Книга Схизматрица - Брюс Стерлинг

— Да.

— Думаю, нашим исследователям Инвесторов крупно повезло.

— Честно говоря, профессор Наварре, изучение Инвесторов потеряло для меня новизну. Я собираюсь участвовать в разработках терраформинга.

— Господи! — удивленно воскликнул Наварре. — Неужели вы не могли подобрать себе что-нибудь поинтереснее?

— Вы полагаете?

Подражая собеседнику, Линдсей подался вперед. От навыков не осталось и следа. Рефлекторный порыв смутил его, и Линдсей уже в сотый раз решил бросить эти штучки.

— Отдел терраформинга, — продолжил Наварре, — прямо кишит чокнутыми посткатаклистами. А вы всегда были человеком основательным, аккуратным, хорошим организатором. Ну зачем, спрашивается, вам такая компания?

— Понимаю. А что привело в Царицын Кластер вас, профессор?

— Н-ну, я и лаборатории Джастроу-Стейшн разошлись во мнениях по поводу патентных прав. Мембранная технология. Производство искусственной кожи Инвесторов — она здесь как раз в моде, вот, например, обратите внимание на сапожки той юной леди.

Студентка-цикада в вышитой юбке, с ярко раскрашенным лицом, потягивала фраппе на фоне оранжевой каменистой пустыни. Ландшафт позади нее неожиданно наклонился, следуя движению зонда. Почувствовав головокружение, Линдсей ухватился за столик.

Наварре слегка покачнулся и продолжал:

— Царицын Кластер более дружелюбен к предпринимателям. Вот я здесь всего восемь месяцев — и уже избавился от псов!

— Поздравляю, — сказал Линдсей.

Советники Матки держали большинство иммигрантов под наблюдением «псов» по два года. В догтаунах, на окраинах, были целые районы, нашпигованные камерами, где каждый находился под непрестанным надзором видеопсов. Обширнейшая сеть мониторов была частью общественной жизни Царицына Кластера. Но полноправные граждане могли укрываться от надзора в «приватах», последних пристанищах частной жизни в ЦК.

Линдсей поднес к губам бокал.

— Чтобы предупредить возможные недоразумения, я должен сказать, что пользуюсь теперь фамилией Линдсей.

— Что? Как Уэллспринг?

— Прошу прощения?

— А вы не знакомы с подлинной личностью Уэллспринга?

— Конечно, нет, — ответил Линдсей. — Насколько я понимаю, все документы пропали на Земле, где он родился.

Наварре довольно расхохотался:

— Но это же — в верхах ЦК — ни для кого не секрет! Во всех приватах об этом говорят. Уэллспринг — родом из Цепи миров. Его настоящее имя — Абеляр Малкольм Тайлер Линдсей.

— Поразительно.

— Уэллспринг играет весьма тонко. Его терранское прошлое только камуфляж.

— Вы меня удивляете.

— Легок на помине, — заметил Наварре. Из туннеля слева от Линдсея вырвалась шумная толпа. Это с группой студентов, раскрасневшихся и громко хохочущих, прямо с какой-то попойки прибыл Уэллспринг. Молодые цикады в длинных развевающихся пальто, штанах с разрезами и блестящих жилетах из кожи рептилий казались живописным подвижным зелено-голубым клубком.

Заметив Линдсея, Уэллспринг поплыл к нему. Матовая грива его черных волос была охвачена венцом из меди и платины. Поверх рукава костюма, украшенного печатным орнаментом из листьев, была надета повязка-плейер, извергавшая оглушительную квазимузыку из треска сучьев и криков животных.

— Линдсей! — заорал он. — Линдсей! Вот ты и снова с нами! — Он крепко обнял Линдсея и пристегнулся к сиденью.

С виду Уэллспринг был пьян. Лицо раскраснелось, ворот распахнут, что-то копошится в бороде — какие-то крохотные существа, похоже — металлические блохи.

— Как съездил? — спросил Линдсей.

