Книга Любовь Орлова - Александр Хорт

Все обошлось, и Любовь Петровна вернулась в Москву вовремя – сезон в театре Моссовета в том году открывался 26 сентября. В репертуаре у нее по-прежнему одна роль в уже опостылевшем зрителям многочисленными постановками «Русском вопросе» – на этот спектакль ходили куда как меньше, чем раньше. Но поскольку Орлова ездила с концертами и продолжала сниматься в кино, такой режим ее вполне устраивал. Концертов было много. После победы в стране открывались дворцы культуры, парки, летние эстрады. Артисты стали востребованы как никогда.

Сталинский террор наложил отпечаток на всю жизнь в стране. Люди были парализованы страхом, зачастую боялись проявить независимость своих мнений и суждений, послушно плыли в фарватере сложившихся обстоятельств. Орлова не принадлежала к породе людей, стремившихся делать карьеру, вдобавок характер у нее незлобивый. Поэтому на рожон не лезла, с начальством не конфликтовала. Казалось бы, какое у народной артистки может быть начальство, это самостоятельная фигура, сама себе хозяйка. Но это только на первый взгляд. Когда доходит до дела, то выясняется, что ею руководят не только режиссеры, но и разного уровня номенклатурщики – от министерских до цековских. От них зависят и награды, и звания, и приглашения «в сферы». Конфликтовать с ними – значит лишиться привилегий, а то и заиметь проблемы посерьезнее.

Популярность и любовь зрителей не являлись панацеей от всех бед. Перед глазами стояли примеры Татьяны Окуневской, Лидии Руслановой, Зои Федоровой, по разным причинам оказавшихся за решеткой. Молодая Целиковская тоже хлебнула из-за своей строптивости. После премьеры «Ивана Грозного» у Сталина на Ближней даче в Кунцеве состоялся прием в честь участников съемочной группы. В середине приема Людмиле Васильевне сказали, что генсек просит артистку подойти к нему. Уже принесли горячие блюда, всем одинаковые, только Сталин почему-то ел раков. Жевал, а кусочки панциря выплевывал прямо на пол. Целиковская остановилась рядом с ним, а он продолжал жевать. Постояла, посмотрела, как тот выплевывает остатки еды, повернулась и ушла на свое место. Ну и чего добилась, спрашивается? Вычеркнул исполнительницу роли Анастасии вождь из подготовленного списка лауреатов премии его имени, пояснив: «Царицы такими не бывают».

Да, с начальством нужно держать ухо востро! Это Марлен Дитрих может позволить себе болтать что на ум взбредет. Пожила бы в наших условиях, тогда по-другому запела бы! Об этой Дитрих лучше не вспоминать, сразу настроение портится. Гриша, конечно, поступил неостроумно. Перекрасил Любовь Петровну в блондинку, заставил подражать немке, даже не предупредив, что она будет всего лишь копия. В результате, после «Цирка», кинокритики стали называть ее «звезда а-ля Марлен Дитрих», «вторая Марлен Дитрих». А ей не хочется видеть кого-то впереди себя, она любит быть первой. К тому же Гриша лично знаком с Марлен, видел ее, еще когда та была танцовщицей в берлинском варьете. Пришел туда в компании с режиссером Штернбергом, которому Дитрих сразу понравилась, но бедняга не знал, как к ней подступиться. А Гриша – бойкий иностранец – пошел за кулисы и познакомился, потом и Штернберга ей представил. Через год тот в Голливуде уже снимал Дитрих. Гриша тоже приезжал в Америку, еще неизвестно, что между ним и Марлен было. Во всяком случае Любовь Петровна видела снимки, где они сфотографированы вдвоем. Теперь-то муж там один, половинки с Дитрих она отрезала и порвала на мелкие кусочки…

В марте 1950 года, аккурат к Международному женскому дню, Любовь Петровна как исполнительница одной из ролей во «Встрече на Эльбе» получила от правительства хороший подарок – был опубликован указ о присуждении Сталинских премий. «Встрече на Эльбе» досталась награда первой степени. Она оказалась в одной компании с «Падением Берлина», «Сталинградской битвой» и «Академиком Иваном Павловым». Последняя картина поставлена Григорием Рошалем.

