Книга Нарциссы для Анны - Звева Казати Модиньяни

— Я рада, — тихо сказала она.

Подойди Мария ближе, Чезаре не удержался бы от поцелуя. Но она не двинулась с места, а он не посмел обнять ее. Мария отстранилась, и Чезаре отпустил ее. Их сейчас разделяла бездна, и они оба сознавали это.

— Мне лестно, что эти перемены одобрены вами, — сказала она, уже улыбаясь.

— Спасибо за нарциссы. В моем кабинете еще никогда их не было. — Он знал, что говорит банальные вещи. Но других слов он не находил для того, чтобы выразить свою нежность к женщине, о существовании которой еще несколько месяцев назад Чезаре Больдрани и не подозревал.

10

— Да, моя дорогая, — сказала Элизабет Лемонье, обращаясь к Марии, которую уже принимала за своего человека в этом доме, — завтра я возвращаюсь в Женеву.

— Погода хорошая, — заметила Мария, — поездка будет приятная.

— Я возвращаюсь в Женеву навсегда. — Мадам Лемонье взглянула на Марию, которая подавала шоколадный торт, потом на Чезаре, который сидел напротив нее в столовой, обновленной Марией.

Девушка едва не выронила поднос.

— Навсегда? — недоверчиво переспросила она.

Чезаре безучастно следил за разговором двух женщин. Тот факт, что его любовница приняла окончательное решение, казалось, не имел для него значения.

— Наступают плохие времена, — с улыбкой объяснила Элизабет. — Теперь никто не верит миролюбивым заверениям Муссолини. — На ней было шелковое платье цвета слоновой кости, с широкими рукавами, собранными на узкую манжету. Жемчуг на шее и в ушах переливался лунным блеском. — Мой банкир уверяет меня, что будет война, — добавила она, сообщая мнение мужа, которого всегда называла «мой банкир».

— Это правда, синьор, что будет война? — спросила Мария у Чезаре.

— Да, приближаются тяжелые времена, — нехотя подтвердил он. — Италия и Германия подписали Стальной пакт.

— Что это значит? — с беспокойством спросила Мария.

— Это значит, — объяснила ей Элизабет, — что Италия и Германия — союзники. А поскольку Германия после захвата Австрии и Чехословакии будет продолжать эту захватническую войну, рано или поздно и Италия окажется вовлечена в конфликт.

— Для меня все это сложно, — призналась Мария. Она поняла только одно: люди будут вовлечены в еще одну войну, развязанную другими. — Я думаю, мадам, — искренне сказала она, — что нам вас будет очень не хватать. — Она посмотрела на Чезаре, не понимая, как может он вести себя так равнодушно, ведь их многое связывало.

— А мне будет не хватать тебя, — сказала в ответ Элизабет. — И еще очень многого. Но думаю, всегда важно вовремя сделать выбор, правда, дорогой? — заметила она, направив стрелу в хозяина дома.

— Ну да… я понимаю… — Чезаре не находил нужных слов и под взглядом Элизабет как-то смешался. — Конечно, — снова начал он, — когда немецкие войска направляют на польскую границу свои танковые дивизии и тяжелую артиллерию…

— Да нет, дорогой, — Элизабет улыбнулась с вежливой иронией, — я имела в виду не то. — Она положила серебряную вилочку на фарфоровую тарелку с нетронутым куском шоколадного торта. — Я говорю о нашем личном выборе или, если хочешь, о моем. Важно понять, когда поезд пришел на конечную станцию. — Она говорила в обтекаемых выражениях, не очень понятных, Больдрани, однако, хорошо понимал ее.

— Это плохая для нас новость, — заметила Мария с грустью. — Я ведь многим вам обязана.

— Мне приятно, если я чем-то была тебе полезна, — ответила Элизабет. — Но я уверена, что больше ты во мне не нуждаешься. Думаю, что и синьор Больдрани это переживет.

