Книга Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий

она умерла?

— Вот! — Редактор показал на Рукавишникова. — У Алексея спрашивай. Он лучше знает, а следователь темнит.

— «В ближайшее время поставим в известность…»

Спиридонов кивнул Рукавишникову.

— Пошла мыться в душ… — сказал Алексей Иванович и замолк. Звучало это и впрямь чудовищно. Спиридонов и редактор смотрели на него с напряженным интересом.

— Надо сначала, — тихо сказал Рукавишников и подробно рассказал все. С момента встречи на автобусной остановке. Не упомянул только про Возницына.

— Ты правильно сделал, — сказал Спиридонов. — Только привез бы ее к кому-нибудь из знакомых. Ко мне, что ли…

— К тебе! — грустно усмехнулся Рукавишников. — Был же час ночи. Тащиться такую дорогу… — Спиридонов жил в Парголове.

— Что бы ни рассказывал Алексей Иванович, а факты есть факты. Люди будут судить о событиях по фактам. Это мы его знаем хорошо и уверены, что он не преступник. А другие? Милиция, прокуратура? А читатели нашей газеты, которые теперь будут смеяться над статьями Рукавишникова: смотрите какой моралист, а до чего докатился! Факты, факты — вот что главное! — Редактор стукнул кулаком по столу. — Возьмем самое очевидное — член редколлегии водит к себе по ночам несовершеннолетних девчонок! Кто поверит, что холостяк пригласил на ночь молодую девчонку, испугавшись, что она обморозит себе нос! Только мы с вами, Валентин Сергеевич!

Рукавишников чувствовал, что редактор не верит ему. Не может поверить.

— Для нас главный факт — доброе имя Алексея Ивановича, — вставил Спиридонов, задумчиво глядя на Рукавишникова. — Мы ему верим, поверят и другие. Да и в милиции разберутся.

— Да! Разберутся! Допустим! — проворчал редактор. — Но дело совсем в другом. Они разберутся и увидят, что произошел несчастный случай. А то, почему оказалась девчонка в квартире у Алексея Ивановича, они выяснять не будут. Это уже из области морали. И это будет висеть на нас с вами.

— Не пойму я вас, Василий Константинович, — сердито сказал Спиридонов. — Вы что ж, не верите Рукавишникову?

— Верю. Я, как его товарищ, как человек, проработавший бок о бок с ним много лет, — верю. Но я еще и главный редактор. Лицо подотчетное. Думаете, туда не доложат? Будьте уверены — доложат. И спрашивать будут с меня. А я буду говорить: неизвестная девчонка, неизвестно почему у нее следы насилия, неизвестно почему утонула, когда мылась в ванне у известного члена редколлегии известной газеты. Да меня засмеют, дорогой Валентин Сергеевич! И вы это прекрасно понимаете. — Он замолчал и беспомощно развел руками. — Ты, Алеша, не обижайся на нас, но пока мы вынуждены будем временно не печатать твои статьи. Даже под псевдонимом. Ты же понимаешь ситуацию? Выяснится все — статус-кво восстановим. И с начальством я вынужден посоветоваться. А характеристику тебе дадим самую хорошую…

— Вы напрасно говорите все время «мы», — перебил редактора Спиридонов. — Я категорически против того, чтобы запретить Рукавишникову печататься…

Алексей Иванович устало поднялся со стула. Сказал апатично:

— Если вы не возражаете, я уйду… — И, не дождавшись ответа, вышел.

— Чего у вас там за секретные бдения? — спросила секретарша, но Рукавишников только махнул безразлично рукой.

ГЛАВА 6

Было уже поздно, а идти домой ему не хотелось. Обычно в том случае, когда некуда было себя деть, а работать над очередной статьей не хотелось, он звонил Грише Возницыну. Гриша тоже жил в центре, у него была большая квартира, и Людмила Васильевна, его жена, добрая милая женщина, всегда была рада приходу гостей, а к Алексею Ивановичу питала материнские чувства. Наверное, из-за того, что последнее время он жил один, без женского присмотра.

Поужинав, они садились с Гришей за шахматы и просиживали до полуночи, а то и позже. Иногда Рукавишников оставался у Возницыных ночевать — ему стелили диван в Гришином кабинете. Кабинет был большой, уютный, весь заставлен шкафами с книгами. Особенно много было энциклопедий — Гриша коллекционировал старинные энциклопедии. У него были и словарь Гранат, и Брокгауз и Эфрон, и словари Павленкова, и Еврейская энциклопедия.

— Ты вот, старик, покупаешь книги бессистемно, — корил иногда Гриша Алексея Ивановича. — Покупаешь, что под руку попадет. А энциклопедия — самое увлекательное чтение! Этим свидетелям мирового прогресса цены нет! — Он любовно проводил рукой по тисненым золотым корешкам.

Они всю жизнь считались хорошими друзьями. Еще бы — дружили с блокадных времен. Вместе учились в школе, на филфаке университета. И снова несколько лет тому назад судьба свела их вместе. И помог судьбе сам Алексей Иванович, порекомендовавший Возницына, долгие годы работавшего в заводской многотиражке, главному редактору. Нет, к Возницыну он теперь не придет никогда. Рукавишников снял трубку и набрал номер. Довольно долго слышались длинные гудки, наконец мягкий женский голос произнес:

— Алё?

— Алё, — подражая голосу, сказал Алексей Иванович. Он всегда так делал, когда звонил Лиде Каревой.

— Алешенька, здравствуй, дружочек, — пропела Лида. — Что-то ты долго не звонил? Или торжество продолжается?

По телефону ее голос всегда звучал очень мягко, нараспев, как-то по-детски. Человек, незнакомый с Лидой, мог бы подумать, что она делает это нарочно, кокетничает. На самом же деле получалось это у нее совершенно естественно, а если и была тут доля кокетства, то непроизвольного, ставшего частью ее натуры.

— Вот звоню…

— Молодчина. А голос почему скучный?

— Давно не ел твоих пельменей, — сказал Рукавишников и усмехнулся. Лида, умевшая под настроение прекрасно готовить, питалась кое-как у себя в институте, а дома почти всегда готовила купленные в магазине пельмени. «Лучше поваляюсь на диване с книжкой», — говорила она.

— Ой, Лешка, а я только что купила два пачки, — обрадовалась Лида. — Собиралась приготовить на ужин. Приедешь?

— Уже еду, — сказал Рукавишников и повесил трубку. Оттого что ему не придется сейчас тащиться к себе домой, у него отлегло от сердца.

…Лида ждала его. На столе дымились пельмени, заваривался чай в огромном чайнике, накрытом смешной матрешкой.

— По какому случаю гуляем? — спросил Алексей Иванович.

— По случаю твоего дня рождения, Алешенька. — Она поцеловала его в щеку. — Было ли вам весело в уютной служебной компании? Как танцуют молодые сотрудницы?

За едой они привычно шутили, обменивались ничего не значащими фразами, но Алексей Иванович чувствовал, что Лида поглядывает на него с тревогой. Наверное, видела по лицу, что случилась беда. А у Рукавишникова никак не поворачивался язык рассказать о вчерашнем происшествии. Поймет ли она? Поверит ли? Он знал, что Анюта, его бывшая жена, никогда бы ему не поверила! В лучшем случае сделала вид, что поверила, и носила бы камень на сердце всю жизнь.

— Я много слышала хороших слов о твоем рассказе, — сказала вдруг Лида. — Правда. У наших матрон, — так она величала своих очень пожилых сослуживиц, — даже спор разгорелся: было ли это в жизни, или