В то время в стране усиленно культивировались биографические фильмы. С появлением звукового кино картины-жизнеописания снимались во всем мире. В этом отношении СССР не отставал от других стран, если не опережал их. Наши картины делались по одинаковой схеме, в общих чертах оправданной принадлежностью к жанру биографий, где нужно двигаться в очерченном хронологическими вешками фарватере. Правда, в советском кинематографе эти биографии больше напоминали жития святых. В детские и юношеские годы главный герой еще не осознал свое историческое предназначение, это обычный ребенок, отличающийся от ровесников разве что феноменальной наблюдательностью. Он замечает и запоминает на первый взгляд обыденные события, которые в дальнейшем невольно подтолкнут его к тем действиям, из-за которых он и будет причислен к лику святых. В данном случае слова «святой» и «гений» можно считать синонимами. После двух-трех хрестоматийных поступков у главного героя вокруг головы появляется ореол и ему открыта «зеленая улица» в бессмертие.

Канонизация проходила по всем законам социалистического вероисповедания. На экранах обладатели вполне земных профессий превращались в пророков, сутками напролет пекущихся о благе отечества, временно страдающего под железной пятой самодержавия. О, они умны, они понимают, что рано или поздно Россия вырвется из-под царского ига, «оковы тяжкие падут», после чего наступит эпоха свободы и справедливости. При этом киногерои обязательно произносят принадлежащие им и ставшие «крылатыми» слова. Авторы держатся за эти цитаты, словно дети за мамкину юбку. Безусловно, такой способ во многом облегчает работу сочинителей – предоставлен готовый материал, не надо самому напрягаться. Знай себе, возводи здание из кирпичиков, предоставленных строгой сталинской цензурой. Но вот что странно – персонажи изъясняются подлинными словами, а всё вместе производит впечатление чудовищной фальши. Кажется, будто присутствуешь на маскараде и наблюдаешь за ряжеными.

Первая волна советских биографических фильмов охватила героев революции и Гражданской войны – «Ленин в Октябре», «Яков Свердлов», «Чапаев», «Щорс» и т. д. После «Петра I» и «Александра Невского» принялись за деятелей русской истории. Тут и «Минин и Пожарский», и «Суворов», и «Богдан Хмельницкий», и «Нахимов». Завершился этот период «Иваном Грозным», после чего очередь дошла до ученых. «Жуковский», «Мичурин», «Александр Попов», «Академик Иван Павлов»… На смену им пришли композиторы.

Григорий Васильевич хотел снять фильм про Чайковского. Петр Ильич еще никем не «оприходован», роль фон Мекк очень выигрышна для Любови Петровны. Написал на «Мосфильме» творческую заявку, и вдруг ему неожиданно позвонил Жданов. Член Политбюро ЦК заявил, что, по мнению товарища Сталина, поскольку основоположником русской классической музыки был Глинка, начинать нужно с него, а Чайковский подождет.

Александров резонно возразил, что совсем недавно режиссер Лео Арнштам снял хороший фильм о Глинке, которому была присуждена Сталинская премия. Зачем же толочь воду в ступе? Чайковский привлечет большее внимание. Однако Жданов моментально приструнил его, дал понять, что товарищи из ЦК и лично товарищ Сталин возражений не потерпят. Кстати, роль фон Мекк все же могла стать для Орловой реальностью в конце шестидесятых годов, когда режиссер Игорь Таланкин ставил фильм «Чайковский». Но об этом позже.

Пришлось браться за дело. После долгих увязок сценаристом назначили средненького прозаика Петра Павленко, а тот привлек к работе свою жену, переводчицу Надежду Треневу. Какой шедевр ожидали получить товарищи из ЦК, назначив режиссера, не имевшего опыта работы над историческими фильмами, и сценариста, не разбирающегося в музыке, сказать трудно. Правда, Павленко хорошо разбирался в сталинских вкусах и такого наворотил, что консультанты фильма только диву давались. Среди знакомых Глинки оказались даже Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Историки подняли авторов на смех, но режиссеру подобные эпизоды сценария пришлись по душе, и лишаться их не хотелось. Утопающий хватается за соломинку, и Григорий Васильевич послал запрос в Институт Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина. Он просил сообщить, бывали ли основоположники научного коммунизма в Италии и Испании и если да, то когда именно. Пришел неутешительный ответ, и от этих персонажей скрепя сердце пришлось избавиться, так же как от Бальзака и Мериме. Зато многие другие остались, несмотря на протесты специалистов, желающих для фильма исторического правдоподобия.