Книга Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард

Вновь была предпринята попытка прорыва на слабо обороняемом правом берегу. С пятью армейскими корпусами Базену не составляло труда прорвать фронт, удерживаемый лишь одним-единственным прусским армейским корпусом, на подмогу которому в течение дня могли подтянуться в лучшем случае еще два, и отказ Базена от прорыва плюс его странное поведение в ходе сражения, конечно же, вызывает вопрос: а действительно ли все объяснялось лишь отсутствием у него способностей военачальника? Какой-нибудь достаточно негативно настроенный аналитик мог сделать лишь один вывод: маршал играл какую-то весьма замысловатую игру. Мак-Магона необходимо было не отпускать от себя. Если бы он был разгромлен, конечно же, последовал бы мир, империя пала бы, и Базен, командующий целехонькой и никем не разгромленной армией, стал бы героем дня. Если бы Мак-Магон победил, это гарантировало бы Базену сравнительно легкую победу над силами, ему противостоявшими. Данный тезис не может быть с ходу ни окончательно доказан, ни оспорен, но нет необходимости искать объяснение нерешительности Базена 31 августа и 1 сентября. Если бы прорыв удался, он в этом случае нес бы ответственность за 100-километровый марш своей армии ради сомнительной перспективы соединения с Мак-Магоном, преследуемым более подвижным, более сильным и вышколенным противником, столкновение с которым грозило ему разгромом. Будучи не в состоянии прорваться и при этом сберечь армию, он не просто избежал катастрофы, а смог и внести свой ценный вклад в стратегический паритет, и, в случае удачи, с честью вышел бы из этой ситуации. Именно осторожный, но обнадеживающий фатализм представляется куда более вероятным мотивом действий Базена, нежели хладнокровный политический расчет, приписываемый ему его обвинителями. Однако, какой бы точки зрения ни придерживаться, трудно не прийти к заключению о том, что Базен, издав 31 августа боевые приказы на следующий день, сомневался относительно желательности прорыва вообще и что 31 августа и 1 сентября его искреннее стремление к успеху преуменьшилось.

И вновь Жарраса проигнорировали при составлении приказов. Но уроки 26 августа были свежи в памяти, и командующим корпусами войск Базена пришлось изрядно попотеть, чтобы быстро и организованно перебросить силы с левого берега на правый. Их старания особым успехом не увенчались. Задержки внутри корпусов и, вдобавок, своеволие их командующих привели к еще большему хаосу, чем шестью днями ранее. Таким образом, хотя 3-й корпус, уже стоявший у фронта немцев на прежнем поле битвы между Грижи и Нуайи, как и было предписано, открыл огонь в 8 часов 31 августа и оттеснил немецкие аванпосты из

Коломбея, далее в течение целых восьми часов ничего не происходило. Аванпосты Мантейфеля доложили о сосредоточении французских войск в районах вокруг Борни, с удивлением отметив, что атак противника не последовало, а потом и вовсе были шокированы тем, что грозный противник, составив винтовки в пирамиды, спокойно стал готовить обед. Между тем длинные шлейфы пыли в долине Мозеля и севернее и южнее города говорили о том, что Фридрих Карл вел подкрепления к правому берегу и прибыл вовремя, будучи готовым сразиться с французами, неторопливо направлявшимися в обход пригородов Меца. На эти шлейфы пыли подчиненные обратили внимание Базена, но тот в ответ лишь махнул рукой. «И к лучшему, – безмятежно заметил он, – что [вражеские] войска покидают левый берег». К полудню вся французская императорская гвардия все еще находилась на левом берегу, и в 18 часов армейская артиллерия, которая должна была располагаться в авангарде войсковой группировки с задачей проложить путь пехотинцам через позиции немцев, все еще не переправилась через реку. Базен неторопливо провел оперативное совещание со своими командующими корпусами, в ходе которого отдал им боевые приказы и проинформировал их о том, что атаку начинать только по сигналу выстрела из орудия форта Сен-Жюльен, но никакого сигнала он не дал, пока три тяжелых орудия не были вывезены из Сен-Жюльена и не развернуты под его контролем для обстрела позиций немцев. В конце концов, сигнал все же был дан, но выстрелом не из орудия, а из сигнального пистолета в 16 часов, и французы наконец перешли в наступление.

