Книга Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

партийную работу в части, без дела уходил в тыл. Когда его возвратили из тыла на передовые позиции, он, пробыв там всего три-четыре часа и не спросив ни у кого разрешения, снова ушел в тыл, а оттуда под предлогом болезни уехал в госпиталь. К тому же Скоблик умудрился потерять свой партийный билет на позиции. Партийная организация и парткомиссия исключили Скоблика из рядов ВКП(б), и это вызвало единодушное одобрение в части.

Подобные единичные факты, разумеется, нисколько не снижали в глазах бойцов огромного авторитета членов партии, не уменьшали притока новых членов в партию и комсомол.

Нельзя забыть тех случаев, когда бойцы и командиры шли в атаку, неся с собой заявление о приеме в партию или комсомол, которое они не успели сдать в партийную или комсомольскую организацию. Некоторые из них находили славную смерть в бою.

В кармане гимнастерки убитого красноармейца Бачурина нашли заявление, в котором он писал:

«Прошу комсомольскую организацию принять меня в ряды ленинского комсомола. Я буду верен ленинскому учению, буду бороться за победу коммунизма в нашей стране и не пожалею своей жизни для защиты нашей Родины».

Другой красноармеец тов. Измайлов написал перед атакой такую записку:

«Ст. Борзя, Борзинский район, село Алонда, получить отцу Измайлову от сына Григория Васильевича.

В случае я за Родину погибну, то считайте меня коммунистом и сообщите всем товарищам, что погиб за Родину».

Тов. Измайлов умер, как коммунист, умер в бою за Родину.

В сумке убитого японского офицера нашли, блокнот героически погибшего в бою красноармейца Хохрякова. В этом блокноте накануне своей смерти тов. Хохряков сделал такую запись:

«Я буду бороться с врагом до конца, до полного его уничтожения, чтобы стереть его с лица земли. Я не пожалею своей жизни и крови, буду биться с врагом, так как знаю, что я дерусь за свою священную Родину, за великого отца — товарища Сталина.

Я, Хохряков, Иван Иванович, член ВЛКСМ, до конца предан Коммунистической партии Ленина — Сталина. Если меня убьют, то пусть меня считают коммунистом. Передайте моим родителям, чтобы они не плакали, а знали, за что я погиб».

Товарища Хохрякова и других павших в бою за партию и советскую Родину коммунисты считали такими же большевиками, как они сами, потому что знали, что только смерть помешала этим товарищам быть принятыми в ряды партии.

С чувством глубокого волнения, радости и гордости, с полным сознанием огромного смысла и значения приема в партию на передовых позициях шли в ряды великой партии Ленина — Сталина тысячи проверенных в бою красноармейцев и командиров.

Военврач 3 ранга В. КОМИССАРОВ

ЗАМЕТКИ ВРАЧА ПОЛЕВОГО ГОСПИТАЛЯ

I

Самый длинный холм в мире — холм, который длиннее любом горной цепи, — это насыпь Великого Сибирского пути.

Он бежит из Европы в Азию, пересекает широкие, хвойным лесом покрытые горы Урала, бежит через бесконечные, изорванные озерами просторы Барабинской степи, через тайгу, к Байкалу и за Байкал.

Низкие, лохматые облака наискось переходят железнодорожные пути.

День за днем бежит поезд, а над ним все те же облака, подбитые черным дымом паровоза.

Врач Леонид Павлович Москвитин влезет на верхние нары в теплушке, смотрит в окошко.

Тучи бегут.

Поспит врач, проснется, смотрит — тучи.

У патефона внизу сидит рентгенолог Иван Михайлович Шайдуров, разговаривает с Василием Андреевичем Каханским. Это все народ ближний, с Читы и Улан-Удэ.

В дороге выдали снаряжение и оружие.

Ремни изменяют настроение человека. Чувствуешь себя упакованным. Оружие ободряет человека.

Железнодорожный путь сменяется шоссейным, тайга — степью.

Вот, наконец, и Монголия, новая для нас, но по-братски родная, с пустынными, богатыми и просторными степями.

Вот и Баин-Бурт, место, которое мы запомнили навсегда.

Кругом степь.

С восточной стороны, вдали, вырисовываются холмы. Там фронт. К нему как бы ведет ряд телефонных столбов, и мечется по степи укатанная дорога.

С северо-западной стороны, совсем близко, раскинулось широкое богатое озеро. Дичь здесь непуганая; она спокойно плавает, свободно размножается, улетает и снова прилетает. Неспокойны глаза охотников; глядя на такое богатство, они так и говорят: «Эх, ружьишко бы!»

Но не время, не место.

Юрты и пара домиков — вот все постройки Баин-Бурта.

Здесь начали развертываться наши палатки.

Первым нашим знакомым в Байн-Бурте был врач погранотряда тов. Плотников.

Он рассказал нам о своей работе, о том, как начались военные действия, он познакомил нас с обстановкой.

Правда, еще в Тамцак-Булаке мы были точно информированы о провокационных действиях японцев. Но тем не менее интересно было слушать рассказ человека, который уже участвовал в первой боевой операции.

Тов. Плотников гостеприимно предоставил нам свой стационар и кухню. Они-то и стали первой базой для нашей работы.

Вечером, когда отряд собирался на ужин, нас окружили цирики (солдаты монгольской армии).

— Самбайно! (Здравствуйте!) — слышится вокруг.

— Самбайно! — отвечают наши товарищи, за дорогу изучившие несколько необходимых слов.

Цирики наперебой о чем-то говорят. Не помогают слова, в ход пускаются мимика, жесты, изредка проскальзывают «Япона», «Улан цирик СССР», «Япона пропал». Наконец, все понятно: цирики рады, они от души довольны, что Красная Армия приходит, чтобы помочь им отстаивать свою самостоятельность, свою свободную жизнь.

Ужином нас угощали хозяева.

Удивили нас огромные куски вареного мяса, поданного в мисках.

После узнали, что на каждого цирика в день полагается 900 граммов мяса. В монгольской армии кухня национальная: мяса много, зато мало хлеба. Мясо называется «мах».

За ужином шутили:

— Вот это мах! От этого маха потеешь больше, чем от работы.

В палатке играл патефон, за ужином шумели и хозяева и гости; все шутили, пели песни.

Наутро, в целях противовоздушной обороны, начали расстановку юрт. До того юрты стояли на метр одна от другой, и достаточно было одной-двух бомб, чтобы от нас ничего не осталось.

Цирики, под руководством тов. Плотникова, под звуки патефона с особым подъемом перетаскивали юрты.

В этот день в наш отряд пришел новый член коллектива — заместитель политрука тов. Морозов.

Активный, всегда улыбающийся, он сразу нашел свое место в отряде, и с его помощью военком тов. Воробьев повел политико-массовую работу.

Мы приехали в период затишья, раненые с фронта не поступали.

Используя затишье на фронте, мы занялись обычной учебой и организационным сколачиванием отряда. У нас не было еще боевого опыта, и нужно было продумать каждую деталь.

Требовалось проверить мобилизационную готовность автохирургического отряда. Для этого был необходим специальный тренировочный, учебный выезд, во время которого нужно было провести хронометраж работы отдельных звеньев отряда. Наконец,