Книга Крестный отец Катманду - Джон Бердетт

Но оказалось, что сапфиры в этом месторождении низкого качества — неинтересной окраски и с другими изъянами — и их невозможно выгодно продать. Двадцать первый век отхлынул, как высокий прилив, оставив местным жителям горы развороченной земли, и они продолжают чесать затылки: неужели это был не сон? Вот что говорит владелец лавки Иомо Матембеле:

— Мы уже думали, что Бог избавил нас от бедности, но Бог ушел обратно на север, а у нас остались белые дьяволы, которые рыщут по берегу реки и покупают за бесценок дешевые камешки.

Глава 49

О деле Мими Мой и Фрэнка Чарлза я снова вспомнил только ближе к обеду. И из любопытства, и укоряя себя за то, что не занялся им раньше, решил прочитать о камнях падпарадша в Википедии.

Поскольку эти камни очень редки, их часто подделывают: синтезируют в лабораторных условиях или получают из обычных оранжевых или розовых сапфиров путем поверхностной диффузии бериллия. Этот процесс предполагает нагрев камней с раздробленным хризобериллом, источником бериллия в этой обработке.

Большинство сапфиров падпарадша (как и сапфиров других цветов) подвергают термической обработке при различной температуре, что позволяет сделать их цвет более насыщенным и исправить чистоту. Хотя процедура может снизить стоимость камня, но она общепринята и не запрещена, если о ней сообщается покупателю в процессе сделки.

Однако метод поверхностной диффузии бериллия повсеместно осуждается. Если такой камень расколоть или подвергнуть шлифовке или новой огранке, слой цвета «падпарадша» может исчезнуть (хотя встречаются поддельные экземпляры, у которых цвет распространяется на глубину от поверхности). Проблема в том, что подделку трудно определить, поэтому, прежде чем тратить деньги на камень, следует обзавестись сертификатом авторитетной геммологической лаборатории.

Самые редкие падпарадша полностью естественного происхождения, не подвергшиеся ни бериллиевой, ни какой другой обработке, в том числе термической. Найти камень натурального происхождения с сертификатом авторитетной лаборатории крайне трудно, и их цена чрезвычайно высока. Стоимость сапфира падпарадша высокого качества, не подвергавшегося термической обработке, начинается от пяти тысяч долларов за карат и в зависимости от размера, цвета, оттенка, огранки и чистоты доходит до двадцати — тридцати тысяч долларов за карат.

Я решил броситься головой в омут и подъехать к дому Мой у реки на полицейской машине.

Со стороны суши открывался совершенно иной вид: можно было решить, что это обычное поместье с длинной закругленной подъездной дорожкой, обсаженной тропическими растениями. Орхидеи всех оттенков росли, как сорняки, в подвешенных на фикусы и пальмы скорлупках кокосовых орехов. Красная пуансеттия, амариллисы и плющи увивали и расцвечивали подъездную аллею, суккуленты на бамбуковых подпорках у большого пруда были такими сочными, что, казалось, откусят руку. На большом кусте антуриума прицветники были цвета задницы бабуина и такие же неприличные, и из них торчали маленькие золотистые фаллосы.

Вход в дом напоминал тайский храм, в северо-западном углу владений как положено находилось украшенное гирляндами лотосов святилище. Кто-то уже совершил домашним богам подношение из риса, апельсинов и бананов.

Я три раза решительно нажал на электрический звонок — хотел непременно прорваться в дом, в каком бы Мой ни была настроении. Открыла служанка и, заметив за моей спиной полицейскую машину, пригласила внутрь. Она выглядела, как всегда, безукоризненно опрятной в своей черной с белым форме — высокая, изящная, с парящим над отделанным оборками воротником уныло-вытянутым луноподобным лицом. Мне показалось странным, что служанка, не предупредив Мой, провела меня по полированному тиковому полу центральной части дома на террасу.

Крики доктора Мой я услышал задолго до того, как увидел ее. Зачем служанке понадобилось, чтобы я застал ее госпожу в разгар утреннего приступа раздражения? Может, таким образом она давала мне понять, кто здесь главный? К моему удивлению, Мой ругалась не на своем родном теочью и не на тайском, а на английском пансиона благородных девиц.

— Пролила, мерзавка, какао на мой любимый чеонгсам, — подвывала она слегка истерично, не видя меня. — Сколько жизни ты мне еще испортишь до того, как окончательно убьешь?

Я машинально повернулся, чтобы рассмотреть выражение на лице служанки, — никакого. Мой сидела в шезлонге, без бюстгальтера, в большой черной майке, которой могла бы спокойно прикрыть чресла, если бы захотела. Но, даже увидев меня, не сделала усилия — продолжала дуться, выставив промежность на всеобщее обозрение. Затем поморщилась и подтянула майку.

— А он какого черта здесь делает?

Вместо ответа служанка вернулась с серебряным подносом, на котором было, видимо, то, что служило завтраком Мой: горсточка таблеток разного размера и цвета и маленький медицинский пузырек с пипеткой. Я решил, что пипетка и есть звезда шоу: Мой осторожно сжала резиновый колпачок, сунула пипетку в пузырек, позволила резине расправиться и некоторое время изучала содержимое стеклянной трубки. Оставшись довольна, она запрокинула голову и вылила прозрачную жидкость в рот. Затем проглотила таблетки. Что бы там ни было в пипетке, снадобье подействовало довольно быстро. Разбитая на кусочки личность Мой начала обретать целостность. Она встала и расправила майку так, что та прикрыла ее бедра до середины. Совершилось чудо — к ней вернулось изящество, и она протянула мне руку для поцелуя.

— Какой замечательный сюрприз, — проговорила она бесстрастно. — Не угодно ли сесть?

Я опустился в кресло на краю балкона у ограждения прямо у реки, на которой в этот час не прекращалась веселая суета: буксиры выводили на фарватер корейский контейнеровоз, с ревом промчались две змееголовые лодки с автобусными моторами на шлюпбалках, женщины в соломенных шляпах, каждая в своем сампане, везли овощи, рыбу, фрукты — все, что могли продать. Я немного удивился, заметив голых визжащих мальчишек из бидонвилля. Они с упорством, присущим только очень юным, фанатично, раз за разом ныряли в реку с принадлежащего Мой причала.

Хозяйка щурилась на безжалостный свет. К ней внезапно вернулась светскость, и она не спрашивала, зачем я пришел.

— Я ездил в Гонконг повидаться с вашим бывшим мужем Джонни Нь.

Выдавая информацию на-гора, я не сводил глаз со служанки. Надеялся, что при упоминании этого имени та хотя бы на секунду прервет уборку. Не тут-то было. Мой, напротив, закрыла ладонью рот, а когда оторвала руку от губ, я не сумел понять выражение ее лица: но не потому, что не было никакого выражения, а потому, что оно показалось мне слишком сложным и не поддающимся объяснению. Удивление? Волнение? Пустое любопытство? Злость? Все вместе вперемешку с предвкушением чего-то приятного? Но никакого страха.

— Хотите какао?

— Спасибо, на этот раз нет.

Мой шагнула ко мне. Я решил, что она собралась занять любимое кресло у перил, но, проходя мимо, Мой удивила меня — погладила ладонью по лицу.