Книга Злачное место - Николай Шпыркович

– Главное – это везде сейчас, – согласно кивнул Крысолов. – Вон в Штатах бывших – целых восемь президентов, и все законно избранные.

– Уже восемь? – изумилась Варька.

– Ну да, размножаются, как кролики. Вроде четыре белых, один черный, три латиноса – на самом юге – и один китаец. Утверждает, что он незаконнорожденный сын Джорджа Буша, которому тот всю власть еще во время своего правления передал. Многие верят. Да и у нас посчитать, сколько Лжедмитриев в «долгий танец» отправили… – Старый махнул рукой.

– И даже не это… – Крысолов вяло прожевал кусок шашлыка, что им приготовили, знатнецкий, надо сказать, шашлык, из свинки, что бы там хозяин больничной забегаловки им ни говорил. – Можно было бы и с ними державу строить, да вот только силенок у них, вижу, маловато совсем будет. А значит, либо сомнут их, что для нас не есть хорошо, либо… либо они действительно сколотят себе государство, оторвав там-сям кусок, а это значит, что пойдут они на такие подлости и хитрости, чтобы этого достичь, столько крови прольют… Как он там сказал, старшина этот: «Не хватает сил одеяло на себя перетянуть»? Как бы не замерзнуть в этих краях кому-нибудь без одеяла-то. Не стоит с ними, пожалуй. В любом случае ближайшие годы здесь – это непрерывная драчка с соседями, лямка и перспектива зомбануться в бою за какой-нибудь стратегически важный хутор. И, уж поверь, знаний тебе дадут здесь, исключительно одного направления: военного. Им сейчас нужны солдаты. Если и строить державу, так уж с тем, кто посильнее, хоть с тем же Кронштадтом.

Место им хозяин отвел в отдельной комнатенке, и двери были плотно прикрыты, но разговаривали они все равно вполголоса – мало ли. Неуютно Артем все же себя чувствовал в поселке. Вот уж точно: злачное место. Без перевода со старославянского.

– Ну вы циники прямо какие-то. – Варька с некоторым возмущением двинула по столу тарелку.

– Варенька, – вкрадчиво спросил Старый, – а вы задумывались когда-нибудь над смыслом слова «цинизм»? Откуда это пошло? Вот нас, медиков, в цинизме только ленивый не обвиняет.

– Так это… – Варька озадаченно глянула на Старого, с любопытством взиравшего на нее прищуренным глазом сквозь прозрачную бутылку. – Ну цинизм – это плохо.

– А что «плохо»? Почему?

– Ну… ну не знаю… Кстати, циник – это от цианистого калия, что ли?

– Ага, – глубокомысленно пробормотал Банан. – Сейчас Старый ей опять про холм загрузит.

– И загружу, – легко согласился Старый. – Был такой, в древних Афинах. Там каких только, в этих Афинах, философских школ не было: и стоики, и перипатетики. А вот те, кто на Кинийском, или, иначе, Цинийском холме обитали и вокруг него, – циники. Учили, что надо в этом мире обходиться без ложных условностей. И никакой связи с цианистым калием. Среди прочих – к циникам и Диоген относился. Да-да, тот самый, что в бочке жил, днем с фонарем по городу шатался – «человека» искал, с царем Александром Македонским беседовал – солнце просил не заслонять, ну и прочее разное. Среди этого самого «прочего разного» – Диоген прилюдно, не стесняясь, занимался мастурбацией, а когда его стыдили, спокойно отвечал: «Ах, если бы так же легко можно было бы утолить голод». Вот и пошло: циник – значит, не соблюдающий общепринятые установленные нормы. А ведь если вдуматься, Диоген ничего, кроме правды, не сказал. Надо думать, философ наш был всего-навсего эксгибиционистом – из тех, что в парках в плащах распахнутых на дорожки перед посетительницами выпрыгивают, «прелести» свои демонстрируя. Вот только никто их циниками не именует, и даже просто философами, хотя делают они ровно то же самое, что и Диоген. Вот и стало название нормальной в общем-то философской школы нарицательным для обозначения таких людей. Каких? А таких, как Генрих номер четыре, что перешел из протестантства в католичество, заявив: «Париж стоит мессы», – цинично заявив, по мнению его бывших соратников. Циником окрестили американского президента, назвавшего генерала Стресснера: «Он сукин сын, но он – наш сукин сын!» Ну и нас – когда циниками называют? – И сам же ответил: – Когда мы, как и Диоген, и президент, и Генрих Наваррский, говорим правду. Только говорим мы ее, не пряча в разноцветные обертки «скромности», «порядочности» и еще чего-то там, что люди понавыдумали, лишь бы не слышать этой вот грубой, неприкрытой правды. Правды, узнав которую нельзя будет жить, оправдывая самого себя: «А я же не понял, что он – такой! А я же и не предполагал, что так все кончится!» Спрашивает нас кто-нибудь: «…А когда он выздоровеет?» А мы прямо в лоб: «Да никогда! Будет ходить под себя, мычать, еду только с ложки кушать. А заведений по уходу за такими больными – нет и не предвидится. Так что ухаживать за ним придется вам. А если не ухаживать? Тогда быстро покроется пролежнями и помрет». Цинизм, ясное дело… Наверняка тем же соратникам короля хотелось бы, чтобы он какой-нибудь был более благовидный…

