Книга Блюз черной собаки - Дмитрий Скирюк

Андрей терпеливо ждал, время от времени вопросительно поглядывая на меня и поправляя очки. Ладно, пусть её, подумал я, пускай шифруется, может, ей так нравится, а мы пока продолжим.

— А лет ей сколько?

— Двадцать, — сказал Андрей. — А что?

— Она говорила — восемнадцать.

— Наврала, — уверенно ответил тот. — Нарочно сбавила.

Я неожиданно подумал, что ни разу не видел его глаз, даже не знаю, какого они цвета. Сейчас его окуляры были прозрачными, но за отблесками огня я всё равно ничего не мог разглядеть. С реки слышались совсем уж хаотические созвучия: Танука продолжала варганить, ей вторили лягушки.

— Зачем ей это надо?

— Может, чтобы ты не приставал, а может, ей удобней было, чтобы ты не относился к ней серьёзно. Я не знаю. Спроси у неё.

Андрей рассказывал охотно, но чем больше он говорил, тем больше у меня появлялось вопросов. И что хуже всего: я понимал, что ответов на них мне никто не даст.

Если верить Андрею, Танука родилась в восемьдесят пятом, недалеко отсюда — в Березниках. В день её рождения произошло первое странное событие, точнее даже два. Во-первых, родилась она мёртвой — дыхания не было, сердце не билось. Врачи каким-то чудом сумели девочку реанимировать. Во-вторых, в тот день в городе случилось ЧП: затопило третий рудник. Катастрофа была внезапная. Большую, новую, вполне благополучную шахту залило так быстро, что люди едва успели выйти на поверхность. Обошлось без жертв, но всё оборудование осталось под водой, из одиннадцати комбайнов не удалось достать ни одного (кстати, пробы показали, что вода, затопившая шахты, — Яйвинская). До сих пор исправить ситуацию не представляется возможным, и фабрика работает на привозном сырье.

Вокруг этого события царила какая-то подозрительная тишина. Странно, что такая масштабная, я бы даже сказал, «хтоническая» катастрофа не получила должного освещения в прессе. Ходили слухи, будто проходчики наткнулись под землей на что-то непонятное, но на что именно — никто не знал. Ново-Зырянская карстовая депрессия, на которую сперва грешили геологи, при тщательном рассмотрении оказалась ни при чём. «Катастрофический прорыв пресных вод на рудные горизонты БРУ-3, по-видимому, связан с некими грозными явлениями природы, которые в настоящее время остаются неизученными» — вот всё, что сказали учёные. Я почему-то вспомнил подземелья под Пермью, но связи между рождением девочки и катастрофой на шахте всё равно не увидел, хоть убей. А между тем Танука утверждала, что таковая существует, и Андрей склонен был ей верить.

Хрупкая, черноглазая, красивая, но совершенно не похожая на родителей, девочка росла замкнутым, необщительным ребёнком, держалась обособленно и мало интересовалась обычными девчачьими играми, обожала животных (правда, не любила кошек, и те платили ей взаимностью). В школе её звали колдуньей. Её единственными друзьями были два соседских мальчика, она играла только с ними, бегала по крышам, запускала какие-то ракеты, подрывала гильзы, набитые селитрой… Раз при взрыве одной такой гильзы осколок угодил ей в висок — спасли миллиметры. Однако дружба эта скоро кончилась: сперва один мальчишка утонул, потом родители другого получили назначение в отдалённый район страны и увезли сына с собой. Потом и её семья перебралась в Пермь. Она часто гуляла в одиночестве, могла часами пропадать незнамо где, родителям не раз приходилось поднимать по тревоге милицию. Впрочем, было и хорошее: физрук отметил эту лёгкую пластичную девочку, и по его совету родители отдали её в хореографическое. Там она отзанималась семь лет, пока не произошло второе странное событие.

