Книга Россказни Роджера - Джон Апдайк

— Да, но в двоичной системе счисления, — возражает Дейл, возвращая хрупкий стаканчик, — альтернативой единицы служит не минус единица, а ноль. В том-то и прелесть.

— О'кей, я понял. Вы хотите спросить, что же это такое — минус единица. Объясняю. Это плюс единица, перемещенная во времени назад. Облако точек рождает время, время рождает облако точек. Красотища, правда? Так и должно быть. Слепой случай плюс чистая математика. И наука день за днем это подтверждает. Астрономия, физика элементарных частиц — все здесь сходится. Хотите расслабиться? Погрузитесь в пространственно-временную массу, не пожалеете.

Кригман шутит. Дейлу он нравится больше, когда играет роль ревностного безбожника. Не видно Эстер, стоявшей недавно в дверях гостиной. Между тем продолжают прибывать приглашенные. Пришла чернокожая Норин Дэвис из канцелярии нашего факультета, та самая, которая улыбчиво выдавала Дейлу бланки семь месяцев назад, пришел ее лысый сослуживец, пришла девица, похожая на Эми Юбенк. Нет, не она, думает Дейл, что-то у меня проблемы со зрением.

— А как насчет происхождения жизни? — спрашивает он, испытывая извращенное удовольствие. — Там вероятность тоже ничтожна. Я имею в виду вероятность возникновения самовоспроизводящих организмов с собственной энергетической системой.

Кригман фыркает, опускает голову, словно устыдившись чего-то. Тело его в замусоленном вельветовом пиджаке с кожаными нашивками на локтях и болтающимися пуговицами как бы обмякает, но быстро выпрямляется, приобретает величественную, почти военную осанку.

— Ну, это по моей части. Все остальное — так, красивые слова. Понятия не имею, что такое набор точек Бореля. Зато я в точности знаю, как зародилась жизнь. По крайней мере вам, неспециалисту, это в новинку будет. Жизнь зародилась в глине. Да-да, в обыкновенной глине. Кристаллические образования в тонких глинах стали опорой, помостами для постройки органических соединений и примитивных форм жизни. Зачаткам жизни пришлось лишь захватить фенотип, возникший в кристаллических глинах, причем наследственность целиком контролировалась ростом и эпитаксией кристаллов, а мутации происходили от их дефектов; кристаллы сохраняют, как вы понимаете, устойчивые структуры, необходимые для накопления информации. Вижу, вижу, вы хотите спросить — где же эволюция? Отвечаю. Представьте себе пористое пространство в какой-нибудь известняковой породе. Сквозь него просачиваются дождевая вода и минеральные растворы. Одни кристаллы — плотные, образуют пробки, не пропускающие влагу. Это плохо. У других рыхлая структура, и их размывают дожди. Это тоже плохо. Третий тип обладает достаточной прочностью и одновременно пропускает геохимические растворы, назовем их даже питательными. Такие кристаллы растут и множатся. Понимаете — растут? Это хорошо. В пористом пространстве таких кристаллов появляется липкое проникаемое тесто. Это и есть прототип жизни. — Кригман делает добрый глоток рейнвейна и смачно облизывает губы. На стеклянном столике у красной козетки стоит чей-то недопитый стаканчик, и мой любезный сосед одним ловким движением ставит на столик свой пустой стаканчик и подхватывает чужой.

— Но... — начинает Дейл, зная, что его прервут.

— Но вы хотите спросить, как насчет людей — человеков? Как появились органические молекулы? И почему появились? Не буду углубляться в подробности. Скажу только, что некоторые аминокислоты, а именно бикарбоновые и трикарбоновые соединения, способствуют растворению ионов в таких металлах, как алюминий, и, следовательно, появлению протоферментов. Другие аминокислоты, например полифосфаты, обладают большой силой сцепления, которая и сообщала им выживаемость на ранних стадиях существования Земли. Пуриновые основания вроде аденина имеют тенденцию отлагаться между слоями глины, и сравнительно скоро по историческим меркам вы имеете полимер, схожий с РНК, и его отрицательный заряд, который взаимодействует с положительным зарядом в частицах глины. Затем... Я, кажется, нагоняю на вас тоску? Вижу, вижу, вам до смерти хочется пообщаться с народом, может быть, потрепаться с одной из моих девиц. Попробуйте поухаживать за моей средненькой, Мириам, если, конечно, вас не отвратит суфийская пропаганда. Не выношу безалкогольных тусовок... так вот, я и говорю, как только вы имеете нечто близкое к РНК, но не первоначальный бульон — специалисты никогда на дух не принимали эту заумную теорию, в ней, как бы это выразиться, слишком много воды, — а замечательное рассыпчатое тесто глиняных генов, отсюда рукой подать до органического воспроизведения, сначала в качестве подсистемы, развивающейся параллельно росту кристаллов, которая затем входит в силу. В ходе обмена генами глиняные гены отпадают, потому как органические молекулы, в основном молекулы углерода, оказываются более эффективными. Поверьте, приятель, такое объяснение затыкает многие дыры в наших теоретических представлениях. От ничего — к мертвой материи, от нее — к жизни. А вы говорите — Бог! Забудем о старом обманщике!

Эстер, вернувшись в гостиную, завязывает разговор с молодым, незнакомым Дейлу аспирантом — типичным евнухом с прямыми немытыми волосами, которые он то и дело пальцами откидывает назад. Вскинув свою маленькую голову с белеющим лбом и рыжими баранками на ушах, она крайне заинтересованно взирает на собеседника — так же, как она взирала на Дейла в прошлогодний День благодарения.

— А как насчет эволюции от плоти к духу? — спрашивает он Кригмана. Собственный голос звучит как бы издалека и отдается у него в голове.

— Не оскорбляйте меня, — фыркает тот. Улыбка его растаяла. Ему уже наскучил разговор. — Дух — это пустой звук. У нас все от мозга идет. Именно мозг по преимуществу управляет нашими руками... Если то, что вы рассказали мне, приятель, и есть ваша теория, то вам еще пилить и пилить.

— Знаю, — согласился Дейл. С истинно христианской покорностью он испытывает болезненное удовольствие от поражения в интеллектуальном поединке.

— Подружка у вас есть?

Неожиданный грубоватый вопрос застигает Дейла врасплох.

— Заведите подружку, — советует Кригман. — Хорошо прочищает мозги.

Видя, что Кригман отвернулся и опущенные плечи вот-вот исчезнут в толпе гостей, Дейл инстинктивно, как привязанный, делает шаг за ним. Тот идет, тяжело переваливаясь, словно человекобык Минотавр, только что насытившийся плотью молодых людей, посланных ему в жертву. На его посаженной в плечи голове по-прежнему красуется увядший венок. Он видит, как гости живо общаются друг с другом, не хуже генов в замечательном глиняном тесте. Даже младшая дочь Кригмана, пятнадцатилетняя Кора, со скобой во рту, исправляющей прикус, и конским хвостиком на голове, развлекает маленький кружок поклонников: кивающего Джереми Вандерльютена в неизменном костюме-тройке и с часами на цепочке в жилетном кармане, слабоумного сына миссис Элликотт, с лица которого не сходит блуждающая улыбка, и Ричи Ламберта — последний с восторгом и неприязнью наблюдает за неловкой, зато уверенной Кориной попыткой выставить себя взрослой. Все, что занимало Дейла зиму и первый весенний месяц, будоражило мозг и душу, оказалось иллюзией. Он скучает по Верне, такой же неудачнице, как он, и удивляется, что ее нет здесь. Но вот подходит человек, который все знает, — сероглазый, седовласый невозмутимо-непонятный его хозяин...