Книга Драконий коготь - Артур Баневич

— Не понимаю, чего ты боишься. Если от разума этого несчастного логические объяснения отскакивают так же упорно, как боевые молоты, то чем тебе мешает моя болтовня? Я скажу, что думаю, и уеду. Кипанчо, можешь поверить, глупее от этого не станет.

— Ты нарушишь ритм лечения, — буркнул Деф Гроот. — Человеческая душа — материя деликатная.

— Тогда убери молоток, — посоветовал Дебрен. — Деликатную материю молотками не исправляют. Даже если они обернуты ветошью.

Душист не отложил молотка. Вместо этого он шагнул вперед. Однако слишком не приблизился, потому что магун был внимателен и почти мгновенно легко отскочил к двери.

— Спокойно, — заставил себя улыбнуться Деф Гроот. — Что это ты такой нервный. Не станем же мы драться. Из-за… Это смешно.

— Конечно, не станем. На сегодня с меня хватит. Так что сделай еще одно резкое движение, только одно, и я тебя так пришпарю, что ты до утра не поднимешься.

Рыжий, что бы о нем ни говорили, в своем деле был дока. Знал, когда и насколько люди говорят правду. Поэтому он медленно попятился и отложил молоток.

— Как ты ее уговорил? — повторил вопрос Дебрен.

— А ты поверишь, если я скажу, что воззвал к ее патриотизму?

— Нет.

— Я обещал исследовать девочку, — буркнул Деф Гроот. — В определенной степени я медик. А у нее температура. Вероятно, поэтому она позволила так легко стянуть себя с крыши.

Дебрен, не сказав ни слова, вынул из крепления факел, а потом кивнул стоящей сбоку хозяйке.

— Я думал, ты сбежал.

Дебрен повернулся на стульчике, хотя мог и не делать этого. Только один человек способен был протиснуться сквозь узкие двери с таким скрежетом.

— Добрый день, господин Кипанчо, — сказал он тихо. — Не сбежал. Не было причин.

— Нашлись бы. — Рыцарь понизил голос. — Некоторые боятся моего общества, считая, что я психически болен и угрожаю окружающим. Другие думают, будто окружающие угрожают мне, а попутно и тем, кто ест и спит чересчур близко от меня. Доля истины в этом есть. Бывало, нас обстреливали издалека. Случались и прямые нападения на бивак. При этом порой страдали несколько посторонних лиц, так что у меня нет претензий к тем, кто опасается. Ты пришел к ней?

Дебрен взглянул на сравнительно широкое супружеское ложе, прикрытое грязноватой периной. Ночь была холодная, а вдобавок зверствовали неугомонные комары. Вероятно, поэтому из-под перины выглядывал лишь локон светлых волос с одной стороны и грязноватая босая пятка — с другой. Он не без некоторого сожаления покрутил головой, зная, что выше расположена стройная нога, бедра, груди и все прочее, составляющее еще молодую, привлекательную женщину.

— К той. — Он указал на кровать поменьше, Кипанчо присел на краешек окованного сундука, вероятно, с бельем. Садясь, старался не скрежетать латами.

— Она еще ребенок, — сказал он скорее с удивлением, чем с укором. — Надеюсь, не…

— Нет, — усмехнулся Дебрен. — В большинстве цивилизованных стран взрослой считают тринадцатилетнюю девушку, а на Юге, где все созревает быстрее, двенадцатилетнюю. Торговать телом могут десятилетки при согласии опекуна и при определенных ограничениях. В борделях, полуофициально, без скандала, предлагают девочек с восьмого года жизни. Это наказуемо, но не слишком строго. Однако у меня, господин Кипанчо, на эту проблему немного иной взгляд. Женщин моложе двадцати я считаю девочками. А с девочками я в кровать не ложусь.

— Ну что ж, все мы несовершенны, — серьезно отметил рыцарь. — У каждого свои слабости и странности, особенно в этом вопросе. — Он оглядел тесное, заставленное вещами помещение. — Благодарю за доверие. Можешь быть уверен, за кружкой пива я тебя прилюдно оговаривать не стану.

— Знаю.

— А что касается девочки, то ты прав. — Оба некоторое время смотрели на прикрытую по шею, хрипловато дышащую девочку. — Когда я ее вчера на спине спускал с крыши, то ни одной мягкой округлости не почувствовал. Она еще ребенок. Похоже, красивой женщиной вырастет, но пока что… Ты сидишь здесь и думаешь о будущем?

— Что?

— Я мою Дульнессу тоже впервые увидел, когда она была лишь немного старше. Такая же худая, угловатая. Но уже тогда я поклялся, что только ее, до конца жизни… Потому что у меня сердце от чувств замерло. А такие девочки, при виде которых у человека сердце в груди замирает, обычно быстро мужей находят. Поэтому, хоть товарищи и смеялись, я поклялся быть девчонке верным и постоянным в чувствах, чтобы за собой очередь забить. У рыцарей такое принято, хоть и довольно редко используется. Потому что, понимаешь, у молодого рыцаря и кровь молодая, горячая, а слово — это слово, оно держит крепче цепи. Но не думал я, что и чародеи таким же образом жен себе добывают.

— Я не имел в виду женитьбу.

— Ну да… у вас… хм… более свободные обычаи. Я о любовницах говорю.

— Кипанчо, она больна. Поэтому я здесь.

— Больна?

— У нее температура, озноб. Я жду, когда она проснется. Хочу кое-что проверить.

Кипанчо внимательно посмотрел на спящую девочку, хмуря брови и морща высокий лоб. Посмурнел.

— Думаешь, это чары?

Дебрен заморгал, удивленно взглянул на него.

— Он способен на любую подлость.

— Он?

— Четырехрукий маг из Саддаманки. Тот, который ветряки превращает в послушных себе бестий, а на людей порчу наводит. Самый что ни на есть скверный враг Свободного Мира.

— Я думал, хуже всего султан Везирата, — проворчал Дебрен. — А некоторые говорят, что инфляция. Или…

— Нет, мэтр. Султан Олейман IV и его орды — всего лишь толковый вождь и умелая, жаждущая успехов армия. Еще одна беда, свалившаяся на наш несчастный континент с гор и степей Западники. Уже во времена Старой Империи, да что там, гораздо раньше, выплевывал этот дикий и огромный край племена еще более дикие, алчущие нашей крови и золота. Но Виплан всегда умел защититься. И теперь тоже защитится, потому что и у нас нет недостатка ни в разумных командирах, ни в кнехтах и всадниках, готовых хоть с самим дьяволом сразиться. А знаешь почему?

Дебрен отрицательно покачал головой.

— Потому что мы живем в раю. В самом пупке мира.

— Мы — это кто?

— Все, кто живет среди лесов, лугов зеленых. Те, что по воду к собственному колодцу ходят, а реку или ручей в окне видят. Випланцы. Обитатели континента, богатого водой и жизнью.

— Кажется, в Ирбии с водой и зеленью туговато.

— Верно. И возможно, Бог избрал меня именно для того, чтобы я нес людям истину. Потому что как раз на моей-то родине, как нигде еще в махрусианском мире, видно, как отсутствие воды обращает прекрасную и плодородную землю в пустыню. Ни в Иллене, ни в Бооталии ты не увидишь того, что у нас жарким летом. Яйца становятся крутыми прежде, чем курица их успеет снести, а реки даже четверти нормальной воды не несут. Истинная Югония.