Книга Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света - Ярослав Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему путь к идеалу, описанному в Библии, оказался для англичан гораздо менее кровавым, нежели путь французов к идеалу просветителей?
Д. Ю. Бовыкин. «Революционный террор во Франции XVIII в.»
Увы, насколько власть даже самого праведного человека зависит от времени, в которое ему довелось жить.
Эпитафия папе римскому Адриану VI, 1523[362]
Вопрос, заданный Д. Бовыкиным, мне сразу понравился, и я вынес его в эпиграф. Нет, в самом деле, что, у англичан не нашлось своего Робеспьера? Историки предпочитают молчать. По части же того, что нашло на самого Максимилиана Робеспьера и его соратников, ответы предлагаются разные. Ну вот, например, доктор исторических наук А. В. Чудинов видит одной из ключевых причин террора отрыв якобинских лидеров от действительности и витание в утопических облаках. Они, мол, плохо представляли себе реальные нужды пролетариата и крестьянства, которых пытались защитить от богачей. Одновременно их идеалистические представления о революции как извечной вселенской борьбе Добра и Зла позволяли им не считаться с жертвами.[363]Ну, эта логика нам знакома по большевикам, у тех тоже цель оправдывала средства. Когда строишь светлое будущее, чего там оглядываться на разных контриков, к стенке их, живенько, и шагом марш вперед. В ногу, товарищи, в ногу…
Профессор П. Генифе, напротив, считает якобинский террор эффективным орудием устрашения, применявшимся Робеспьером, чтобы удержаться на плаву, потому как быть избранным легитимным путем ему уже никак не светило.[364]В советской историографии было принято оправдывать жестокость якобинцев (впрочем, о ней не очень-то распространялись) суровыми обстоятельствами классовой борьбы, или мы их, или они нас, а что еще делать с классовым врагом, который не сдается? По головке гладить? В особенности учитывая необходимость отбиваться от иностранных интервентов (с 1792) и бороться с тяжелейшим экономическим кризисом, который не прекращался. Закон о максимуме цен на продукты питания, с которого началась непримиримая борьба между якобинцами и сторонниками свободной торговли жирондистами, я уже упоминал. Предпринимались и иные жесткие меры государственного регулирования, они весьма убедительно изложены в работе Е. В. Киселевой «Политика якобинской диктатуры в области регламентации торговли и промышленности», вошедшей в сборник «Французская революция в XVIII в.: экономика, полтика, идеология».[365]Речь в первую очередь о новом законе, существенно ограничившем рост цен на товары первой необходимости, якобинцы приняли его в сентябре 1793 г. Надо сказать, он заморозил цены не только на пшеницу и ее производные, муку и хлеб, но и на прочие товары: табак и мыло, пеньку и олово, ткани, чугун и сталь. Вот бы нашим политикам-предпринимателям-националистам (три в одном, будто в рекламе шампуня от перхоти) в разгар экономического кризиса пойти на подобные меры. Но не пойдут они, из другого материала леплены, а потому цены в Украине умеют лишь расти, как дерьмо, в которое бросили дрожжи.
Ухудшение ситуации, неурожай, инфляция и организованный отток капиталов за границу (банков якобинцы не национализировали, а зря) заставили Робеспьера и его товарищей перейти на управление экономикой в ручном режиме. Собственно, грубо говоря, это было нечто, напоминающее ленинский военный коммунизм образца 1918 г., хотя, конечно, до национализации большей части частной собственности у якобинцев руки не дошли. Тем не менее их правительство реквизировало в пользу государства достаточно много промышленных предприятий (в том числе все, относившееся к производству вооружений). Акционерные компании (вроде Французской Ост-Индской) были распущены и впредь запрещены. На свет появились государственные органы, напрямую управлявшие отраслями экономики, например Центральная комиссия продовольствия, ведавшая еще и всеми импортно-экспортными операциями Франции. Одновременно правительство взяло под госконтроль производство предметов роскоши, пользовавшихся повышенным спросом за границей. Это понятно, республика отчаянно нуждалась в валюте, которая затем распределялась по собственному усмотрению. Деньги выделялись действующей армии или на строительство новых мануфактур, в которых была особенно острая нужда. Или — чтобы заткнуть очередную дыру в бюджете, образовавшуюся вследствие жесткого регулирования цен. Параллельно, руководствуясь текущей общенациональной необходимостью, правительство реквизировало сырье или материалы на одних предприятиях, чтобы перебросить их другим. Естественно, новорожденная система управления, внедренная Робеспьером и его командой, была весьма далека от совершенства. При этом конечно же росло и количество чиновников, и их аппетиты, последние — как саркома. Представьте себе, от вас зависит, реквизировать ли в Бордо крупную партию кожи (предназначенной для производства элитной обуви на дорогущий экспорт) в пользу предприятия, штампующего солдатские сапоги, или пускай пока солдатики повоюют в лаптях. Или вы распределяете дорогущий кальвадос, доставленный с далекого Барбадоса. Трудно удержаться, не правда ли?
