Книга Мадам придет сегодня позже - Сюзан Кубелка

Я оборачиваюсь. Конечно, я его знаю, этого красавчика-блондина. Это Боб, журналист, мой поклонник на празднике Томми Кальмана. Какая неожиданность!

— Привет! — радостно откликаюсь я. — Что вы здесь делаете?

— Я был в «Бильбоке», так же, как и вы. Но вы меня проигнорировали.

Мы оба смеемся. Он становится рядом со мной. Такси нет и в помине. Мы начинаем болтать по-английски.

— Это продлится не меньше сорока минут, — считает Боб и смотрит на свой дорогой «ролекс». — Тебе уже пора домой? Может, пойдем в «Виллидж» и выпьем еще по бокалу?

— Что это за заведение? — осторожно спрашиваю я.

— Журналистское кафе. Довольно маленькое и тесное, но страшно забавное. Оно открыто до шести. Там есть пианист, а бармен — большой оригинал. Бет роскошное вино. И пиво. Словом, все, что захочешь. Все лучше, чей здесь прозябать,

— Это далеко?

— В ста метрах. На улице Гошон!

— Отлично! Идем!

Боб мне весьма кстати! Я так разгорячилась музыкой, тремя часами эротических видений, всеми этими любовными песнями и страстными мелодиями, что не желаю ехать одна домой! Была бы я мужчиной, отправилась бы сейчас в бордель! Семьдесят девять одиноких ночей! Лучше не думать об этом, а то впору броситься на шею этому красавчику.

Судя по его виду, это то, что ему нужно. Он явно нуждается в нежности. Что-то в его жизни не ладится, хотя он и не говорит об этом. Но мне достаточно одного взгляда.

Мы пересекаем улицу, делаем десять шагов и входим в дверь, из которой доносится музыка и — к сожалению — запах табака.

Клуб симпатичный, народу не очень много. Несколько американцев, англичан, известный австралийский репортер. Все друг друга знают, Боба тоже громко приветствуют.

Мы садимся за свободный столик у стены напротив длинной стойки бара. Заказываем минеральную воду. Я испытываю жажду, а у Боба была «длинной» предыдущая ночь. Пианист доигрывает последние такты «Моей забавной Валентины», захлопывает ноты и уходит домой. Замечательно! Музыки у меня сегодня было предостаточно, и теперь можно поговорить, не напрягая голоса.

Боб опять одет так, будто сошел с мостков салона высокой моды!

Отлично сшитый светлый костюм с широкими плечами, на поясе брюк заложены мягкие складки. Яркий платочек в кармане, явно ручной работы, галстук из того же материала.

Белокурые волосы подстрижены лесенкой, глаза ярко-голубые. Ухожен до кончиков ногтей, хотя ничего изнеженного в нем нет. Его что-то гложет изнутри. Мы беседуем, от личных вопросов он уходит. Но я давно узнала (от Глории), что он в близких отношениях с женой Томми Терезой. В Нью-Йорке. Не исключено, что ради нее он и приехал в Париж!

— Ты все еще живешь в отеле? — спрашиваю я.

— Да, к сожалению! — Он замолкает.

— Дорого — или?.. Боб краснеет.

— Дороже, чем в Нью-Йорке. Но я не могу найти квартиру.

— Я нашла одну. Случайно. Но она еще не готова.

— Разве ты не замужем? — удивленно спрашивает

— Замужем. Но я ушла от мужа. — Он задумывается.

— Тебе иногда бывает одиноко? — Я киваю.

— А тебе?

— Мне тоже!

Мы молчим. Между нами пробегает эротическая искра.

— Париж мне не нравится, — подает голос Боб, — думаю, что скоро поеду домой.

— Ты продвигаешься по службе?

— Нисколько! Здесь самая настоящая мафия, туда и не прорвешься! — Он смотрит на часы.

— Ты хочешь вернуться в отель? — тут же спрашиваю я.

— Ни в коем случае! Это то, чего мне хочется меньше всего!

— Почему же ты все время смотришь на часы? Боб опускает взгляд.

— Потому что… потому что я не хочу, чтобы ночь пролетела так быстро. — Он опять замолкает.

Я быстро соображаю.

— Ты хотел бы посмотреть мою квартиру? — решаюсь я.

— О да! — Он сразу расцветает. Глаза сияют, на губах улыбка. — Ты сваришь мне кофе? У тебя дома есть молоко?

— У меня все есть. Знаешь что, пусть бармен закажет нам такси. Мы больше не будем стоять в очереди. Если повезет, через четверть часа мы у меня.

В полчетвертого мы на улице Копер. Он вдруг становится страшно разговорчивым. Он восхищается квартирой, мебелью, почти готовым фри. Вид из окон спальни приводит его в такой восторг! Он декламирует стихотворение про луну, помогает мне на кухне, приносит кофейник в салон, по-домашнему располагается на моем тибетском ковре и разливает кофе. Я удобно сижу в кресле в стиле ампир, в воздухе электрические разряды. Боб ест меня глазами, полными обожания!

Но как только он выпивает свою чашку, сразу же становится тихим-претихим! Сидит и мрачно смотрит перед собой. Я пытаюсь развлечь его разными темами, все безрезультатно! Он отвечает односложно либо вообще не слышит вопроса. Это тянется какое-то время. Что такое? Кофе парализовал его разум?

Меня вдруг осеняет догадка.

Бог ты мой, все шишки на меня валятся. Еще один уникум! Боб — тихий молчун!

Бывают и громкие молчуны. Они тоже не говорят ничего конкретного, и уж ни в коем случае: «Можно у тебя переночевать?» Нет! Такого они никогда не произнесут, скорее откусят себе язык. Но они напевают и насвистывают, ставят кассеты и пластинки, курят и пьют, барабанят пальцами по мебели, упускают ценное время, и ночь пролетает!

Тихие молчуны не барабанят!

Они только бормочут еле слышно: «Мне нужно идти!» И надеются… на что? На чудо? На невидимый кран, который перенесет их в спальню? Без того, чтобы выглядеть сначала немножко смешным, держаться за ручки, гладить по волосам, говорить нежные слова?

Боб лежит на ковре и не двигается. Лишь бы не показывать чувства! Он хорошо смотрится в моем салоне. Но настроение изменилось. Тихие молчуны всегда привносят такую ноту. Между ним и мной вдруг образовалась глубокая пропасть.

Только что было так уютно, а теперь воздух между ковром и моим вольтеровским креслом почернел, и в нем зависло что-то сковывающее. Мы оба смотрим перед собой и слушаем тиканье часов на камине. Наконец я поворачиваю голову и смотрю на него. Он лежит с закрытыми глазами!

— Ты устал? — нарушаю я тишину и зеваю, ведь уже четверть пятого. Слава богу, утром мне не надо никуда идти!

Он кивает, не меняя положения.

— Вызвать тебе такси?

Никакой реакции. То ли хочет остаться, то ли уйти? Ну и гость! На редкость занимательный! Несколько минут разглядываю мужчину, хранящего гробовое молчание. Что мешает ему признать, что он хочет меня и мечтает остаться? Страх, что его отвергнут? Если так, то он жутко закомплексован! Ведь уже в «Виллидж» между нами было все ясно!

У меня вдруг лопается терпение! Я встаю. Я на пятнадцать лет его старше, и у меня больше смелости. К тому же я знаю: в случае с тихими молчунами надо действовать! Немедленно! Боб по-прежнему не двигается, только веки его подрагивают.