В тот год ей исполнилось четырнадцать. Была середина июня. Школа, а точнее, класс, где училась Танука, в полном составе выехал на пленэр рисовать пейзажи, а вскоре наша героиня слегла с загадочной болезнью. Трое суток температура держалась почти на уровне сорока, никакие лекарства не помогали, врачи ничего не могли понять. Никто не надеялся, что она выживет, но на исходе третьего дня жар спал сам собой. Девочка выздоровела, но истаяла как свечка, стала плохо спать, часто просыпалась, а проснувшись, забивалась в угол и обрывала обои. Она рассказывала непонятные вещи, придумывала себе несуществующие имена и рисовала странные картины, полные неясных образов, танцующих полулюдей-полуживотных, загадочных геометрических узоров и незнакомых пейзажей. Вдобавок болезнь дала осложнение на глаза — роговица потеряла чувствительность, зрачки перестали суживаться. Её стал раздражать резкий свет, днём она сидела при закрытых шторах, потом вовсе перешла на ночной образ жизни. И рисовала, рисовала много и упорно, — красками, мелками, шариковой ручкой… Впрочем, её рисунки больше интересовали психиатров, нежели преподавателей. Одни были от её картин в восторге, других они откровенно пугали. Доктора подозревали шизофрению, но диагноз не подтвердился. Родители без конца таскали дочь по врачам — с тех пор Танука возненавидела больницы. Она сделалась нервной, раздражительной. Срыв следовал за срывом. Появилась аллергия буквально на всё — на рыбу, шоколад, грибы, пыльцу, медикаменты, тополиный пух, кошачью шерсть… А пару лет спустя выяснилось ещё одно обстоятельство: вероятно, болезнь пришлась на какой-то важный этап её становления как женщины. В итоге Танука «застряла» в теле четырнадцатилетней девочки и больше не росла. С мечтами о карьере балерины пришлось распроститься. Уступая просьбам дочери, родители записали её в художественную школу, но учёба во всех этих колледжах-лицеях, как я уже знал, неизменно заканчивалась скандалами и отчислением.

Теперь мне стало ясно, отчего Танука всё время, даже в дождь, разгуливает в тёмных очках или в бейсболке. Что до причин её болезни, то тут у меня были свои соображения. Скорее всего, девчонку просто укусил энцефалитный клещ, она не обратила на это внимания, а учителя тоже прохлопали ушами. Это сейчас надо быть последним раздолбаем, чтобы сунуться в весенний лес без прививки, а тогда эта напасть только-только пришла в Предуралье, об опасности никто не думал. Косвенным подтверждением было то, что энцефалит порой ошибочно диагностируют как шизофрению, так схожи симптомы и клиника (одно время из-за этого даже бытовала теория, будто шизофрения заразна). Хотя тут моя версия давала сбой. Энцефалит, если его не лечить, почти всегда заканчивается тяжёлым мозговым расстройством, провалами в памяти, даже слабоумием, а с этим у Тануки всё в порядке: она неплохо училась, школу закончила без троек… Правда, без проблем всё равно не обошлось: дети — жестокие существа, а подростки особенно. От бесконечных насмешек, издевательств и обид девушка замкнулась, в последние годы учёбы с одноклассниками не разговаривала, а по окончании школы сразу ушла из дома. Поступив в академию художеств, она заинтересовалась готикой — одеждой, музыкой, архитектурой, потом встретила своего первого парня… Дальше всё совпадало с рассказом Севрюка: сперва эти идиоты родители, потом — гибель друга. Последовали годы депрессии и отчуждения, разочарования в любви и в жизни. В сущности, ей всегда было неуютно в собственном теле — как женщина она не развилась, ориентация блуждала; Танука не могла решить, кто она. Странный дар — предвидеть будущее, приносить несчастья — оттолкнул от неё всех, рядом остались только самые близкие друзья. Душа просила любви, привязанности, а тело не отзывалось. Её бросало из крайности в крайность, от наивных детских грёз до садо-мазо — то она разгуливала вся в оборках и кружавчиках, завивалась и красилась как кукла, то брила голову, рядилась в кожу и цепляла панковский ошейник. И нигде не находила себе места — ни у кришнаитов, ни у сатанистов, ни у сайентологов.