Книга Грядущий Аттила. Прошлое, настоящее и будущее международного терроризма - Игорь Ефимов

За семьдесят лет правления коммунистов Россия сумела сделаться лидером — а порой и знаменем — бетинцев во всём мире. Она не принимала прямого участия в международном терроре (зато уж отыгралась на собственных гражданах), но поддерживала и часто оплачивала террористические организации от ПЛО до Красных бригад. Ничто не предвещало конца этой империи. В середине 1980-х годов был создан коллектив учёных-советологов, который выпустил 4-томное собрание статей, анализирующих и предсказывающих развитие СССР на ближайшие 50 лет. Но История в очередной раз подсмеялась над прорицателями: выпуск последнего — четвёртого — тома совпал с разрушением Берлинской стены (1989).32

К моменту Великой августовской революции 1991 года всё ещё работало более или менее исправно в Советской империи: была боеспособная армия, термоядерный арсенал, отлаженная структура партийной власти, послушное дисциплинированное население. Но будто чья-то рука вынула невидимый стержень — и колосс рухнул без выстрела. Думается, назвать этот стержень мы можем всё тем же словом, которое уже многократно всплывало в нашем исследовании: НЕНАВИСТЬ.

Берия, Ежов, Каганович, Хрущёв, Громыко, Брежнев, Андропов, Черненко принадлежали к поколению людей — в большинстве своём крестьян-земледельцев, — чья жизнь была сломана — расколота — перевёрнута с ног на голову — ворвавшейся индустриальной, а затем и социально-политической революцией. Их ненависть к переменам и к носителям этих перемен — инженерам, учёным, геологам, агрономам, журналистам и интеллектуалам всех мастей — была глубокой, подлинной, составляла стержень их единодушия во всех агрессивных порывах и начинаниях. Именно опираясь на эту ненависть, Сталин смог провести в стране Большой террор 1937–1938 годов. Провозглашая курс на индустриализацию, партия большевиков при этом уничтожала слой за слоем профессионалов и специалистов, которые должны были эту индустриализацию осуществить. Иррациональность этого преступления до сих пор ставит в тупик историков — и она останется необъяснённой, до тех пор пока рациональный ум не согласится включать человеческие страсти в круг сил, движущих историческими процессами.

Тем временем, под давлением военной необходимости, процесс индустриализации всё же продолжался. Протекая под жёсткой коркой коммунистической диктатуры, он тем не менее не мог исключить фермент сомнения — ключевой ингридиент технологического прогресса. Горбачёв, Ельцин, генерал Громов, Руцкой, Путин уже росли в индустриальной державе. Они не пережили в молодости ломки жизненного уклада и не могли ощущать индустриальный мир заведомым врагом, как это имело место с предыдущим поколением.

Конечно, это отнюдь не означает, что нужно просто ждать, когда сегодняшние бетинцы завершат процесс индустриализации. Для того чтобы он завершился, необходима долгая внутренняя борьба этих народов в сфере поиска новых духовных ценностей. Обнадёживающим знаком можно также считать тот факт, что мы не видим террористов из Индии и Китая — двух гигантов, медленно осваивающих навыки и принципы жизни машиностроителей. С другой стороны, предстоящее вступление в индустриальную эру африканских стран может принести с собой новую волну международного терроризма, о масштабах которого легко получить представление, вглядевшись в новейшую историю Руанды, Конго, Анголы, Зимбабве, Дарфура. Если же террористам из Африки удастся вовлечь в свою борьбу радикальные группировки американских негров, потери альфидов в этой новой войне превзойдут всё, что мы видели до сих пор.

Нельзя сбрасывать со счёта и прозрения Алвина Тоффлера. Описанный им накат Третьей волны вполне может оказаться новой ступенью в развитии мировой цивилизации, вступлением в электронную эру. И если это произойдёт, мы вправе ожидать повторения рассмотренных нами коллизий: альфиды, поднявшиеся на электронный уровень, окажутся под ударами бетинцев, застрявших в эре индустриальной.

В сегодняшнем противоборстве очень трудно оценить численность противостоящих друг другу армий альфидов и бетинцев. С одной стороны, альфиды выглядят более многочисленными (просуммируем население США, Европы, России) и лучше вооружёнными. Но, как мы знаем, лишь небольшая часть альфидов признаёт необходимость и серьёзность происходящего противоборства. Остальные не то чтобы пускаются в бегство, но отступают дружными колоннами, неся над головой плакаты со словами-заклинаниями: "Мир сегодня!" — "Нет расизму!" — "Мультикультуризм!". Даже на передовой линии фронта, в Израиле, половина населения верит, что врага можно умиротворить уступками.

Сегодняшние бетинцы, наоборот, как и во времена кочевников, полны боевого духа — все поголовно, включая женщин и детей. Они могут смертельно враждовать друг с другом, ввязываться в кровавые междоусобия, но в ненависти к миру альфидов они едины. Палестинская женщина, живущая в Израиле, сознавалась, что во время Первой иракской войны (1991) она страшно боялась ракет "скад", посылавшихся Саддамом Хусейном, заклеивала липкой лентой окна и двери на случай ожидавшейся химической атаки; но при этом она была рада тому, что ракеты падают на Израиль.33 По численности чеченцы уступают русским примерно в сто раз. Но если каждый чеченский террорист-самоубийца будет и дальше уносить с собой на тот свет хотя бы по 10–20 человек, это преимущество окажется не таким уж значительным.

Не численность армий, и не "последний луидор", как воображал Людовик Четырнадцатый, но решимость бойцов определит исход противоборства. И мировая история полна примеров, когда маленькие очаги цивилизации и свободы успешно отбивались от полчищ деспотизма и варварства.

Был финикийский город Тир, который выстоял долгую осаду вавилонской армии царя Навуходоносора, покорившего к тому времени весь Ближний Восток, сжёгшего Иерусалим, угнавшего евреев в Вавилонское рабство (581 до Р.Х.).

Была Афинская республика, отразившая нашествие огромной Персидской империи (490–479).

И был город Рим, прогнавший (вспомним: не без помощи гусей!) безжалостных кельтов (390 до Р.Х.).

А в 1588 году испанский король Филипп Второй, правивший чуть ли не половиной мира, послал гигантский флот, непобедимую Армаду, чтобы вернуть Англию под власть Римского папы; но отбились смелые английские моряки, в трёхдневной битве в Ла-Манше рассеяли испанский флот.

И в 20-м веке миллионная армия, посланная Сталиным, не смогла покорить маленькую Финляндию, вернуть её под власть России (1939–1944).

И шестимиллионный Израиль до сих пор успешно отбивает атаки 200-миллионного арабо-мусульманского мира.

Среди этих арифметических парадоксов военной истории есть один, помеченный датой 1672. В этом году французскому королю Людовику Четырнадцатому удалось подбить английского короля Карла Второго вместе напасть на Голландию и раздавить это гнездо "протестантской заразы". Соотношение сил было таким безнадёжным для голландцев, что английский посланник Букингем, покидая Гаагу, сказал принцу Вильгельму Оранскому, с которым он был в дружеских отношениях: "Милорд, неужели вы не видите, что ваша страна погибла?" — "Есть очень простой способ не стать свидетелем её гибели", ответил принц. "Какой же?" — "Умереть в последнем окопе".34