Книга Революция - Дженнифер Доннелли

— Ты не сказала «надо же».

— Извини. Надо же. Ты очень крут.

— Я не о том. Когда я говорил, что спас твою жизнь, ты ответила «дважды», а не «надо же».

На этот раз я молчу.

— Зачем ты так рвалась на башню?

Я бы ужасно хотела соврать. Но, посмотрев ему в глаза, не могу.

— Так и знал, — хмурится Виржиль. — Черт! Что с тобой происходит?

— Не хочу об этом разговаривать, — отвечаю я злым голосом, но на самом деле я не злюсь. Мне просто страшно.

— Это я уже понял, но вообще-то, если помнишь, ты теперь у меня в долгу. Так что давай, выкладывай.

Я до сих пор не притрагивалась к вину, но сейчас опрокидываю в себя весь стаканчик разом.

— Рассказывай. Хорош носить все в себе. Мне плевать, если это какая-то стремная тайна. Она тебя убивает. Давай поговорим.

— Я уже говорила — с полицией и родителями. Больше это никого не касается.

— Меня касается.

— А ты кто вообще такой?

Он качает головой и отводит взгляд. Сейчас встанет и уйдет. Ну разумеется. Разве я не этого добиваюсь?

Но нет, он остается. Он берет меня за руку и молчит. Мы просто сидим так, бок о бок. Я чувствую себя ужасно неловко и понятия не имею, почему он меня терпит и чего добивается. А потом до меня доходит. Он ждет. Не отпустит, пока не заговорю.

Но как, как я расскажу ему правду? Это невозможно. Просто невозможно.

Он продолжает молча держать меня за руку.

— У меня брат погиб, — говорю я неожиданно для себя, каким-то незнакомым голосом. — Два года назад, по моей вине.

65

— Его звали Трумен. Он шел в школу мимо Темплтона, это такой дом, где жили всякие бедняки. Его собирались перестроить в модный жилой комплекс, но оттуда еще не все съехали. Среди тех, кто остался, был один мужик по имени Макс. Такой тощий, с гнилыми зубами. Вечно в драном пиджаке и с галстуком-бабочкой. Он обычно сидел у входа на раскладном стульчике.

Мы с Труменом ходили в одну школу, и я каждое утро должна была его провожать. В первый учебный день того года мы впервые встретились с Максом. Власти как раз пытались выселить его из Темплтона. Он увидел нас, подвалил и заорал: «Я — Максимилиан Эр Питерс! Я неподкупен, неумолим и несокрушим! Грядет революция, дети мои! Грядет революция!» Я схватила Трумена за руку и попыталась его увести. А Макс не унимался: «Надо же, какие вельможные господа, даже не поговорят со мной! Конечно, они живут в особняках, с чего бы им со мной разговаривать?»

Трумен его боялся, но держался молодцом. «Не кричите, — сказал он, — когда все вокруг кричат, никто никого не слышит». Макс обалдел и заткнулся. А Трумен представился и протянул ему руку. Макс ее пожал, а потом вдруг как зарычит! Прямо скорчил жуткую рожу и зарычал как собака. Трумен весь сжался, но не двинулся с места. Макс тогда заржал и с тех пор звал Трумена «отважным юным рыцарем».

Мы ходили мимо него каждый день. Он, как правило, что-то громогласно вещал про революцию — что она вот-вот начнется. Призывал прохожих мочить богачей и отдать власть народу. Нес всякую чушь насчет мэра, муниципалитета и Дональда Трампа. Кто-то мне говорил, что Макс был адвокатом, защищал неимущих в суде. Но вообще считалось, что он безобидный, да и какая разница, если скоро его все равно выгонят к чертям. Муниципалитет собирался выдворить всех из Темплтона, чтобы начать реконструкцию.

Но Макс не был безобидным. А в тот день, когда полиция пришла его выселять, он и вовсе слетел с катушек. Дело было в декабре. Мы с Труменом как раз шли в школу, но нам навстречу попался Ник — это парень, который мне тогда нравился. Он заявил, что собирает группу и хочет, чтобы я в ней играла. При этом он курил косяк и хвастался, что закинулся какими-то интересными колесами и дома у него есть добавка. Короче, предложил пойти с ним. А я согласилась. Сказала брату, чтобы сам шел до школы. Я думала: чего там идти, ну всего несколько кварталов, он же знает дорогу. Ник не нравился Трумену, это было видно. Точнее, Трумен ему не доверял. И меня это бесило, потому что вообще-то, в глубине души, я Нику тоже не доверяла.

Трумен сказал:

— Анди, пойдем, а?

Я ответила:

— Иди сам, Тру. Я отсюда за тобой послежу. Все будет хорошо.

Он напоследок помахал мне рукой. И я помахала ему в ответ.

На прощание…

Я прерываюсь и закрываю лицо руками. Виржиль молчит и терпеливо ждет, когда я смогу продолжить. Через пару минут я поднимаю голову, вытираю слезы и рассказываю дальше.

— Мы с Ником решили прогулять первые несколько уроков и свернули на Пайнэппл, где он жил. А там на углу с Генри есть гастроном. Ник сказал, что проголодался, и пошел что-нибудь купить, а я ждала снаружи.

Он с того дня ни разу мне не позвонил. Меня целый месяц не было в школе, а он так и не объявился. Потом я встретила его на Променаде, он сидел на лавочке с какой-то девицей на коленях. И ничего не помнил. Ничего. Обнял меня, сказал, что слышал о моей трагедии и всячески соболезнует. Он был обдолбанный и едва ворочал языком.

В полицейском отчете говорилось, что Трумен шел по тротуару мимо Темплтона. Он, конечно, видел полицейских. Их пригнали целую толпу. Но он не догадался, что лучше перейти на другую сторону улицы и вообще держаться подальше. Копы выволакивали из здания жильцов, которые сопротивлялись изо всех сил. В отчете было написано: «Выселение происходило с осложнениями». Какая-то старуха выла в голос. Все ее пожитки вместились в два пакета.

Она прожила там двадцать лет и не хотела никуда уезжать. Молодая мамаша кричала по-испански, что не желает ютиться в муниципальном приюте с пятью детьми. Макс тоже что-то орал. Он стоял на тротуаре и препирался с полицейскими. В этот момент мимо шла какая-то тетка в шубе, обвешанная драгоценностями. Она ела пирожное на ходу. Макса это добило.

— Сладеньким балуемся? — взревел он. Тетка напугалась и выронила пирожное. Он поднял его и швырнул ей в лицо. — А у нас вот нет сладкого! И даже хлеба нет! Вообще ни хрена нет! Ах, вы не знали? Одни только крысы, тараканы и ледяная вода из-под крана. Но у нас даже это хотят отобрать!

Какой-то коп схватил его и потребовал, чтобы он успокоился. Трумен как раз проходил мимо. Коп сказал Максу собирать свои вещи, но Макс заорал и со всей дури оттолкнул его. Тот попытался его арестовать… и тогда Макс совсем взбесился.

Он выхватил из кармана нож и приставил его к горлу Трумена. Дальше он потащил моего брата по тротуару, крича, чтобы полицейские не вздумали приближаться. Они послушались, и тогда Макс стал выдвигать условия. Некоторые звучали, в общем, разумно — он требовал прекратить выселение. А некоторые были полной шизухой — например, вернуть Манхэттен индейцам.

Прибыло подкрепление. С Максом пытались договориться, просили отпустить Трумена. Макс отказывался. Заявил, что заберет юного рыцаря с собой и будет сам всему его учить. Потому что хоть кто-то должен знать, как править этим миром.