Книга Мир обретённый - Нил Шустерман

— Где расписаться?

— Это необязательно, — ответила девушка.

И тут миссис Милославски показалось, будто её сознание помутилось, всё вокруг стало каким-то нереальным. Она всё ещё держала маленький пакет, но оказалось, что она не в силах контролировать собственные руки, да что там руки — ей не подчинялось всё тело! «Да что же это со мной?» — произнесла она по-русски, но только мысленно, потому что губы её не слушались.

А затем в её голове ясно и отчётливо прозвучал другой голос, сказавший по-английски:

«Спать».

Миссис Милославски подчинилась и скользнула в неизвестно откуда прихлынувший сон.

* * *

Алли взяла на себя контроль над миссис Милославски, и в ту же секунду тело девушки из FedEx свалилось на пол. Алли усыпила тушку так глубоко, что разбудить её не смогло даже падение. Алли попыталась усадить спящую в кресло, но, будучи теперь в теле пожилой женщины, нашла, что сделать это не так-то просто. У её хозяйки болели колени, болела спина, она была слаба и грузновата. В конце концов Алли удовлетворилась тем, что проволокла девушку по полу и прислонила к стене.

Алли дала миссис Милославски на вид лет пятьдесят пять — пятьдесят шесть. У неё были тёмные волосы с проседью и усталые, запавшие глаза. Хотя, возможно, женщина была моложе, чем думала Алли, просто испытания, выпавшие ей на долю, состарили её до времени.

Алли выпрямила ноющую спину и осмотрелась. Скромная обстановка, мебель потёртая, но вполне ещё ничего. Старый плохонький телевизор передавал утреннее ток-шоу. Алли выключила его. В коридор выходили двери трёх спален.

В открытую дверь комнаты хозяев была видна двуспальная кровать, ещё не заправленная. Вот вторая спальня — её превратили в швейную мастерскую. Третья дверь, в конце коридора, была плотно закрыта.

Алли глубоко, прерывисто вдохнула, потянулась к ручке, повернула, затем медленно открыла дверь.

Между наполовину раздвинутыми шторами в комнату лился утренний свет. На фотографиях, висящих на стенах, Алли увидела улыбающегося мальчика — она сразу узнала его, хотя он и выглядел гораздо моложе. Чистый, без пылинки письменный стол, на котором стояло в ряд несколько книг, с обеих сторон подпёртых специальными мраморными подставками: «Над пропастью во ржи», «Игра Эндера» и все три тома «Властелина колец». Всё в помещении говорило о том, что оно принадлежало нормальному, обычному мальчику — до того, как этот мальчик стал тем, чем стал.

Алли продолжала скользить взглядом по комнате. Постеры рок-групп на стене. На полках — спортивные призы. Алли направляла свой взгляд куда угодно, только не в центр комнаты. Но в конце концов больше смотреть стало не на что, и она сосредоточилась на капельнице с молочно-белой жидкостью. Затем провела глазами по тонкому шлангу, выходящему из капельницы и заканчивавшемуся иглой, введённой в руку на сгибе локтя. Кисть этой самой руки загибалась внутрь, а пальцы скрючились, полностью атрофировавшись за годы бездействия. Только теперь Алли набралась мужества, затаила дыхание, подняла глаза на лицо лежащего...

...и ахнула.

На постели лежал человек с кожей землистого цвета, с провалившимися щеками. Не юноша, а мужчина. Лицо покрывала четырёх-пятидневная щетина — видимо, регулярное бритьё в число приоритетов при сложившихся обстоятельствах не входило. Узкие губы, рот чуть приоткрыт, а волосы над бледным лбом уже начали редеть.

Алли решила было, что произошла ошибка, это не может быть Милос... и всё же она знала, что это он. В Междумире Милос оставался неизменно шестнадцатилетним, тогда как его тело старилось. Он лежал в коме одиннадцать лет. Ему уже перевалило за двадцать семь.

Она отвела глаза и нечаянно увидела своё отражение в зеркале. То есть, не своё. Это было отражение женщины, тело которой она украла. Женщины, чей сын лежал сейчас перед ней на кровати.

Алли взглянула на пакет, который держала в руках, и, испугавшись, что передумает, резко разорвала упаковку и вынула шприц.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что однажды она совершит преднамеренное, обдуманное убийство, она бы не поверила. Алли привела бы множество доводов, почему она абсолютно неспособна на такое страшное преступление, уверила бы, что в любой ситуации сумеет найти другой, лучший способ уладить дело. Как же она была наивна и самонадеянна, полагая, что суровые законы необходимости и немыслимые обстоятельства над нею не властны! Алли могла сколько угодно твердить себе, что совершает акт милосердия, но в глубине души она знала, что лжёт самой себе. Она совершает диверсию. Террористический акт. Ни много ни мало политическое убийство.

«Если я это сделаю, — говорила себе Алли, — то буду ничуть не лучше, чем Мэри. Ниже пасть невозможно. После этого я стану хладнокровным убийцей и с этим уже ничего не поделаешь».

Так что вопрос стоял так: способна ли Алли Джонсон пожертвовать всем тем, что осталось от её чистоты и невинности, ради спасения живого мира?

Ответ пришёл к ней, вернее, нахлынул на неё, словно в глубине души Алли забил родник отваги:

«Ради спасения живого мира я пожертвую всем — и собой, и тем, во что верю. Всем».

И с глазами, полными слёз, она сняла со шприца колпачок, нащупала вену на руке Милоса и впрыснула мощную дозу яда в его увядающее тело.

* * *

Миссис Милославски открыла глаза и увидела склонившуюся над ней девушку из FedEx.

— Что с вами, мэм? — спросила девушка.

Миссис Милославски обнаружила, что лежит на диване и совершенно не помнит, как она сюда попала. Женщина села, чувствуя слабость и головокружение.

— Что случилось? — спросила она. — Я потеряла сознание?

— Ничего, — заверила девушка. — Думаю, беспокоиться не о чем. — Она еле заметно улыбнулась миссис Милославски и подала стакан воды. Та выпила, держа стакан в дрожащей руке. — Вам надо бы отдохнуть. — Девушка пожала плечо пожилой женщины — немного слишком крепко и немного слишком долго. — Мне надо идти.

— Посылка... — прошептала миссис Милославски.

— Вон она, на столе. Расписываться не надо.

С этими словами девушка ушла, тихонько притворив за собой дверь.

Наконец миссис Милославски набралась сил и смогла встать. Первым делом она направилась к посылке — та была открыта. «Когда это я открыла её? — подумала она. — Наверно, ещё до того, как упала в обморок, вот что».

В посылке была русская матрёшка. Её знакомая форма — кукла походила на кеглю, только пошире и поприземистей — и ярко раскрашенная поверхность вызвали у женщины улыбку. С такой же немудрёной деревянной игрушкой она играла, когда была маленькой. Она напомнила миссис Милославски о временах, когда всё было легко и просто. Матрёшка была всё же не совсем традиционной: она изображала старого-престарого человека, а каждая кукла под ней становилась всё моложе, пока в самом конце не обнаружился деревянный младенец длиной не больше мизинца миссис Милославски. При подарке не было открытки, обратного адреса тоже нигде не значилось, так что узнать, от кого он, было решительно невозможно. Однако мать точно знала, где ей поместить игрушку.