Целью французов было очистить от пруссаков склоны вокруг деревни Сен-Барб, что обеспечивало доступ к дороге, ведущей через Бетленвиль к низовьям Мозеля. 3-й и 4-й корпуса должны были продвинуться по обеим сторонам долины речки Вальер, 3-й – для захвата Нуайи, а 4-й – для захвата Сервиньи, в то время как 6-й корпус оборонял левый фланг, 2-й корпус – правый, а гвардия, как обычно, находилась в резерве. У французов перед фронтом были лишь 1-й корпус фон Мантейфеля, аванпосты которого насчитывали приблизительно пять батальонов. Мантейфель знал, что помощь уже в пути: 3-я дивизия ландвера оставалась в ближнем резерве, а дивизии 7-го и 9-го корпусов спешно перебрасывались с другого берега, но даже с их прибытием французы все равно имели бы значительное численное превосходство, и мало надежд оставалось на то, что подкрепления немцев подойдут до наступления сумерек. Для отражения атаки целой французской армии Мантейфелю, таким образом, оставалось полагаться исключительно на собственные силы. Он решил перенести тяжесть сражения на свои передовые позиции и бросить все, чем располагал, в бой за Сервиньи и Нуайи, а не отступать на Сент-Барб, и, таким образом, перед Сервиньи он развернул внушительные силы артиллерии, 60 орудий, которые вели непрерывный огонь по французской пехоте, в то время как французская артиллерия все еще пробиралась по переполненным мостам через Мозель. Это значительно замедлило продвижение Ладмиро, но, в отличие от продвижения сил Лебёфа, могло оказаться куда более впечатляющим.

3-й корпус устремился по прежнему полю битвы. Пробиваясь через долину речки Вальер, он сумел глубоко вклиниться в позиции немцев, что позволило им прийти на выручку 4-му корпусу, атаковав Сервиньи с юга через долину Нуайи. Артиллерийские позиции пруссаков оказались оттеснены, и пехотинцы до наступления темноты вели бой за овладение Сервиньи. Севернее Сервиньи 6-й корпус закрепился в предместьях Файи, и когда приблизительно в 23 часа бой наконец стих, ободренные успешной атакой французы вгрызлись в позиции немцев. Эта победа стала для них своего рода компенсацией за поражения предыдущей недели.

Между тем Базен, не дожидаясь сведений об исходе сражения, улегся спать, и отданные им на следующее утро приказы представились командующим, успешно теснившим более слабые силы противника, по меньшей мере странными.

«Если диспозиция противника у нас по фронту дает нам определенные возможности [как разъяснял он своим командующим корпусами], то нам следует продолжить предпринятую вчера операцию, которая: 1) приведет к овладению Сент-Барбом и 2) облегчит нам марш на Бетленвиль. В противном случае нам следует удерживать позиции, сосредоточить наши силы на них и этим же вечером отойти к Сен-Жюльену и Келё».

Едва эти нудные распоряжения были разосланы, он составил два донесения Наполеону III. Первое, предназначенное для отправки в случае успеха, объявляло о том, что он на марше на Тьонвиль, второе, более длинное и обстоятельное, сообщало о том, что его атака отражена противником и он снова находится в Меце «с небольшим резервом боеприпасов для полевой артиллерии, провиантом и, наконец, в санитарных условиях, далеких от идеальных, ибо крепость переполнена ранеными». Подобную предусмотрительность едва ли можно приписать тому, кто не сомневается в своей победе. С другой стороны, Мантейфель, хотя имевшиеся в его распоряжении силы все еще составляли лишь половину сил французов, за ночь получил достаточное подкрепление, чтобы рассчитывать на успешную атаку по всему фронту. Не дожидаясь, пока рассеется осенний утренний туман, французские войска в Файи, Нуайи и других местах оказались под интенсивным обстрелом. Именно в Нуайи бой был наиболее ожесточенным. Здесь был самый опасный участок из захваченных французами – он представлял угрозу флангу позиций в Сервиньи, который столь непрочно удерживали немцы, и с падением Сервиньи французы продвинулись бы настолько далеко, что окружили бы Сент-Барб. Поэтому Мантейфель и поднял дивизию ландвера и направил ее через долину с северо-востока. Деревня удерживалась дивизией Батуля из 2-го корпуса под командованием Лебёфа, и она упорно оборонялась. Но сосредоточенный массированный артогонь 114 немецких орудий едва ли не стер с лица земли оборонительные позиции, а французы не располагали артиллерией, которую можно было бы бросить в бой. Действительно, пока Батуль и Мантейфель сражались за эти жизненно важные позиции, остальные формирования французской армии сидели, что называется, сложа руки. Ладмиро выбивался из сил у Сервиньи, а Лебёф направил по три дивизии по обе стороны от Нуайи. Но и во 2-м, и в 3-м корпусах имелись не участвовавшие в боях дивизии, артиллерия 2-го корпуса тоже сидела без дела, у Канробера – две дивизии. В сражении не принимали никакого участия ни гвардия, ни армейская артиллерия, ни огромная, весьма представительная и совершенно бесполезная масса французской кавалерии. Базен не предпринял никаких попыток сразиться и за Нуайи, как он сражался при Вьонвиле – Марс-ла-Туре и Сен-Приве – Гравлоте, и когда приблизительно в 11 часов Батуль вынужден был все же отступить из Нуайи, чтобы избежать окружения, Базен посчитал это доказательством того, что никакой прорыв невозможен, и приказал своим корпусам прекратить атаки. В течение дня армии просто смотрели друг на друга в ожидании сигнала к атаке, а вечером французы всей массой двинулись назад в Мец. И в той и в другой армии потери составили примерно по 3000 человек или чуть больше.