Книга Тишина - Питер Хег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каспер смотрел в ее черный глаз. Он узнал женщину. Она была дельфийским оракулом. Она была одной из вёльв. Она была ведьмой из «Огнива».[73]Старая фурия, свалившая Хакуина на пол метлой. Женщина, поразившая Марпу.
Ему захотелось рассказать ей об этом. И сестре Глории. Но, наверное, момент для этого был неподходящим.
— Йосеф Каин?
Она покачала головой. Но ее звук кивнул.
— Она говорила, что человек может стать как Бог, — сказала она. — Может встретить Бога. Это так?
В наше время даже оракулы ищут окончательных ответов. Он указал на джунгли.
— Там птичка застряла.
Она молниеносно повернулась. Теперь Каспер видел лишь ее слепой глаз. Плавным, неторопливым движением он взял со стола деньги. Разделил стопку на две части. Положил перед ней половину.
— Это и ради вас тоже, — сказал он. — Нам следует определить ту сумму, с которой может примириться и ваше, и мое сердце.
Черный глаз стал злобным.
— Засранец, — сказала она. — С дурным вкусом. Когда я была маленькой, негров показывали в цирке. В клетках.
Каспер не увидел, как африканка сдвинулась с места. Только что она стояла у двери — и вот она уже наклонилась над столом. В одной руке она держала амазонского попугая, другой рукой сжимала шею старухи. Женщины смотрели друг на друга.
— Мы принимаем извинения? — спросила старуха.
— Так что по поводу Каина? — спросил Каспер.
Черный глаз был напуган. Как бы там ни было, но ни один человек не может насытиться жизнью, все мы хотим жить, независимо от возраста.
— Ходили слухи, — сказала она. — Говорят, что кто-то пытался все скупить. Несколько цирков среднего размера. Упоминалось это имя.
Каспер в последний раз посмотрел на фотографию. Один из мужчин смотрел в объектив так, как будто готов был дать фотографу в морду. Каспер показал на него.
— Фотография черно-белая, — сказал он. — Но такой знаток мужчин, как вы, наверняка запомнил бы, если бы эти глаза были голубыми.
— Бирюзовыми, — ответила она. — Как тихоокеанская лагуна.
— И вы наверняка можете что-нибудь о нем вспомнить?
— Герт Суенсен. Военно-морской флот. Помню, как увидела его в первый раз. Он был пьян. Он спал на стойке бара в Вивексе. В своей белой офицерской форме.
Африканка встала. Отпустила птицу.
— Так это правда?
Старуха говорила шепотом. Каспер услышал ее тоску. Ее можно услышать у всех людей. Но у большинства она спрятана глубоко внутри. У нее она вдруг заполнила все.
— Умирать было бы легче, — сказала она. — Если бы знать, что по ту сторону есть любовь.
Каспер откатился назад.
— Наплюйте на психологов, — посоветовал он. — И верните фотографию Хенри на место.
Африканка несколько раз нажала на кнопку, панель лифта не реагировала — электричество отключили. Она помогла Касперу подняться из инвалидного кресла, чтобы спуститься по лестнице.
Он услышал, как открылись ворота, выходящие на улицу Овергаден Ниден Вандет, мгновение спустя — дверь подъезда. Африканка отставила инвалидное кресло и задумчиво посмотрела на Каспера. По пути сюда им никто не встретился.
Касперу всегда нравилось ходить вверх по лестнице. Большинство людей поднимаются по лестнице так, будто главное — во что бы то ни стало побыстрее с этим покончить. Как будто речь идет о каком-то третьесортном движении, не заслуживающем внимания. Человек, который поднимался им навстречу, двигался неспешно, с удовольствием, сосредоточенно, почти беззвучно.
Вот он появился на лестничной площадке, и это был Каин. Он поднялся на пятый этаж, но это никак не сказалось на его дыхании.
Увидев их, он застыл.
Каспер не сводил с него глаз. Он прислушался к сестре Глории. В ее звучании не было узнавания. Она никогда прежде его не видела.
— Каин, — сказал Каспер, — один из моих братьев по ложе, из Общества морских офицеров. Пока ты поднимаешь парус и готовишь мой спасательный жилет, мы с ним перекинемся парочкой слов.
Африканка переводила взгляд с одного на другого. Касперу была слышна беседа между нею и ее чутьем. Ее чутье подсказывало ей, что тут что-то не чисто. И тем не менее она послушалась.
Дверь подъезда закрылась за ней.
— Полиция сообщила, что тебя передали Испании, — сказал Каин.
Каспер протянул сложенное инвалидное кресло Каину. Взялся за перила. Протянул бизнесмену свободную руку. Тот взял его под руку. Медленно, вплотную друг к другу, они начали спускаться.
Каспер чувствовал слабую дрожь его тела, сам он тоже дрожал. Он слышал опасность, исходящую от Каина. Он знал, что сейчас он гораздо ближе к смерти, чем когда-либо на манеже.
— Могу освободить тебя от необходимости туда идти, — предложил Каспер. — Мы могли бы договориться. Я расспросил ее. Птичницу. Мне известна кое-какая предыстория. То, что знаю, расскажу тебе. А ты в свою очередь расскажешь мне немного о детях.
Каин был очень коротко пострижен. Чтобы не видно было выстриженного затылка. Хну явно пытались нейтрализовать, но это не вполне удалось.
Каспер незаметно все сильнее и сильнее опирался на его руку.
— В двадцатые годы у монахинь Восточной церкви в Дании появилась выдающаяся руководительница — мать Рабия. Была она, очевидно, тем человеком, которого можно назвать экстраординарной личностью с выдающимися способностями. У нее возник замысел — развивать особые способности детей. Она начала с цирковых артистов. Может быть, потому что многие семьи артистов признают Восточную церковь. Внутри которой существует мирской орден. Может быть, потому что после Первой мировой войны в Дании оказались дети из восточно-европейских стран, обучавшиеся до этого в монастырских школах.
— Чему она хотела научить их?
— Она предполагала, что небольшие группы детей и взрослых в определенных обстоятельствах могут увеличить количество сострадания в мире. Воздействовать на сердца и души. Это полная чепуха?
Каин ничего не отвечал. Они стояли перед высоким окном. Витражное стекло, подоконник чуть выше колена. Каспер знал, что мог бы сейчас выбросить этого человека из окна. Они были на пятом этаже. В сознании Каина он услышал те же самые размышления.
На лестничной площадке стояли два стула. Чтобы обитатели дома престарелых, поднимаясь наверх, могли дать отдохнуть своим рассыпающимся костям.
— Нам с тобой немного осталось, — произнес Каспер. — Может статься, наш жизненный путь закончится в одной и той же богадельне. На таких вот стульях. Там нас ждут те цветы, на которые мы наступали. И преступления против детей, которые совершили.