Книга Шесть черных свечей - Дес Диллон

Пэдди Кокс ходил, держа руку на весу, и был хромой как черт-те что.

Дети постоянно измывались над ним.

— Пэдди Кокс, вонючий пес, грязью зарос, проваленный нос, ну просто отсос, — дразнили они его.

Он был рыжий, и волосы у него выпадали. На голове у него вечно были струпья, которые выделялись на фоне красноватой кожи проплешин. Если Пэдди Кокс подбрасывал в воздух камень и ловил на голову, дети кидали ему монетки. Вот ведь гаденыши. Он служил им живой игрушкой, кровь у него была как бы ненастоящая, и детский смех заглушал крики боли. Пэдди Кокс не понимал, за что люди его так обижают, а только стоял и хлопал своими голубыми глазами Франкенштейна.

Вместо «М» Пэдди Кокс говорил «Б». Вместо «Н» он говорил «Д». Вместо «С» — «Ф». Так что стена у него становилась «фтеной», варенье — «варедьем», а сметана — «фбетадой». В церкви он бывал у каждой мессы, бедняга Пэдди Кокс. Спал он по дворам Тяп-ляпа под открытым небом. Матушка у него давно померла — упокой, Господи, ее душу, — и позаботиться о Пэдди, одеть и обстирать его было некому. Люди с голоду помереть не давали — кормили по очереди, — и слава Богу. Жалкое зрелище он собой представлял. Когда к двенадцати дня он являлся в церковь и садился на скамью, вокруг него тут же образовывалась пустота — так от него воняло.

В общем, дело было в воскресенье, службу в церкви Св. Августина проводили отцы-миссионеры. Пэдди Кокс сидел за спиной Дэнни, Алисиного папы. Пэдди всегда садился прямо напротив скульптуры, представляющей Сердце Христово. Сквозь туман скучищи до сознания Дэнни едва доходили слова проповеди одного из миссионеров — обычная тягомотина насчет Иисуса, святых и прочего такого. Вообще-то Пэдди всегда застывал на своей скамье, глядя в сострадающие глаза гипсовой статуи. Но сегодня ему отчего-то не сиделось, он шаркал ногами и что-то бурчал. Волны зловония исходили от него. Отец-миссионер упивался своим красноречием, но его никто не слушал — все воротили носы и старались не дышать.

— Мы должны больше жертвовать Иисусу, жертвовать в звонкой монете. Молитва — дело хорошее. Я вовсе не призываю вас бросить молиться. Но, молясь, не забывайте о голодающих несчастных бедняках, которым нужны ваши деньги. Подумайте, как вы счастливы в жизни. Ведь у вас есть крыша над головой и работа на сталелитейных заводах и в шахтах. А эти люди — они истощены и живут на голой земле… которая спеклась от жары или раскисла от грязи. Они бродяжничают и спят под деревьями. Поройтесь у себя в карманах. Подумайте о несчастных, когда сядете у семейного очага. Пылает огонь, и чайник закипает, и ваши детки почивают в тепле и уюте. А представьте только, что у вас нет работы и нечем кормить детей. Важны не мысли, важны поступки. Каждый может пожертвовать что-то на бедных.

Казалось, проповедь отца-миссионера никогда не кончится. Послушать его, так люди в Тяп-ляпе живут припеваючи. Дэнни чуть и сам в это не поверил, пока не вспомнил, что рабочий день начинается в шесть утра, а посменный производственный цикл в сухой черной пыли «Дандивана» длится двадцать четыре часа. От расплавленной стали жара, как в аду. Дэнни чуть было сам не поверил словам священника, пока не вспомнил, как его дети (те, кто выжил) спят все в одной кровати, а он с Мэри на ночь расстилает тюфяк на полу. Дэнни прямо злость взяла. Жить в Тяп-ляпе среди драк и поножовщины, пьянок и разврата, умирающих детей и умирающих мужчин, и женщин в трауре, и постоянного зарева газовых фонарей, свет которых еле пробивается сквозь смог, — ну такое счастье, просто лучше не бывает. Растак вашу мать-то.

