Книга Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер

раздулись, и он произнес:

— Будь уверена: жизнь положу, но изничтожу разбойную погань!

— Пусть они своей жизнью расплатятся, а ты живи и бди.

Волк коротко кивнул.

— Но с тебя доля! — напомнила ему Евдокия. — мне добро требуется для дела, а не ради того, чтобы просто сундуки заполнять, ты меня знаешь.

— Помогать будешь?

— Ценности пойдут на помощь разного рода, в том числе на организацию новых рабочих мест, а коли дашь ткани, шкурки, мёд, то их продам. Мне нужны деньги. Я тут большое строительство задумала, и оно не только для меня. В общем, сложно объяснять.

— Да поделюсь я, — буркнул Семён, а потом неожиданно спросил: — Дунь, объясни мне, зачем тебе это нужно?

— Чего? Про Новгород я тебе объясняла.

— Нет, сейчас мне интересно почему ты хочешь всё потратить, причём не на себя?

— На себя я тоже трачу, — обиделась боярышня.

— Не цепляйся.

Дуня тоскливо посмотрела на друга и долго не отвечала.

— Семён, я не знаю ответа, — призналась она. — Мне нравится, когда вокруг кипит жизнь… не просто жизнь, а работа, которая людям по душе. Они тогда словно расцветают и делятся своей радостью… Я ничем не жертвую, не путай меня с теми, кто всё отдал и пошел босиком по белу свету. Для меня работа и по мере сил поиск работы для других в радость.

— Хм, я заметил, что ты не терпишь безделья, — усмехнулся Семён, — но не догадывался, что чувствуешь себя счастливой, нагружая работой других.

— Ах ты, — она толкнула его в грудь, но друг лишь ухмыльнулся:

— Да ладно тебе буянить, — примирительно произнёс он, — я всё понял. Мне ведь моя служба нравится, и я помню, как ты была довольна, услышав, что меня Репешок нахваливает. И знаешь что, пожалуй, я кое-что из добытого пущу на развитие разбойного приказа. Только ты моему отцу не говори, а то его кондрашка хватит!

Семён и Дуня стояли, улыбались друг другу, ощущая единство в этот момент, а ещё оба понимали, что ведут себя глупо. Радоваться нечему, дел полно, проблем ещё больше, а они стоят и всем довольны на зависть остальным.

Глава 28.

Евдокия смотрела на мечущуюся Евпраксию Елизаровну, не понимая, чем та взволнована. Когда боярыня обессилено опустилась на лавку и выпила поданное Мотей питьё, она посмотрела на вопросительно уставившихся на неё девочек:

— Без князя нам не добиться суда ни над Горшковой Евфимией, ни над старостой, а Михаил Олелькович уехал, никого не оставив вместо себя, — шумно выдохнув, сообщила Кошкина.

— Так по старому договору Москвы с Новгородом судить господ может наш князь, — обрадовалась Мотя.

— А по-новому право суда переходит Казимиру, — буркнула боярыня.

— Но на самом деле суд мог бы возглавить владыка, — воскликнула Дуня и сама себе возразила: — В нашем случае ему не дадут этого сделать!..

— Так что же, нам не только до Марфы Семёновны не дотянутся, а и непосредственно отравительницу с нанимателем убийцы не призвать к ответу? — растерялась Мотя.

Её вопрос повис без ответа.

Но сидеть и роптать было некогда. Начинался новый день и пора было поторопиться в церковь, позавтракать с семьей Овиных. До начала представления на площади у всех будет немного свободного времени.

 Кошкина сядет писать письма мужу и князю, потом ей предстоит делать упражнения под присмотром Лады. Евпраксия Елизаровна в полной мере оценила давно забытую гибкость и лёгкость в теле и удивлялась, почему раньше не додумалась ухаживать за собою. Она даже с Дуняшкой поговорила на эту тему и услышала от неё много разумного.

Девочка обратила её внимание на разные условия жизни людей и то, что именно эти условия диктуют подход к заботе о теле. Вроде бы ничего нового, но советы боярышни не ограничивались особым питанием для воинов, а охватывали все слои населения, и Евпраксия Елизаровна решила написать наставления для бояр по этой теме, чтобы они грамотно устраивали быт своих людей. И этим трудом она собиралась заняться пока ожидает новости о находящихся в Новгороде португальских негоциантах. Весь день у боярыни расписан наперёд, и всё меньше времени остаётся на дневной сон.

За завтраком Дуня прислушивалась к разговору Кошкиной с хозяйкой дома. Евпраксия Елизаровна говорила о выкупе Лады. Авдотье не хотелось терять опытную банщицу, но речь пошла о замене Лады на какого-то мужчину. Поняв, что вскоре этот вопрос будет улажен, Дуня посмотрела на Мотю.

Та ёрзала, с нетерпением дожидаясь, когда можно будет встать из-за стола и под предлогом важных дел выйти во двор. Там её уже дожидался молодой боярич Захар, делающий вид, что приглядывает за дворовыми.

 Свидание будет происходить на глазах у всех, и вряд ли Захар с Мотей обмолвятся даже словом, но взгляды… Мотька будет изображать равнодушие, а Захар придумывать, как показать себя наилучшим образом.

Дуне очень нравилось наблюдать за ними, и как только она вышла из-за стола, то побежала занимать место во дворе, чтобы ничего не пропустить. Схватив кем-то оставленный на скамье короб с лоскутами, она с важным видом прошла в небольшой огороженный садик и, не заходя вглубь, встала у стенки дома, подставив солнышку лицо.

— Здрав будь, Евдокия Вячеславна, — поздоровался с ней Гаврила. Он стоял поодаль, не решаясь войти в садовую зону, зная, что во многих городских домах она по умолчанию считается женской.

— И тебе здравствовать, Гаврила Афанасьевич, — улыбнулась ему боярышня и сама подошла поближе. — Как твоё самочувствие? Почему не отдыхаешь?

— С божьей помощью уже хорошо, а отдыхать не хочется.

Дуня понимала, что никому не захочется отлеживать бока целый день в крохотной спаленке, которую выделили хозяева дома. Не в укор хозяевам, потому как у сына Овиных спаленка, конечно же, просторней, да сундуки стоят, покрытые коврами, но помещение ненамного уютней.

Однако,