Книга Лев пробуждается - Роберт Лоу

Взор он прочистил, но лишь затем, чтобы увидеть возносящийся меч Брюса и шарахнуться от него. И тут же его собственный меч в шуйце Брюса вздернулся жуткой мокрой молнией под мышку, отнимая руку, половину груди и всю жизнь до капли, излившуюся кровавым потоком.

Гасконцы с рычанием устремились вперед — и вдруг застыли. Киркпатрик во весь опор несся обратно, а за ним еще пара десятков всадников, с Куцехвостым и остальными во главе, размахивающими своими жуткими бердышами.

— Мы уходим, — сказал Брюс знаменосцу. — Можешь забрать эти потроха, когда мы уйдем.

И вытер клинок Фулька начисто о его же гербовую накидку, перечеркнув трех зеленых жаворонков жирным алым мазком. Потом воткнул его в землю, а собственный убрал в ножны, вскарабкался в седло и поехал прочь, нарочито презрительно повернувшись к гасконцам спиной.

— Христом-богом, умеет же он сражаться! — с восхищением заметил Сим, когда они нагнали остальных и поехали за ним следом в теплом и безопасном окружении своих и источаемых ими запахов кожи и лошадей. Услышав это, Брюс полуобернулся с кривой усмешкой.

— Немецкий метод, — пояснил он. Увидев недоумевающие взоры, рассмеялся и пришпорил коня, так что только Киркпатрик заметил дрожь рук, державших поводья легко и непринужденно, ибо он знал Брюса как свои пять пальцев, знал, что его одолевают те же страхи, что и всех остальных, и величайший из них — отнюдь не Проклятие Малахии, а хоть на волосок недотянуть до роли лучшего из лучших.

Сверх того Киркпатрик знал, что Брюс, хоть и относится к своему оруженосцу как к верному псу, давным-давно безоглядно полагается на щедро расточаемые им умения, прозорливость и заботу. Брюс считает, что знает, почему клоузбернский дворянин так поступает, и был бы весьма удивлен, прознав, что Киркпатрик, хоть и некогда думал точно так же, больше не уверен, что только ради возвышения.

В ту ночь, когда костры распустились во тьме алыми цветами, Роберт пришел к Хэлу, сидевшему в кругу остальных хердманстонцев. Это было странно уже само по себе, ведь у него есть шатер, чтобы укрыться, — грандиозная сине-белая штукенция с хитросплетениями веревок чуть ли не сложнее корабельной оснастки, с целой кроватью на раме внутри — он ведь титулованный граф державы и привык к роскоши.

И все же Брюс пришел в гущу хердманстонского гвалта, так что болтовня тотчас угасла, как задутая свеча.

— Я бы разделил с вами костер и чашу, коли она у вас есть, — сказал он на безупречном английском с кривой усмешкой, а потом взмахнул рукой с кожаной флягой, в которой что-то заплескалось. — На случай, если чаша пуста, у меня тут есть чем ее наполнить.

— Милости просим и благодарствуем, — ответил Хэл, сообразив, что Брюс навеселе. Ничего не поделаешь, надо было проявить вежливость, так что он с улыбкой предложил графу собственное место у огня. Однако Куцехвостый и остальные сидели в неловком молчании, даже когда подносили свои роговые чашки к раскачивающейся фляге.

— Разве Фитцварин не присоединится к нам? — вежливо поинтересовался Хэл, и Брюс, явив взор чистый, как подштанники священника, объявил, что государь Фитцварин играет в шахматы с Киркпатриком. Больше Хэл эту тему не затрагивал, уже зная — как и все остальные, — что высокомерный зануда Фитцварин, тянущий нескончаемую волынку о своем родстве с самим де Варенном, допек Брюса до печенок. Никто не пожалеет, когда его задница скроется за горизонтом.

Но разговор на том и захлебнулся, и люди беспокойно ерзали, не осмеливаясь рта раскрыть.

— А что такое немецкий метод?

Вопрос Псаренка прозвучал звонко, как колокол, сломав лед. Люди захмыкали.

— Истинно, — с энтузиазмом возгласил Долговязый Тэм Лоудон; плотина в его душе рухнула, и слова так и хлынули. — Я слыхал, ваша светлость сказывали сие про схватку с оным гасконцем. Мне взаправду жалко, же я ее пропустил, ибо сказывали мне, потасовка была славная — все одно что глядеть, как девки пляшут…

Он вдруг осекся, спохватившись, что заболтался, смущенно потупился и наконец сунул нос в чашку и захлюпал.

— Немецкий метод, — медленно проговорил Брюс Псаренку, — это как рыцари дерутся. Это один способ. Турнирный способ боя, хоть и не слишком широко употребимый, в противоположность французскому методу, коим в наши дни, похоже, пользуются все без изъятия.

Граф замолчал при виде восторженного, озадаченного лица Псаренка, слушавшего во все уши, но ничего не понимавшего.

— Есть два способа рыцарского поединка, — продолжал он, с пьяной тщательностью выговаривая слова, обращаясь только к Псаренку, хотя Хэл видел, что все смотрят только на него. — Один — научить человека и коня атаковать в лоб кого бы то ни было и валить наземь, даже если промахнулся копьем. Некоторые даже поговаривают, что подобный рыцарь на достойном коне может проломиться даже сквозь крепостную стену.

Послышался ропот — отчасти устрашенный, отчасти благоговейный — со стороны тех, кому доводилось повидать подобных тяжелых коней.

— Сие называют французским методом, — повел дальше Брюс. — Немецкий метод требует более легкого коня, обученного избегать контакта с противником. Отскакивать в сторону. Плясать. Как только враг миновал тебя, езжай за ним, и прежде чем он сможет поворотить свое громадное животное, бей его туда, где он меньше всего ждет.

Раздалось коллективное «а-а-ах» понимания, и все закивали друг другу.

— Как вы сделали с гасконцем, — добавил Псаренок.

— Истинно, — ответил Брюс. — Так меня учил Древлий Храмовник. Но немецкий метод предназначен для войны, а не для турниров. Так что сейчас им не слишком-то пользуются, потому что турнирные рыцари не любят его. Неблагородно. Его и немецким-то зовут, чтобы оскорбить этот народ, потому что по-настоящему его надлежит называть сарацинским. Именно этот народ научил ему рыцарей христианского мира, и урок сей достался дорогой ценой, однако близко к сердцу его приняли немногие, и Древлий Храмовник Рослинский — один из них. Не так должны сражаться рыцари — gentilhomme предпочитают французский способ, просто потому, что он французский. L’âne du commun est toujours le plus mal bâtе́.

«Осел простолюдина почти всегда оседлан скверно», — Хэл не знал, стоит ли это переводить, но выпивка помогает находить общий язык.

— Уоллес дерется не как французик, — произнес голос из темноты, и остальные засмеялись.

— Сэр Уильям, — выговорил Брюс, подбирая слова, словно нашаривая в кошеле среди поллардов полновесные монеты, — присоединился к нобилям совсем недавно. Остается уповать, что он усвоит обычаи рыцаря на славу, — но только не французский метод.

— А трудно быть рыцарем? — спросил Псаренок, вызвав тем смешки считавших, что отрок задает слишком много вопросов.

Брюс ощутил, как его затягивают эти темные, чистые глаза, будто увлекая далеко прочь от центра; его вдруг охватил страх, мешающийся с ликованием, будто едва оперившегося птенца на высоте, собирающегося впервые сорваться на крыло.