— Гофподи, да фвятитфя ибя Твое, да храдят даф Иифуф, Бария и Иофив! — вскричал Пэдди Кокс, перебивая отца-миссионера.

Люди в церкви посмотрели на Пэдди и засмеялись. Но никто из наших не тронулся с места.

Это приблудившиеся из прихода Святого Винсента Де Пола задали себе труд и выставили Пэдди Кокса вон.

— Жертвуйте Иифуфу. Дайте больше, дайте вфе, что у ваф ефть. Бы должды вфе отдать Иифуфу, — кричал Пэдди, пока его волокли к выходу.

Дэнни почувствовал, как потянуло сквознячком, когда дверь открылась. Лицо отца-миссионера выразило омерзение, но проповедь он закончил — хоть бы хны — и призвал всех к милосердию и состраданию.

Когда Дэнни выходил из церкви, Пэдди сидел в снегу и дрожал. Некоторые из прихожан смотрели на Пэдди сердито, но большинство не обращало на несчастного никакого внимания. В добром воскресном расположении духа люди безмятежно проходили мимо — к высоким стенам Тяп-ляпа, засыпанным угольной пылью. Когда священник закрыл двери церкви, Пэдди укрылся от мокрого снега в нише, весь скорчился, и пар его дыхания вознесся в холодное январское небо.

— Бы должды больше дать Иифуфу, — пробормотал Пэдди, похоже собираясь отойти ко сну. Спать под открытым небом ему было не в новинку.

Начиналась буря. Страшная буря.

Дэнни свернул за угол, и Пэдди Кокс пропал из виду.

Придя домой, Дэнни напился чаю. Дети носились по дому как бешеные, и Дэнни вышел во двор глянуть, что к чему на Тернер-стрит. Спрятавшись от непогоды у стены дома, Дэнни закурил. И тут ему бросилась в глаза какая-то красно-розовая фигура, несущаяся сломя голову сквозь снег и дождь. За фигурой бежала толпа детей. Слава богу, его детей среди них не было. Фигура вопила и стонала. Эти звуки накладывались на пронзительный визг и улюлюканье детей.

Люди кинулись к окнам.

Дэнни не сдвинулся с места. Это был Пэдди Кокс, совершенно голый. Между ног у Пэдди болтался член, и это было ужасно странно. Кто бы мог подумать, что у Пэдди есть пол, что он мужик, самец, да еще и с такими яйцами. Дэнни просто глазам своим не верил. Дети забрасывали Пэдди Кокса снежками, и снежки били его по тонкой коже. Он кричал так громко и отчаянно, что были видны все его зубы. Казалось, его кожа сию минуту прорвется и Пэдди Кокс вылезет из кожи вон. Пробегая мимо, он умоляюще посмотрел на Дэнни. Глаза у Пэдди были совершенно белые и взывали о помощи. А что Дэнни мог сделать — только опустить в смущении голову. Даже детей было не остановить — уж слишком они разошлись.

На булыжной мостовой образовалась смесь из грязи и снега, и ноги у Пэдди были черные. Он шатался и поминутно оступался. Наверное, его мать переворачивалась в гробу. Дети пинали Пэдди, а их матери свистели из открытых окон и швыряли разные предметы. Кровавые следы оставались на снегу, кровь была и на теле Пэдди, в тех местах, где его ледяной бритвой резал снег. Пэдди шатался, но бежал из последних сил. По Тернер-стрит, вверх по склону, дальше и дальше. А на вершине холма, намотав ремни на руки, его поджидала толпа мужчин с красными с перепоя глазами. Блестела кожа, сверкали пряжки. Пэдди Кокс увидел их и рухнул на колени, воздев глаза к небу. Снег падал и колол ему лицо.

Толпа мужчин двинулась вперед. Глаза их уже выискивали на обнаженном теле подходящее местечко для удара.

— Отче даш, фущий на дебе… — забормотал Пэдди слова молитвы.

Вокруг него плясали дети, распевая свою дразнилку:

— Пэдди Кокс, вонючий пес, грязью зарос, проваленный нос, ну просто отсос…