– Эх, слово-то какое – благо-видный! – со смаком произнес Банан.

– Ага… благовидный повод для измены своей вере нашел. Ну сказал бы что-нибудь типа: «…Скрепя сердце, с болью в душе, ради блага родимой Отчизны!» – и все! Живи себе дальше. Пользуйся приобретенными выгодами – ну и мы… с тобой рядом. Так нет же, сука: так ясно высказался, что нет сомнений, для чего ты эту историю с перекрещиванием затеял, – чисто ради бабла! А нам как после этого жить – с тобой же, падлой, здороваться надо, улыбаться тебе надо, а значит, полностью соглашаться с тем, что ты сказал. А следовательно, и самим такими же, как ты, становиться… Можно, конечно, руки тебе не подавать, но это уже чревато хотя бы тем, что от благ точно придется отказаться. А можно и башки лишиться. Вот потому и не любят циников, что рядом с ними не поиграешь в эту веселую игру: «Ах, какой же я простодушный и доверчивый!» Хотя, по мне, мир этот был бы куда более честным, будь в нем побольше циников. Может, и Хрени Этой всей в нем не было бы…

– А вот я читала писателя одного, фантаста, так он сказал что-то вроде: «Истина – маскировочная одежда для цинизма».

– Ну тут можно аж от Понтия Пилата разговор вести: «Что есть истина?» – и так далее. Мне вот про истину, ну правду, короче, больше всего выражение Шишкова нравится, в его «Таежном волке»: «…Людская правда – круг на оси вертится, как колесо. Идет колесо – хватай! А через сто лет другую правду схватишь; а та правда, старая, уж кривдой будет. А колесо крутится, вертится тихо-тихо, и через тыщу лет старая кривда опять в правду обернется. И поймают людишки старую правду-кривду, и снова правдой назовут ее, и за новую кривду-правду большую кровь прольют…» А ведь так и есть: даже на нашей памяти понятие «правды-кривды» менялось. А уж теперь и подавно: многие вещи, что до Этого смотрелись дико и были бы восприняты как однозначно циничные, теперь воспринимаются как нормальные: те же зомбаки сторожевые. Так что прав был герой Шишкова, Леонтий Бакланов, в одном только ошибался: колесо иногда резко ускоряет свое вращение, да еще так, что, если стоишь неловко, так ободом долбанет, что мало не покажется. А может и насмерть зашибить…

Артем с некоторых пор перестал понимать, о чем же Варька со Старым разговор ведут, тем более после рюмки водки – хоть и немного, а пришлось выпить все же. Одно понял: оставаться здесь – не с руки. Вообще-то это и так ему ясно стало, безо всяких этих разговоров умных – достаточно было посмотреть на деловито шустрящих ребят и девчонок, заглядывающих в лавки и кафешки, проверяющих документы, стволом автомата показывающих, что надо бы показать, чего там в тюках, загруженных в автомобиль. Жизнь в поселке потихоньку начинала поворачиваться в какое-то другое русло, все равно как та Симониха после взрыва противотанковой мины. Как весенний снег под лучами беспощадного мартовского солнца, начинала съеживаться веселая беззаботная вольная жизнь обитателей поселка. Может, кто-то и не воспринимал пока это все всерьез – ну попроверяют сейчас, ну закон новый о всеобщей воинской повинности издадут… а что, это правда всерьез? Да не, не может быть… Сейчас вот пройдет – и все, наверное… Батя тоже говорил, что когда партию от власти отстраняли (а какую партию и каким боком она в стране рулила – ни тогда он не понял, ни потом), тоже все думали – ну ничего же не изменится. Магазины же вон работают. И парикмахерские…