— Совет Колец — тоска зеленая! Извини, не успел тебя встретить. — Он подозвал официанта. — Что ты пьешь? Фантастический все-таки кратер, этот Маринер, верно? Даже его ответвления и те размером с Гранд-Каньон в Аризоне. — Он указал за спину Линдсея, на расщелину между отвесных стен, с которых ледяной ветер сдувал клубы тонкой охряной пыли. — Представь там водопад; такие радуги выйдут! Дрожь берет, как подумаешь.

— Да, конечно, — снисходительно улыбнулся Наварре.

— Есть у меня, — сообщил Уэллспринг Линдсею, — упражненьице для духа маловеров вроде Евгения. Следует каждый день повторять про себя: «Столетья… столетья… столетья…»

— Я — человек прагматичный, — сказал Наварре, поймав взгляд Линдсея и значительно приподнимая бровь. — Жизнь течет ото дня к дню, а не от столетия к столетию. Энтузиазма на столетия не хватает. Плоть и кровь такого не вынесут. Ваши амбиции, — он обратился к Уэллспрингу, — просто не уместятся в жизнь.

— Естественно. Как и положено. Жизнь они включают в себя.

— Совет управляющих более практичен, — заметил Наварре, глядя на Уэллспринга с высокомерием.

Авторитет Совета управляющих со времен основания Царицына Кластера значительно вырос, и Уэллспринг предпочитал не бороться за власть, но уступить. И теперь, пока Совет возился во дворце царицы с повседневными управленческими мелочами, Уэллспринг дневал и ночевал в догтаунах и приватах. Зачастую он пропадал на целые месяцы, чтобы появиться потом, ведя за собой банду каких-нибудь темных постлюдей и странных личностей, навербованных на дне общества. Наварре это шокировало.

— Мне нужна должность, — сказал Линдсей Уэллспрингу. — Только без политики.

— Найдем, обязательно найдем.

Линдсей огляделся по сторонам и вдруг понял:

— Не нравится мне этот Марс…

Уэллс сразу посерьезнел:

— Ты сознаешь, что все судьбы будущего могут споткнуться на этом сиюминутном высказывании? Именно из таких семян свободной воли, следуя законам причинности, и произрастает будущее.

— Там слишком сухо, — улыбнулся Линдсей. Как раз в этот момент толпа ахнула: камера быстро скользнула вниз по ненадежному склону, и весь мир зашатался. — И еще он дергается.

Уэллспринг был обеспокоен. Он застегнул ворот, но Линдсей успел заметить на его шее небольшой кровоподтек со следами зубов.

— Ты знаешь, что нельзя одновременно считать два мира лучшими, — сказал Уэллспринг, выключая нарукавник.

Наварре недоверчиво рассмеялся.

Линдсей, не обращая внимания на Уэллспринга, глядел ему за спину и рассматривал его спутников. Молодой шейпер в форме Космоситета с ворсистыми липучими налокотниками зарылся лицом в разлетевшиеся светло-рыжие кудри молодой женщины. Склонив голову набок, она восторженно хохотала. Позади нее Линдсей разглядел печальную физиономию Абеляра Гомеса. Его сопровождали два пса-наблюдателя, скорчившихся на стене, сверкая металлическими ребрами и фиксируя мордами-камерами любое его движение. Линдсеем овладела жалость и тоска о мимолетности вечных человеческих истин.

А Уэллспринг, со страстью пустившись в спор, извергал мощный фонтан риторики, сметавшей и крушившей ехидные замечания Наварре. Он соловьем разливался про астероиды — глыбы льда, с хороший город каждая, которые, будучи обрушены на поверхность Марса по нисходящим кривым, всеми своими камнедробильными мегатоннами вобьют в пустыню оазисы влажности. Пар и прочие летучие вещества насытят истощенную атмосферу, а ледяные полярные шапки превратятся в газообразную двуокись углерода. Появятся реки, озера. Воронки с оазисами будут укомплектованы бригадами ученых, которые вызовут к жизни целые экосистемы. В первый раз человечество станет превыше жизни: целый живой мир будет обязан своим существованием человеку, а не наоборот. Это Уэллспринг рассматривал как моральную обязанность, как уплату долга. Расходы не имеют значения: деньги — лишь символ. Реальна единственно жизнь.