулся и взял несколько стрел, просто так, от нечего делать. А когда нагибался, увидел, как из-под камня стрелкой метнулась маленькая серая ящерка и тут же исчезла в какой-то трещине.

Каменная пирамида, привлекшая внимание Андрея, оказалась могилой.

Железная, проржавевшая табличка на ней с надписью на казахском языке уведомляла:

"Путник! Здесь упокоился Алтынбай, сын ислама, своими делами угодный Аллаху.

По божественному предопределению

Вознесся он душой к небесному трону,

Оставив наследникам

Свои тяжкие труды и богатство.

А было у Алтынбая овец столько, сколько больших и малых камней положено на его могилу".