Книга Заговор - Джонатан Рабб

Реакция была мгновенной. Внезапное море мрака позади и впереди ската наполнилось голосами и движением. Стремглав метнувшись из своего укрытия, Сара стрелой полетела через полоски света, который лился из окон жилых комнат дома, и тут же справа поднялся шквал выстрелов. Стреляли в нее, и она петляла изо всех сил, уходя все дальше к деревьям. По земле захлестали лучи фонариков, один-два из них ненароком предупредили ее, выхватив из темноты толстые ветви, преграждавшие беглянке путь. Когда она уже добралась до первых деревьев, сзади неожиданно ярко вспыхнуло, и свет лизнул ее хищным своим языком по голове и шее. Тело среагировало почти инстинктивно: бросок-падение — и Сара покатилась по изрезанному и покрытому грязью склону.

Скорость падения была бешеной, чудом спина и ноги Сары проскакивали меж сучковатых пней и деревьев, она летела вниз, не ведая куда, увлекаемая крутизной обрыва. Она не была уверена, преследуют ли ее, и если кто идет следом, то сколько их: за громким треском сучьев и шуршанием листвы ничего не было слышно; руками она, как могла, закрывала лицо, все суставы были безжалостно побиты. Но вот склон стал более пологим, падение замедлилось, и у Сары хватило сил встать на ноги и вытянуть перед собой руки, продираясь сквозь листву и траву, звуки журчащей воды внизу заставили ее ускорить шаг. И вновь заметались вокруг нее по стволам огоньки фонариков, растительность делалась гуще, с каждым шагом все труднее становилось угадывать безопасный путь, и лишь журчание воды вело ее сквозь лесные заросли.

Сколько минут прошло, Сара не знала, только колени заломило от боли, ноги заскользили, и она рухнула, больно ударившись плечом и боком о землю. Голову от удара спасло лишь то, что Сара тут же покатилась еще по одному крутому склону, правда, на этот раз деревья росли реже и не так цеплялись. Над головой неожиданно проглянули луна и звезды: первый признак открытых пространств. Лес все больше редел. Пытаясь разглядеть свои заплетающиеся ноги, Сара наткнулась взглядом на то, что уже почти не чаяла отыскать: меньше чем в тридцати футах перед ней зиял бесконечный провал черной пустоты. С внезапным облегчением она почувствовала, как земля ушла из-под ног, тело кувырком полетело вперед и, лишь на миг ощутив быстрый поток воды, погрузилось в нее целиком.

Исчезло все, на что можно опереться, все движения замедлились, глаза отыскивали путь на поверхность, руки боролись с течением. Почти минута прошла, прежде чем ее вытолкнуло из воды. Полная луна сеяла повсюду бледный свет. Сара, стараясь выплыть, рассматривала берега, стенами стоявшие ярдах в тридцати друг от друга и образующие ложе реки, уносившей ее прочь от светящейся башни вознесенного ввысь гнездовища Тига, добрая сотня ярдов уже пролегла между ними. Ни единый признак погони не нарушал тишины и покоя. Сара, держа голову над самой поверхностью воды, не сводила глаз с места чуть пониже дома, откуда внезапно метнулись лучи ручных фонарей, тоненькие и быстрые, словно лазерные жгуты. Один-два скользнули по воде, Сара тут же нырнула и держалась под водой, сколько могла. Когда же вынырнула, лучи уже пропали из виду: русло вильнуло в сторону, защитив ее от слепящего света. Ноги, совсем недавно горевшие от бешеной гонки, теперь стали коченеть от студеной воды. Внимательно вглядываясь в берег, Сара доплыла почти до самой кромки, оставалось футов пятнадцать, которые она одолела, шлепая руками и ногами по прибрежной грязи, пока не выбралась на занесенные илом камни. Выждав немного, рывком бросилась на берег и шлепнулась в грязь. Перехватило дыхание: вода, стекавшая с одежды и волос, была совсем не такой приятной, как в реке.

