Книга Море лунного света - Джулиана Маклейн

и уютный, я увидела лицо Гэбриела.

Глава 32. Дин

После захода солнца на воде был штиль, так что я опустил паруса, прошел на верхнюю палубу и лег на спину, позволив «Джейд» свободно дрейфовать по рифу. Подо мной, в темноте, тысячи видов красочных рыб сновали среди великолепных коралловых садов, которые за эти двадцать лет стали моим убежищем. Лежа здесь один, я созерцал чудо жизни. Каким безмятежным все это казалось, когда яхта медленно, непрерывно кружилась на воде! Свежий аромат морского воздуха наполнял мои ноздри, я восхищался великолепием ночного неба. Луна была полной, и Южный Крест висел надо мной во всей своей красе. Космическая станция пролетела как блуждающая звезда. Пару минут я наблюдал за ней, а потом она исчезла, как по волшебству.

Я вспомнил, как впервые отправился в плавание после захода солнца. Мы с Оливией плавали в Майами на яхте ее сестры. Провели ночь на якоре в маленькой бухточке, вдали от городских огней. Такую же прекрасную, спокойную ночь, как эта.

Но тогда все во мне кричало.

Сегодня мой разум не кричал, что было странно, учитывая, что я обещал сдаться полиции и признаться во всех своих преступлениях. Это был мой самый большой страх. Закончить как мой отец. Наручники. Тюрьма. Позор. Вот от чего я двадцать лет пытался бежать.

Теперь я думал только об Оливии на причале, которая сначала смотрела на меня с осуждением, а потом взяла меня за руку и прошла на мою яхту. Оливия выслушала историю обо всем, что я сделал, а потом сказала, что поддержала бы меня, если бы я позвонил в полицию той ночью. Если бы.

Я думал о Роуз и Сьюзи и обо всем, что я упустил. Я не держал их на руках в младенчестве. Я не учил Роуз кататься на велосипеде и плавать. Я не созерцал ежедневное чудо того, как она растет и взрослеет.

Чувство потери было глубоким и острым. Меня накрыла мрачная неизбежная тень раскаяния. В то же время я почувствовал некоторое облегчение и удовлетворение, увидев Роуз. Она выросла умной, рассудительной, доброй и сострадательной девушкой. Удивительно снисходительной ко мне. Была ли в этом заслуга моих генов? Или только Оливии и Гэбриела, которые подарили ей прекрасную жизнь?

А Сьюзи? Встречусь ли я с ней когда-нибудь? Может быть, однажды.

Я лежал там, медленно кружась в лунном свете, и ощущал странный внутренний покой, какого не было уже больше двадцати лет. Как тихо и безмятежно стало в моей голове!

В памяти всплыло воспоминание: Оливия бросает Зигги теннисный мяч. Оливия готовит завтрак в нашей квартире. Запах бекона. Оливия спит рядом со мной, подложив руку под щеку, ее веки трепещут во сне. Ее поцелуи. Мягкость ее кожи. Ее непостижимая, неожиданная любовь ко мне. И новое, свежее воспоминание – Роуз сидит рядом со мной на скамейке, рассказывает мне о своей жизни и слушает мои признания. Роуз, моя дочь. Прости меня.

Все это были прекрасные воспоминания.

Но были и другие. Первая мучительная, опустошающая ночь без мамы. Резкий взмах отцовской руки и ожог пощечины. Хаотичный побег от горящей машины, прыжки через забор, чтобы избежать полицейских сирен. Мелани, толкающая меня на лестничную площадку.

Легкий ветерок пронесся по палубе, «Джейд» начала медленно качаться. Я прислушивался к звуку своего дыхания, медленному и размеренному, смотрел на полную луну и таинственные галактики, которые должны существовать где-то далеко. Моя жизнь была такой маленькой по сравнению с ними, но незначительной я ее не мог назвать. Все атомы в моем теле произошли где-то в этой огромной Вселенной, и я был сформирован миром, в котором родился. Я сыграл свою роль в появлении в этом мире прекрасного человека. Роуз.

Может быть, нужно было больше формировать, больше перемещать, изменять и вращать. Пережить больше восходов и закатов после пробуждения от кошмара. Сейчас я хотел только мира и свободы. И я знал, как их обрести.

Над морем, залитым лунным светом, вновь пронесся ветерок, я встал и поднял грот.

Глава 33. Оливия

Солнце только взошло, когда я сонно поднялась с постели, открыла раздвижную стеклянную дверь в гостиничном номере и вышла на балкон. Море сияло розовым светом зари. Было чуть больше шести, но молодая женщина на пляже делала стойку на руках и кувыркалась. Несколько минут я наблюдала за ней, ощущая ее беззаботность.

Почувствую ли я когда-нибудь такую легкость на сердце после этой поездки на другой конец света? Я еще не пришла в себя после всего, что узнала о Дине, и понятия не имела, как двигаться дальше. Больше всего мне хотелось скорее вернуться домой, к Гэбриелу, но Роуз не была готова попрощаться с Австралией. Она хотела провести еще немного времени со Сьюзи, но гораздо сильнее она хотела снова увидеть Дина и убедить себя, что он не собирается сбежать, как раньше, и исчезнуть без следа.

Мы обсуждали это за ужином вчера вечером, и она призналась, что не способна ему доверять.

– Как я могу ему доверять? – спросила она. – После всего, что произошло? Я просто не хочу, чтобы он меня разочаровывал, мама. Я очень надеюсь, что он этого не сделает.

– Я тоже надеюсь, – ответила я.

Почувствовав прохладу в утреннем воздухе, я вошла в номер, чтобы принять душ. Закончив сушить волосы феном, я вышла из ванной и разбудила дочь.

– Просыпайся, соня. Ресторан открывается в семь, а я хочу вафли.

Роуз застонала и перевернулась на другой бок.

– Я еще не привыкла к смене часовых поясов, – проворчала она. – Я хочу поспать.

– Поспишь, когда мы вернемся домой, – сказала я. – Сегодня мы летим в Брисбен.

Роуз села и потерла глаза костяшками пальцев.

– Хорошо, но мне нужно в душ. Встретимся в ресторане?

– Конечно. Только не засыпай.

– Ладно.

Я подождала, пока не зашумел душ, взяла сумку и направилась вниз. Я как раз пересекала вестибюль, когда ко мне обратился молодой человек за стойкой регистрации.

– Доброе утро, миссис Моррисон, – сказал он. – Вам письмо. – Он достал его из-за стойки и протянул мне.

– От кого? – спросила я.

– Не знаю, его принесли поздно вечером.

Я взяла конверт и увидела свое имя, нацарапанное черным маркером. Почерк был до боли знакомым, словно из прошлой жизни, и мое сердце забилось втрое быстрее.

– Спасибо, – сказала я, села на диван в вестибюле и в ошеломлении сломала печать. Когда я вынула письмо, написанное от руки, все во мне похолодело от ужаса.

Дорогая Оливия,