Книга Ребенок - Евгения Кайдалова

С первой зарплаты положено покупать подарки. С Ильей я разобрался быстро: купил ему игрушечный ксилофон – мне казалось, что для годовалого ребенка должно быть в кайф постучать палочкой по чему-то музыкальному. Тяжелее было с Инкой: я знал, что она неприхотлива и обрадуется любому подарку, но хотелось чего-то особенного. Я поехал в центр и долго бродил по лабиринтообразным переходам метро, присматриваясь к киоскам. Вдруг само собой вспомнилось, что, когда мы выбирались в город, Инка всегда застревала у витрин с ювелирными побрякушками, они ее притягивали как сороку. И так же самопроизвольно я понял, что хочу купить ей кольцо – как бы вместо обручального…

В свое время я сильно запал на Толкина с его «Властелином колец» и проникся сознанием того, что это украшение может иметь магические свойства – например, связывать людей. Может быть, именно сейчас, когда я впервые почувствовал себя в роли добытчика, мне нужно было некое формальное подтверждение того, что мы с Инкой – единое целое. Я выбрал очень симпатичную, на мой взгляд, вещь: бирюза в ромбовидной серебряной оправе. Три зеленовато-синих капли: одна, крупная, – посредине и две крошечных – на дальних концах ромба.

По дороге домой я смаковал в уме разные варианты радостных Инкиных восклицаний при встрече и вручении подарков, но встретил меня хоровой рев: Илья вопил, Инка рыдала. Сквозь обоюдные слезы мне удалось понять, что Инка поставила на огонь кастрюлю с мясом и водой для борща и, пока кастрюля нагревается, принялась резать овощи. Илья все это время крутился под ногами и мешал. Тут Инку отозвал телефонный звонок (звонила бабушка за ежедневным отчетом о состоянии внука), но едва Инка успела снять трубку и начать доклад, как услышала сначала ритмичный стук, а потом – дикий крик. Швырнув трубку, Инка помчалась на кухню и увидела, что пол залит горячей водой, в которой барахтается вопящий Илья, а рядом валяются мясо и кастрюля, которая только чудом не ударила ребенка по голове. (Насколько Инка могла судить, Илья стал дергать дверцу духовки, открывая ее и захлопывая, а поскольку наша плита не очень твердо стояла на ногах и чуть-чуть покачивалась, то от вибрации кастрюля довольно быстро соскользнула с конфорки.) К счастью, вода не успела как следует нагреться, и Илья отделался одним испугом, хотя, может быть, и не очень легким. По-моему, в этой ситуации стоило просто облегченно перевести дух, вытереть пол и обрадоваться моему приходу, но у Инки началась самая настоящая истерика. Прежде всего она заорала, что ребенок чуть не погиб из-за бабушки, которая якобы чуть не свела в могилу ее саму, а теперь по ее милости пришлось оставить Илью без присмотра. Это была откровенная чушь.

– Бабушка, между прочим, не ясновидящая и не знает, чем ты занимаешься в момент ее звонка. Не хочешь оставлять ребенка без присмотра – так и не оставляй его, а возьми с собой к телефону.

– У меня уже нет сил все время таскать его за собой! Я устала, понимаешь? Устала! Я не в состоянии заниматься им целый день без перерыва.

Я пожал плечами: попробуйте отыскать в ее заявлениях хоть какую-то логику!

– Кто им должен заниматься, если не ты?

– А ты не хочешь попробовать для разнообразия? Вдруг тебе уже надоело каждый день развлекаться в свое удовольствие?

Если бы я не видел своими глазами, с какой ненавистью она на меня смотрит, то никогда не поверил бы, что Инка на такое способна. Руки у нее были стиснуты в кулаки, а лицо казалось таким же темным, как и волосы.

– Посмотри, как я развлекался последний месяц!

Я выгреб из бумажника зарплату и бросил на тумбочку в коридоре. Инка презрительно искривила лицо:

– Что это? Очередной транш из Австрии?

– Нет, это причина моих поздних приходов.

Я положил поверх денег ксилофон и кольцо и ушел в гостиную.

Около получаса я тупо смотрел в телевизор с одной-единственной целью: успокоиться и перемолоть те камни, что мне набросали в душу. За дверью я слышал какое-то шевеление – вероятно, Инка подтирала кухню и успокаивала Илью. Когда я уже собрался выключать свет и укладываться на диване, она несмело вступила в комнату. Левой рукой она держалась за средний палец правой так, как люди обычно держатся за больное место.

– Велико, – еле слышно сказала она, не поднимая глаз. Голос был таким, как будто она признавалась в тяжком преступлении.

Я заметил, что на пальце неестественно свободно болтается кольцо. Почему-то, выбирая его, я думал о чем угодно, кроме того, что может не подойти размер.

– Наверное, можно его уменьшить. Есть специальные мастерские.

– Да, конечно…

Тут она вскинула глаза (правда, не на меня, а на стену), и я увидел, что в них стоит все то же злое, не смирившееся выражение, как если бы Инка безмолвно утверждала: «А все-таки она вертится!» Мне не хотелось ложиться с ней в одну постель, но формальное перемирие было произведено, и я, стиснув зубы, отправился в спальню. А в постели впервые осознал, как, должно быть, чувствуют себя одноименно заряженные полюса магнита, если их заставляют сближаться непреодолимые обстоятельства: той силы отторжения, что стояла между нами, было бы достаточно, чтобы выбросить нас обоих из кровати. Но я терпел, Инка тоже терпела, и, не находя себе выхода, отторжение вздымалось между нами, как девятый вал. У меня звенело от него в ушах, начала разламываться голова. Впервые в жизни я провалялся с бессонницей часов до трех ночи, а поднявшись с утра по будильнику, понял, что хуже не бывает даже с похмелья.

Я был не первым, кто проснулся. В кроватке сидел Илья и сосредоточенно чем-то занимался. Когда я пригляделся, то узнал купленный вчера ксилофон. От него были оторваны все металлические пластины, а резиновую прокладку, на которую они крепились, Илья перекусывал на моих глазах.

Работать я, разумеется, продолжил. Инка больше не выступала, что было вполне разумно: зачем выступать против денег? И к Новому году мы подходили во вполне приемлемых взаимоотношениях. Правда, мне казалось, что Инка стала гораздо тише или даже пришибленнее, что ли… С чего – непонятно. Ведь с тех пор как у нас появились дополнительные деньги, можно было бы позволить себе что-то лишнее и приятное – какие-нибудь новые тряпочки, например. Однако она говорила, что ей ничего не хочется, и говорила, похоже, искренне.

Нехотение ничего проявлялось на всех уровнях жизни. Инка теперь довольствовалась микроскопическими порциями еды. Фактически она доедала то, что оставалось от детской трапезы (слава Богу, что Илья был малоешкой, иначе Инка протянула бы ноги!). И в сексе она стала непростительно вялой, почти никакой. Если раньше, прикасаясь к ней, я каждый раз чувствовал, что зажигаю маленький огонек, который вскоре угрожающе полыхнет и под конец оставит от нас обоих одни угли, то теперь я дотрагивался до заведомо огнеупорной материи. Я мрачно прикидывал, что будет, если так пойдет и дальше. Я был готов во всеоружии встречать истерики, оскорбления и расцарапывание лица, но против холода не поможет ни щит, ни меч. Можно только обхватить себя руками в попытке согреться и бежать к любому источнику тепла, что замаячит на горизонте. Бежать мне пока было некуда, оставалось терпеть и мерзнуть.