Через три минуты она выбралась на ровное место вверху, над которым высился новый лес, укрывавший более пологий склон. Сара, зажав ветку в кулак, сдирала с нее листву, потом бралась за следующую, за следующую, за следующую. Листва — природный утеплитель. Когда набралась вполне подходящая по высоте копна листьев, Сара скинула брюки и блузку и принялась выжимать из них воду, усевшись в теплую копну, как в гнездышко. Пару минут спустя она стащила с себя белье, сунула ноги в штанины, а руки в рукава и стала набивать блузку и брюки опавшими листьями. Колко, зато тепло и надежно.

Схоронив нижнее белье, Сара провела смотр имуществу, оставшемуся после последних пятнадцати минут. Ремень, кроссовки и бумажник чудом уцелели. Пистолет пропал, зато теперь можно спокойно поджидать агентов ФБР, которые вскоре примутся прочесывать местность в поисках… кого? От этой мысли перехватило дух. Мужчины? Женщины? Сам собой у нее возник вопрос: а собственно, что и как успели они разглядеть? Насколько точно и внимательно? Детали, как она понимала, целиком будут зависеть от Тига и его желания защитить Эйзенрейха.

А это значит, можно рискнуть. Подхватывая листья, она поползла к небольшому углублению в земле, поросшему по краям густой травой. Там ее не найдут, не потревожат. Лежбище, место для сна.

* * *

Вид Нью-Йорка с высоты радовал глаз, лучи света, изломанные острыми гранями стекла и стали, устремлялись вверх сквозь пелену раннемартовского дня. Ксандр, глядя в иллюминатор самолета, видел жесткий, далекий город-крепыш таким, каков он есть: не убежище, а его, Ксандра, отражение, тихое и настороженное, убийственно спокойное, изо всех сил старающееся загнать вглубь, подальше от чужих глаз все, что за гранью тишины и спокойствия.

Но оттуда, снизу, на него глазела не просто частица его самого. Нечто куда большее. Хаос! Не тот хаос, что порождает случайная сшибка времени и обстоятельств, а тот, что создается насущным, непрестанным усилием, которое поддерживает жизнь в любой силе и лежит в основе подлинной мощи. Хаос — горючее власти, власть — фактор хаоса; и обе категории лишены смысла друг без друга. В громадном городе, в его управляемом безумии он видел взаимосвязь, делавшую одного кровным родичем другого. Именно сейчас, глядя на здания внизу, Ксандр осознал одну истину, которую до конца не постиг Эйзенрейх. Власть жаждет обрести в хаосе объект своего собственного управления, хаос же ищет во власти повелителя своих собственных ограничений. Без одного не может быть и другого. И каждый выживает посредством такой напряженности. Всяк владычествует посредством такого союза.

Ксандр, по-прежнему воззрившись вдаль, чувствовал, как все больше и больше в нем самом растет похожая сила, невозмутимое самообладание, порожденное исключительно собственным внутренним раздором: власть как ответ на смятение. Поглощенный открывшейся внизу холодной прямолинейностью, он осознал, что уже втянулся в игру, что команды, звучавшие внутри, все реже отдавались голосом Ферика или Сары и все чаще — его, Ксандра, собственным голосом. Понемногу он начинал вырабатывать в себе инстинкт, создавать реальность, придававшую смысл минувшей неделе, накапливать силу воли, которая и пугала, и успокаивала его. Случай на вокзале — лучшее тому подтверждение. Ксандр обнаруживал в себе странную двойственность потребностей: с одной стороны, хотелось обуздать разор и волнения, а с другой — раздуть неистовство, чтобы все время приходилось отвечать на вызов. Последние десять часов даровали мимолетную передышку в этой борьбе, пусть самолеты надо было менять, пусть в лондонском Хитроу при пересадке часок-другой понервничать. На высоте тридцати тысяч футов над хаосом у него было время подумать, оценить, но не так, как это привычно было делать в прошлом. Ныне теории не было места. Эйзенрейх дал понять это четко и ясно, два последних дня полностью изменили восприятие Ксандра.