Книга Сахарские новеллы - Сань-мао

как мотыльки, летящие на пламя, готовы отдать жизнь за такое безнадежное дело? Неужто они так и не поймут, что в этот день произошло?

Испанское же правительство все понимало гораздо лучше, чем сахрави. Оно позволило им уверовать во всесилие ООН, не препятствуя и не возражая. Рано или поздно Испания отсюда уйдет, но кто придет на ее место? Уж точно не Бассири, вождь слабого и малочисленного народа в семьдесят тысяч человек.

Наблюдательная миссия ООН вскоре покинула Испанскую Сахару и отправилась в Марокко. Оставшиеся в поселке сахрави и испанцы неожиданным образом сблизились и жили куда более дружно, чем раньше. Испания, уступая требованиям Марокко, держала данные Сахаре обещания. Казалось, самоопределение не за горами. Перед лицом военной угрозы со стороны Марокко обе стороны прониклись братскими чувствами и пошли навстречу друг другу.

– Сейчас все зависит не от Испании, а от Марокко.

Саида мрачнела с каждым днем. Уж она-то не витала в облаках и отлично все понимала. Но большинство ее соплеменников находилось во власти слепого оптимизма.

– Если ООН заявляет, что Испания должна дать нам право на самоопределение, чего нам бояться Марокко? Да кто они такие? – рассуждали они. – В конце концов, Испания может подать на них в Гаагский суд!

Семнадцатого октября, после бог знает скольких проволочек и бесконечного ожидания, Международный суд в Гааге наконец вынес заключение по вопросу Испанской Сахары.

«Ура! Мы победили! Да здравствует мир! Теперь у нас есть надежда!»

Услыхав по радио эти слова, сахрави хватали все, по чему можно стучать, и, словно помешанные, прыгали и скакали под стук и громкие вопли. Испанцы и сахрави, друзья и незнакомцы, все обнимались, смеялись, плясали. Безумное ликование заполнило все улицы.

– Слышала? Давай останемся здесь, если Испании удастся все разрешить миром.

Широко улыбаясь, Хосе обнял меня. Но у меня на душе было неспокойно от неизвестно откуда взявшегося предчувствия надвигающейся катастрофы.

– Не может быть, чтобы все было так просто. Это же не детская игра, – не верила я.

В тот же вечер диктор сахарского радио скорбным голосом объявил: «Король Марокко Хасан набирает добровольческую армию. Завтра она двинется мирным маршем в сторону Испанской Сахары».

Хосе в сердцах стукнул ладонью по столу и вскочил с места.

– Значит, война! – вскричал он.

Я уткнулась носом в колени.

Самое страшное заключалось в том, что этот дьявол, король Хасан, намеревался рекрутировать триста тысяч добровольцев, но уже на второй день их набралось более двух миллионов. В вечерних новостях испанского телевидения показали кадры выступления «мирного марша» из Марокко. Под крики: «Двадцать третьего октября возьмем Эль-Аюн!» мужчины и женщины, старики и молодежь сделали первый шаг вслед за своим королем. Под песни и пляски этот вылетевший из гнезда страшный осиный рой медленно, но верно двинулся к границе, готовый вонзить свои жала в сердца тех, кто наблюдал за ними по телевидению.

– Пляшите, сволочи, пляшите, еще допляшетесь! – выругалась я, глядя по телевизору на танцующих и хлопающих в ладоши людей.

«Война!» Казалось, все доблестные воины сахарского легиона, словно обезумев, ринулись к границе, которая находится всего в сорока километрах от Эль-Аюна.

Девятнадцатое октября. Марокканских добровольцев становится все больше.

Двадцатое октября. В газетных картах стрелка, указывающая на продвижение противника, неумолимо приближается к нам.

Двадцать первое октября. Из всех уличных громкоговорителей раздаются призывы испанского правительства к немедленной эвакуации испанских женщин и детей. Что же до воли народа, то ее словно смыло потоком прорвавшей дамбу реки.

– Скорей уезжайте! Сань-мао, надо спешить, а то не успеете!

Наши друзья в поселке, бросив мебель и пожитки, наскоро прощались с нами и мчались в сторону аэропорта.

– Сань-мао, уезжайте скорее! Скорей уезжайте! – торопили меня все, с кем я встречалась. Они стучались к нам в дом, прощались, садились в автомобили и уезжали навсегда.

С улиц вдруг исчезла испанская полиция. Городок опустел, если не считать очереди, толпившейся у конторы авиакомпании.

В это переломное время Хосе дни и ночи напролет работал на понтоне фосфатодобывающей компании, где на корабли грузились военные с боеприпасами, и у него не было времени, чтобы заскочить домой и проведать меня.

Двадцать второго октября над крышей дома Хамди взметнулся марокканский флаг. Вскоре марокканские флаги развевались по всему поселку.

– Хамди, не слишком ли ты торопишься? – спросила я его, еле сдерживая слезы.

– У меня жена и дети, чего ты от меня хочешь? Что же мне, погибать?

Топнув ногой, Хамди опустил голову и быстро удалился.

Увидев Гуку, я испугалась: глаза ее опухли от слез и стали похожи на два грецких ореха.

– Гука, что с тобой?

– Мой муж Аббуд ушел к партизанам.

– Храбрый человек, каких мало… – Чем влачить жалкое существование, не лучше ли податься в изгнание?

– Запрись хорошенько изнутри и никому не открывай, пока не удостоверишься, кто это. Марокканцы пока далеко, завтра их здесь еще не будет. Я попросил Хайме раздобыть тебе билет на самолет, он не подведет. Вернусь, как только смогу. Чуть что, хватай чемодан и беги в сторону аэропорта, я придумаю, как тебя найти. Ничего не бойся!

Глаза у Хосе были в кровавых прожилках. Он поехал обратно за сотню километров помогать с эвакуацией войск. Все сотрудники фосфатодобывающей компании были брошены на содействие эвакуации. Все самое ценное спешно грузилось на корабли. Никто из сотрудников не жаловался, никто не ушел с рабочего места. Гражданские корабли Испании, приписанные к Канарским островам, прибыли сюда в полном составе и ждали у понтона своего часа.

Вечером, когда я была дома одна, кто-то тихонько постучал в дверь.

– Кто там? – громко спросила я, выключив свет.

– Саида. Скорей открывай!

Я поспешила к двери. Саида быстро проскользнула внутрь; за нею вошел мужчина, лицо его было закрыто. Я тут же заперла дверь на замок.

Саида обхватила себя за плечи, ее била дрожь. Взглянув на меня, она глубоко вздохнула. Незнакомец, усевшись на циновке, размотал свое лицо и с улыбкой кивнул мне. Это был Бассири.

– Вы что, смерти своей ищете? Хамди перешел на сторону марокканцев. – Вскочив, я потушила весь свет в доме и повела их в спальню, где не было окна.

– Крыша общая, через отверстие в потолке вас могут увидеть.

Я крепко закрыла дверь спальни и только после этого зажгла ночник у изголовья кровати.

– Принеси нам поесть, – с тяжелым вздохом попросил Бассири. Саида тут же двинулась в сторону кухни.

– Я принесу, оставайся здесь, – шепнула я, удерживая ее.

Бассири был голоден как волк, но смог проглотить лишь несколько кусочков. Он снова вздохнул. На лице его проступила нечеловеческая усталость.

– Зачем