Элизабет Лемонье была женщина тонкая, чувствительная, но в то же время не лишенная здравого смысла. Она умела соблюдать правила игры. Она любила Чезаре Больдрани, и чувство это еще не прошло, но особой душевной близости между ними не было, и любовь их не была слишком уж пылкой. Ради великой страсти можно разрушить брак, пренебречь неизбежностью войны, но связь, которая все больше походила на дружбу, не заслуживала подобных жертв. «Тем более, — подумала она, глядя на Марию и Чезаре, — что здесь рождается новая любовь». Кроме того, «ее банкир», муж, обожал Элизабет, а она его глубоко уважала.

— Уже поздно. Я провожу тебя домой, — сказал Чезаре, взглянув на часы и резко вставая.

— Конечно, — Элизабет тоже поднялась. — Я ужасная дилетантка в вопросах расставания. Лучше побыстрее уйти со сцены.

Чезаре посторонился, чтобы она прошла в прихожую, но Элизабет медлила.

— Оставь нас вдвоем, — попросила она его.

— Я подожду тебя в прихожей, — сказал Чезаре.

— В Женеве ты сможешь найти меня по этому адресу, — сказала мадам Лемонье, протягивая Марии голубой конверт.

— В Женеве? — удивилась та. — Вы думаете, я могу оказаться в Женеве? Будем надеяться лучше, что война не начнется и вы сможете вернуться в Милан.

— Не будем исключать такой возможности, — кивнула грустно Элизабет. — Я желаю тебе счастья, которого ты заслуживаешь. Но если тебе вдруг понадобится помощь или добрый совет и если Господь сохранит меня в добром здравии, ты знаешь, к кому обратиться.

— Мадам, вы смущаете меня. — Мария едва не заплакала.

— Никаких слез, — попыталась Элизабет успокоить ее. — Только этого нам не хватало, дорогая моя. И никакой «мадам» больше. Мы подруги. Зови меня просто Элизабет. Пока ты будешь с Чезаре Больдрани, помни одно: будь всегда правдивой с ним. Никогда не лукавь с ним. Он очень добрый, знаешь. Но он не терпит обмана. — И дружески распрощавшись с Марией, Элизабет Лемонье ушла.

Потушив свет, Мария вышла на балкон. На Форо Бонапарте было тихо и пустынно. Неподвижный вечерний воздух благоухал липой. Она посмотрела вниз и увидела Чезаре и Элизабет, выходящих из подъезда. Он остановился, нежно обнял ее и поцеловал. Марии показалось, что этот поцелуй длится вечность. Ее впервые пронзило чувство ревности. Разом улетучилось то искреннее сожаление, которое она испытывала, прощаясь с мадам Лемонье. Она почувствовала себя страшно одинокой и быстро ушла, закрыв балконную дверь.

В ту ночь ей не спалось, и поднялась она в обычный час без будильника. Мария привела себя в порядок и пошла приготовить ванну для синьора Чезаре. Она осторожно постучалась к нему, но никто не отозвался. Мария приоткрыла дверь в комнату, постель была нетронута: Чезаре провел эту ночь у Элизабет. Та же противная вчерашняя горечь вновь захлестнула ее, и сердце тоскливо сжалось.

— Завтрак готов? — услышала она за спиной. Мария вздрогнула и обернулась: это был Чезаре. Свежевыбритый, пахнущий одеколоном и уже одетый, он выходил из своего кабинета, откуда, видимо, звонил кому-то с утра.

— Сейчас, синьор, — ответила она, быстро отправляясь на кухню.

Мария узнавала нового Больдрани, хоть тот и вел, казалось, привычную жизнь: дом и контора, контора и дом. Она слышала, как он оживленно дискутирует с Пациенцей или отдает сухие распоряжения по телефону, она по-прежнему заботилась о мельчайших его удобствах и день за днем вела его дом, но вечера теперь проходили у них иначе.