Как и задолго до якобинцев Савонарола, Робеспьер (а его совершенно заслуженно прозвали Неподкупным) выжигал коррупцию каленым железом, пачками отправляя продажных чинуш на эшафот. Но, как и Савонарола, свернул на этом поприще собственную шею. Места казненных занимались новыми соискателями, у которых еще сильнее чесались руки. Идея построения Светлого Будущего снова наткнулась на несовершенство человека.
Да и крупных французских финансовых воротил Робеспьер к лету 1794 г. окончательно достал, пути их уж давно разошлись, если когда и совпадали. По одной из версий, роковой для якобинцев стала затея с национализацией Французской Ост-Индской компании, около четверти акций которой принадлежало британским пайщикам. В пору Бурбонов акционерным обществом управлял барон де Батц, темная личность, подвизавшаяся в придворных факторах Людовика XVI. После победы революции барон добыл себе место в Учредительном собрании, где с размахом занимался все теми же денежными вопросами и чувствовал себя еще лучше, чем прежде. Однако при якобинцах над его головой сгустились тучи, он даже на какое-то время бежал в Англию, но затем вернулся. Нелегально, как сообщают историки, поскольку у полиции имелся ордер на его арест. Правда, французская служба безопасности ловила банкира спустя рукава, помогали и щедрые гонорары, выплачивавшиеся высоким полицейским чинам, и связи, в том числе среди депутатов Конвента. Любопытно, что, пребывая на нелегальном положении, де Батц преспокойно встречался то с парламентариями, то с финансовыми тузами, организовывал поставки и пробивал выгодные заказы, словом, жил на широкую ногу, дышал полной грудью и ни в чем себе не отказывал. Ну прямо какой-нибудь беглый русский или украинский олигарх, которого власти преследуют исключительно ради PR. Некоторые исследователи не без оснований называют де Батца агентом британской разведки. Когда Робеспьер задумал конфисковать английскую долю французского торгового гиганта, чаша терпения в Лондоне переполнилась, и Батцу поручили разработать адекватный ответ. Он привлек к делу двух предприимчивых австрийских факторов, братьев Джуниуса и Эмманюэля Фреев, корчивших из себя в Париже жертв масонских гонений герцога Карла Брауншвейгского. Вместе эта компания составила план незаконной приватизации значительной части капиталов Французской Ост-Индской компании, стоимость которых предполагалось занизить при помощи своего человека в парламенте. В качестве кандидатуры был намечен якобинец Франсуа Шабо,[366]пользовавшийся большой популярностью и безупречной репутацией честного человека. Как подступиться к Шабо, братья тоже изобрели, подсунув ему в постель свою сестру красавицу Леопольдину. Как только по уши влюбившийся Шабо женился на ней в октябре 1793 г., Фреи сделали свояку предложение, от которого сложно отказаться, пообещав за старания круглую сумму. Шабо, к чести, взятку не взял, напротив, обратился напрямую к Робеспьеру, грозя вывести шантажистов на чистую воду. Разразился громкий скандал, в результате которого незадачливый молодожен, так и не успев отгулять медовый месяц, вопреки заступничеству Робеспьера очутился на эшафоте. Более того, зазвучали обвинения в адрес самого Неподкупного Максимилиана, мол, ничего себе у него соратнички, во какими делишками промышляют… Робеспьер отдал приказ провести секретное расследование, в результате ему на стол лег список из полусотни самых зарвавшихся коррупционеров из Конвента. Одновременно сверхсекретный документ, стараниями британской разведки, угодил каждому из его фигурантов. Это и решило судьбу главы Комитета. Заговорщики арестовали лидера якобинцев прямо на утреннем заседании Конвента, только он собрался произнести обвинительную речь. Кстати, под горячую руку термидорианские путчисты схватили и банкира Жана Батца, но вскоре выпустили, с тысячей извинений, это мы сгоряча, простите, бывает. Батц преспокойно выехал за границу.
