Книга Белый лебедь - Линда Френсис Ли

Настала тишина, кристальная и абсолютная, а потом публика разразилась шквалом аплодисментов, который не стихал до тех пор, пока Софи не начала вторую сюиту. Дальше уже было легче. Она исполняла Баха с красотой и мастерством, которые не многие музыканты могли придать этим вещам. И когда все кончилось, публика онемела от изумления, а затем в который уже раз вновь разразилась аплодисментами. И мужчины, и женщины стоя кричали «Браво!».

В горле у Софи застряли слезы восторга, она стояла, впитывая похвалы, так же как всегда. Только теперь все было по-другому. Она доказала самой себе, что она может это играть.

Она подняла глаза к потолку и улыбнулась. «Спасибо, мама. Теперь ты можешь мной гордиться».

А опустив глаза, увидела, что Меган стоит среди аплодирующих людей, озираясь с недоуменным видом. Увидев эту женщину, Софи не испытала ни сочувствия к ней, ни радости победительницы. Только свободу.

Много лет назад она заявила, что ей нужна свобода, что она не хочет, чтобы ее посадили в клетку — ни общество, ни Грейсон. Теперь она наконец обрела свободу. Ей нужна была свобода от прошлого. И сегодня она обрела ее.

И тогда она снова села на стул.

Какое-то время насторожившаяся публика пыталась понять, что намерена делать Софи, но потом все тоже сели на свои места и с волнением стали ждать повтора.

Софи держала виолончель рядом с собой, выжидая, пока публика успокоится. Она ждала, она предвкушала, опьяненная мгновением, точно хорошим вином. Потом устроила инструмент между ногами — как любовника.

Бостон ахнул, но Софи это не тронуло. Она будет играть, как играла в Европе, представив себя на суд Бостона, — он волен сейчас полюбить ее или отвергнуть. Она заиграла, смычок бешено летал по струнам, все существо ее переполняла страсть к музыке, ноты и аккорды обрушились на каждого мужчину и каждую женщину, сидящих в зале, как стихия, как ураган. И вот она отвела в сторону смычок широким плавным жестом, лицо ее было красным от радости и напряжения. Публика была потрясена.

Они ее ненавидят. Она это чувствовала. Хотя это теперь ничего не значит. Когда-нибудь должны же они были узнать, как она выступала в Европе. Лучше, чтобы они узнали это от нее — она больше не желает стыдливо прятаться.

Но когда она встала и хотела уйти со сцены, какой-то одинокий зритель вдруг зааплодировал. Всего один человек, звук был сильный, но его окружало холодное молчание. Софи посмотрела сквозь поток света, и сердце ее наполнилось радостью. Ее отец стоя горячо аплодировал ей. Один во всем зале. Патриция сидела на своем месте с оскорбленным видом. Меган была ошеломлена, но вид у нее был торжествующий, словно она хотела показать всем, что в конце концов оказалась права.

И вдруг к ее отцу присоединился Найлз. Он тоже встал и начал аплодировать ей, отдавая должное ее таланту.

И тогда встала потрясенная Софи.

Потом еще один человек начал хлопать, потом еще один, словно медленная волна набирала силу, и вот уже весь зал вновь разразился аплодисментами. И Софи поняла, что она победила — на ее собственных условиях. Она добилась уважения города, в котором родилась. Она не отбросила свое прошлое — она заключила с ним мир.

За кулисами было столпотворение, со всех сторон на нее обрушились голоса. Там была Маргарет. Диндра и Генри крепко обнимали ее. Отец сказал ей, что он ею гордится. Но она, как всегда, искала в толпе Грейсона.

И когда он появился — почему-то с другой стороны сцены — и впился в нее взглядом, у нее, как всегда, перехватило дыхание.

Что оно ней думает?

И тут он улыбнулся, и стало ясно, что именно выражают его темные глаза.

Он пошел к ней, он казался выше и сильнее, чем все окружающие. Он не отвечал тем, кто с ним заговаривал. Он смотрел только на нее.

— Вы были невероятны, — восхищенно проговорил он, беря ее руку и целуя в ладонь.

Она устремила на него взгляд, исполненный любви,

— Я должна была это сделать. Я должна была узнать, чего я стою.

Он прижал ее руку к своему сердцу.

— Я могу сказать вам, чего вы стоите. Сила, честь, талант, призвание — все это принадлежит вам. Вы стоите любви и восхищения, и вас не сможет забыть никто из тех, кто хоть раз услышал вашу игру.

Она рассмеялась, радость искрилась в ней.

— Мне кажется, вы забыли об этом на время.

— Пожалуй, — протянул он, и его темные глаза стали серьезны. — Но те, кто вас любит, всегда найдут дорогу назад. Как и я. И как кое-кто еще.

Ее глаза широко раскрылись от любопытства.

— Кто же это?

Вместо ответа Грейсон провел ее сквозь толпу тем путем, каким появился, и повлек на противоположную сторону сцены, откуда, вероятно, смотрел ее выступление. Они завернули за угол, и Софи приросла к месту.

— Милаша!

Она вскрикнула и бросилась вперед. Слезы текли по ее щекам. Она крепко обняла собаку, забыв о своих бриллиантах и элегантном платье.

— Где вы ее нашли? — спросила Софи.

— Это она вас нашла. Когда я вышел из «Белого лебедя», направляясь сюда, она сидела у входа на ступеньках, а рядом стоял мальчик, который приходил тогда за ней. Он сказал, что Милаша все время пытается вернуться к вам. Вот он и привел ее сам. Никто из нас не может забыть вас, Софи. Ни Милаша, ни публика. И особенно я. — Он привлек ее к себе и посмотрел ей в глаза. — Я люблю вас, Софи Уэнтуорт. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы воздать вам за все, что вы пережили. Для начала — вам никогда больше не придется переживать из-за Найлза Прескотта.

— Что вы натворили? — ахнула она.

— Ему сообщили, что ему следует поискать себе новое место, и без всяких рекомендаций.

— Ах, Грейсон, не стоило этого делать. Он хлопал мне в конце, когда этого не делал никто, кроме моего отца.

— Не пытайтесь помочь ему. Этот человек не заслуживает вашего сочувствия, — холодно заявил Грейсон. Потом смягчился и улыбнулся. — А теперь я намерен ухаживать за вами, Софи Уэнтуорт, и по — настоящему показать вам, как много вы для меня значите. Я буду возить вас на пикники. Буду говорить комплименты вашим туалетам, я осыплю вас подарками и цветами…

— Милый, милый Грейсон, — прошептала она. — Ничего этого мне не нужно. Мне нужны только вы. Тогда он поцеловал ее долгим нежным поцелуем.

— Значит ли это, что вы окажете мне честь и станете моей женой?

Она закусила губу.

— А что, если я захочу и дальше выступать?

— Тогда я поеду с вами туда, где вам захочется выступить.

Она наморщила нос.

— А что, если я буду надевать платья с низким вырезом?

— Тогда я буду неподалеку от вас, чтобы сдерживать нахальных поклонников.

— А что, если…