Книга Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро

— А разве недостаточно?

— Они не в моем вкусе и нисколько меня не удовлетворяют. Сейчас я объясню, почему. Ведь это вы известили меня запиской о юном дрозде, знакомце инспектора Ренара?

— Разумеется. По вашей просьбе я сделал все, что мог, чтобы найти его, и нашел.

— Но зачем посылать записку, когда есть риск, что ее перехватят? Прежде, сударь, вы не допускали подобных промахов.

— Раз нас засекли, то встречаться было бы еще опасней.

— Значит, на сей момент есть основание полагать, что вам угрожают?

Ретиф молчал.

— А вы знаете, что случилось во время того свидания в Самаритен? По-прежнему не хотите отвечать? Что ж, тогда я сделаю это за вас. Найденный вами милашка-дрозд убит и с помощью водяного насоса разодран на куски, а ваш слуга только волею неба сумел выбраться из расставленной ему ловушки живым и здоровым.

Неожиданно Ретиф запротестовал:

— Неужели вы, господин комиссар, зная, какое почтение я к вам питаю, могли поверить, что я сознательно послал вас на смерть? Я тут ни при чем, так угодно обстоятельствам.

— Довольно, хватит кривляться, я уверен, у обстоятельств имеется имя, а если говорить без обиняков, на пути у нашей птички встал пушистый зверек, именуемый лисой. Разве не так?

Николя вздохнул.

— Все еще молчим? Неужели вы не видите, что я по-прежнему вас ценю, а вы постоянно пытаетесь уронить себя в моих глазах. Но, быть может, вы будете более разговорчивы, если я вам скажу, что сегодня вечером в Версале зверски убит инспектор Ренар?

Услышав эту новость, Ретиф чуть не заскакал от радости, и ни Николя, ни Бурдо просто не могли этого не заметить.

— Мне кажется, — произнес инспектор, — данное известие вас взбодрило.

— Вы правы, перед вами мне нечего стыдиться. Эта скотина, что занесла над моей головой дамоклов меч, больше не сможет мне угрожать.

— Прекрасная эпитафия! — воскликнул Николя. — А нельзя ли узнать, кто вложил сей меч в руку инспектора?

— Полагаю, вы знаете обо мне достаточно, чтобы об этом догадаться.

Он быстро обрел привычный надменный вид и сбивчивую речь.

— Вы правы, тем более что сейчас это неважно. Но теперь я жду от вас подробнейших объяснений, а не отговорок и уверток.

— Собственно говоря, Ренар узнал, что я охочусь за его хорошеньким дроздом, и приказал мне. Ну что вы хотите? Я не мог поступить иначе, пришлось передать вам записку с приглашением встретиться в павильоне водокачки. Ничто не предвещало…

— А потом вы испугались последствий своего предательства и забились в нору?

Ответом Николя была тишина, нарушаемая лишь доносившимся издалека городским шумом.

— Что ж, молчание — знак согласия. Но теперь вы мой должник. Подумайте хорошенько, я ведь могу арестовать вас не только как соучастника убийства, но и как участника покушения на магистрата при исполнении. Отныне вы обязаны являться по первому нашему зову. Бежать к нам, как только вас начнут искать. Идите и будьте осторожны. До свидания, господин Ретиф.

Согнувшись в три погибели и пятясь задом до самой двери, писатель удалился, ухитряясь по дороге отвешивать обоим сыщикам почтительнейшие поклоны.

— Хм, мы не узнали ничего нового, а все, что узнали, предчувствовали заранее.

— Ты сам позволил ему уйти.

— О! Он принесет больше пользы на улице, нежели в стенах темницы. Нельзя упрекать Ретифа за то, что Ренар использовал его так же, как используем его мы сами. Увы, это неприятная сторона нашего ремесла.

Они спустились в морг, где Семакгюс завершал осмотр тела инспектора. На краю дубовой столешницы лежала странная упряжь из ремней и прикрепленных к ним жестяных бутылей.

— Ничего нового я вам не скажу. Удар нанесен очень точно, а потом кинжал повторно вонзили в рану. Тут нет никакой тайны.

— И все же, — начал Николя, — мне бы хотелось кое-что проверить. Пьер, помнишь, что ты обнаружил, осматривая экземпляры листовки, побывавшие в руках у Ленуара и Мадам Аделаиды?

— На них отчетливо виден отпечаток большого пальца со шрамом.

Подойдя к трупу, Николя поднял правую руку и внимательно посмотрел на большой палец. Затем вынул экземпляр памфлета и поднес его к руке мертвеца.

— Порез на пальце хорошо виден. Можно разглядеть даже следы типографской краски. Посмотрите, след от этого пальца явственно отпечатался на обоих экземплярах. А мы чуть было не поверили, что Ренар действительно исполнял роль посредника между полицией и авторами гнусных листовок!

— А знаешь… — загадочным тоном начал Бурдо.

— Что?

— …я нашел печатника! Это Ратино с улицы Вьей Драпри, приход Сен-Круа-ан-Иль. Мошенник пополнял свой карман, подпольно набирая небольшие тексты в обход цензуры. Теперь он в наших руках, мы следим за ним. Но главное…

— Что? Я сгораю от любопытства.

— Сей печатник занимается изданием партитур.

— Партитур? Как интересно! Любопытное совпадение. Ноты, найденные на теле утонувшего в Большом канале Ламора, представляют собой отрывок музыкального произведения, написанного для кастрата.

Он сообщил корабельному хирургу все, что тот еще не знал о деле, поведал об обеде у Барбекано, не забыв подробно описать меню, неуместное поведение Бальбо и, наконец, непонятное сходство запаха, сопровождавшего призраков из Дома для прислуги, с запахом чеснока.

— Чеснока? Ну конечно же, черт побери! — воскликнул Семакгюс и широким шагом заходил по комнате, пытаясь на ходу натянуть фрак. — Вы сами подсказали мне!

Наконец, успокоившись, Семакгюс взглянул на часы и предложил всем вместе отправиться в один из их любимых трактиров, где он за стаканом доброго вина расскажет им, какая блистательная мысль его только что посетила. По такому случаю Николя решил отложить допрос вдовы Ренар на завтра. Быть может, одиночество и неведение сломают ее сопротивление и заставят говорить. Вскоре друзья уже сидели под прохладными гостеприимными сводами таверны «Пье-де-Беф». Николя потребовал для себя только легкой закуски, ибо после вчерашнего пира у Барбекано он еще не успел проголодаться. Однако его просьбу оставили без внимания, и трактирщик, земляк Бурдо, принес им поистине гигантское блюдо с паштетами, колбасками, окороком и сосисками, два кувшинчика вина с шинонских виноградников и вдоволь свежего ароматного пшеничного хлеба.

— Итак, дорогой Гийом, — начал Николя, — можно ли узнать, что подтолкнуло вас к открытию, коим вы пожелали поделиться с нами?

— Оно родилось из сопоставления двух терминов, употребленных вами, дорогой Николя. После того как вы рассказали о загадочных призраках, что с некоторых пор регулярно посещают Дом для прислуги, и задали вопрос о возможной природе запаха, их сопровождающего, вы сказали, что аромат блюд, которыми угощал вас старый певчий, напомнил вам тот запах, точнее, вы поняли, что тот запах напоминал благоухание чеснока.