Книга Секретные бункеры Кенигсберга - Андрей Пржездомский

Володя безучастно отворачивается в сторону и всем своим видом показывает, что его совсем не интересует эта „дыра“ и он уж, во всяком случае, не собирается лезть в нее. Я мучительно соображаю, какую бы уловку придумать для того, чтобы тоже увильнуть… На ум приходят мысли о том, что риск должен быть только оправданным и разумным. А здесь? Лезть куда-то во мрак и неизвестность, рискуя свалиться в какой-нибудь колодец или быть заваленным обломками! Нет уж! Это не для меня».

Наверное, благоразумие все-таки взяло бы верх и мы с Володей благополучно отправились бы дальше — на остров или в сторону Литовского вала, и не было бы волнующих и запавших в память впечатлений. Но все решила реакция одного из мальчишек. Он, вдруг точно прочел мои мысли, криво усмехнулся и с явной издевкой сказал:

— Ну что, боитесь? Дайте мне фонарик, я сам слазаю туда.

Это было уж слишком. Кровь ударила мне в голову, застучала в висках. Нет, не потому, что слова парня показались оскорбительными. Я понял — лезть в эту дыру все-таки придется, хотя по-прежнему боялся протиснуться в узкую щель и оказаться один на один с мрачным подземельем. А вдруг там внутри уже ждет здоровенный обросший детина в изодранном черном мундире и с автоматом в руках? — такая жуткая мысль мелькнула в голове.

Я очень отчетливо помню, как опустился на корточки, затем встал на колени, еще раз посветил фонариком внутрь: проходу, казалось, нет конца и он спускается куда-то прямо в саму преисподнюю.

— Ну что ж, слазаем, посмотрим, — наигранно бодрым голосом сказал автор этих воспоминаний. Наверное, выражение моего лица не очень соответствовало тону, которым говорилась эта фраза, и ребята уже без тени улыбки посмотрели на меня. Я согнулся в три погибели, вытянул вперед руки. В одной из них был Володин фонарик, старый немецкий батареечный «дайман», луч которого тонул в глубине щели. Просунув голову и ощутив плечами холод кирпичной стены, я подтянул свое тело, оттолкнувшись ногами от большого обломка, лежащего рядом со входом. Извиваясь, задевая локтями и головой нависающую кладку туннеля, медленно продвигался вглубь.

В щели стало совершенно темно — своим телом я почти загородил весь свет, проникающий снаружи. Я прополз уже метра три, а конца туннеля не было видно. По спине пробежали мурашки. Помню пронзившую мозг мысль о том, что я могу застрять здесь и уж тогда никто не сможет вытащить меня из этой каменной западни. Такого страха, как тогда, 25 марта 1967 года, я, наверное, никогда больше не испытывал в своей жизни. Разве что в февральские дни 1990 года во время массовых беспорядков в Душанбе, когда дрогнул даже небезызвестный герой современности «комиссар Катани» — киноартист Мигель Плачидо, оказавшийся в гуще разъяренной толпы.

Вдруг проход резко расширился, я смог поднять голову, затем приподнялся сам, присел на корточки. Фонарик выхватил в темноте сводчатый потолок, мрачные массивные стены, заваленный чем-то неразличимым пол. Свет сюда едва проникал, образуя световую полоску, растворявшуюся в темноте подземелья. Мельком осмотревшись вокруг и убедившись, что ничего опасного здесь пока нет и уж во всяком случае эсэсовцы давно покинули это помещение, я прокричал в туннель, чтобы Володя спускался вслед.

— Здесь та-а-а-кое огромное подземелье, — крикнул я в проход и сразу поймал себя на том, что сам непроизвольно развел руки и округлил глаза, как это делал мальчишка, рассказывающий о подвалах. Мне вдруг стало очень весело, все страхи сразу ушли, я почувствовал себя смелым и мужественным первооткрывателем сокровищ Королевского замка. И когда Володя появился внизу, я, уже на правах хозяина, помог ему подняться и покровительственно похлопал его по плечу. Вслед за ним в пролом спустились двое мальчишек.

Подвальное помещение поражало своими размерами. Свет фонарика таял в темноте, сквозь которую проступали очертания массивных стен, полукругом сходящихся где-то вверху. Пол был усеян обломками кирпичей, то тут, то там торчали полуистлевшие доски и громадных размеров металлические обручи. С потолка свешивались длинные ржавые крюки и обрывки проводов. Слева от входа гора кирпичей и огромных камней достигала до сводов под самым потолком, — видно, они рухнули вниз через пролом в перекрытиях. Откуда нам тогда было знать, что этот зловещий подземный зал назывался когда-то «Большим ремтером» и являлся главным залом «Блютгерихта».

Из книги Вальтера Франца

«О „Блютгерихте“ в Кёнигсберге».

Кёнигсберг, 1938 год

«Как выглядел „Блютгерихт“ в первой половине XIX века, демонстрирует старая картина, изображающая главный зал. Громадные бочки на заднем плане еще не были украшены великолепной резьбой. Кажется, уже тогда использовался и большой стол, который сегодня стоит в центре зала, а два других — вдоль стен. Зал полон посетителей: военные в униформе периода Освободительной войны[197], студенты в рубашках с высокими стоячими воротничками, торговцы в цилиндрах… Кельнер подносит новый штоф вина, проходя мимо музыкантов, играющих на арфе и гобое. Невзрачные светильники должны были концентрировать свет в нижнюю часть зала для того, чтобы хоть немного осветить толстые, серые стены…»

Спустя сто пятьдесят лет в этом зале было еще более мрачно, а два карманных фонарика позволяли получать лишь бледные пятнышки света на стене. Притихшие «исследователи» с любопытством осматривали подземелье, никакой звук не проникал сюда, ведь над головой у нас была многометровая толща камня и спрессованного кирпича. Наверное, так же мрачно здесь было и тогда, в марте 1945 года, когда «Большой ремтер» был завален ящиками самых различных размеров и мебелью, собранной из королевских покоев. По некоторым данным, как я уже рассказывал, доктор Роде именно здесь хранил после августовской бомбардировки ящики с демонтированными панелями Янтарной комнаты. Именно сюда за несколько дней до штурма он привел гаулейтера Коха и тот отчитал ученого-искусствоведа за нерасторопность в укрытии ценностей.

Но посетители «Большого ремтера» в 1967 году ничего этого не знали, потому и не задавались вопросом, куда же могли деться сокровища. Нас интересовали подземелья вообще, и какой-либо конкретной цели, спускаясь сюда, мы, конечно, не могли преследовать. Для нас «Большой ремтер» был просто громадным и зловещим подвалом полуразрушенного замка. Обшаривая фонариком стены зала, мы увидели, что справа, в углу — глубокая ниша, из которой несколько ступенек вели к дверному проему. Однако и здесь, по-видимому, разрушительная сила взрыва сделала свое дело, завалив вход в соседнее помещение. Попасть туда (а это был знаменитый «Малый ремтер») не представлялось возможным. Таким образом, я собственноручно мог бы удостоверить, что это помещение «Блютгерихта» в 1967 году было полностью завалено рухнувшими конструкциями. Они погребли не только то, что находилось в самом помещении, но и наглухо завалили расположенные еще ниже подземелья.