Книга Рыжая Соня и ловцы душ - Энтони Варенберг

Слова Монторна прозвучали как удар грома. Большинство присутствующих с криками ярости вскочили с мест, готовые разорвать Гинмара и Соню на части*

— Стоять! — крикнула она.— Да, я сестра Кейнкорта, я наполовину гирканка, но именно это позволяет мне утверждать, что...

Соню никто не слушал, ее слова утонули в возбужденном реве... Стражники Монторна немедленно схватили ее и Гинмара. Даже самое яростное сопротивление не могло помешать аресту: нападавших было слишком много. В отчаянии Соня поискала глазами Маргира и с облегчением поняла, что старику удалось уйти: его не успели задержать. Это было хорошо — хоть один оставшийся на свободе друг давал надежду на то, что ситуация может измениться в их пользу.

— Не сопротивляйся,— успела она предупредить Гинмара,—иначе нас прикончат на месте.

Друзьям повезло: их не разлучили, они: оказались в одной камере.

— Проклятие,— отдышавшись, заметил ковент,— отсюда будет не так-то просто выбраться.

— Выбраться можно откуда угодно,— возразила Соня,— где имеется вход, найдется и выход.

— Как ты думаешь,—спросил он,— почему нас сразу не убили?

— Должно быть, все еще считают тебя колдуном и боятся. Но вот откуда Монторну известно о моем родстве с Кейнкортом? Об этом знали только я, ты и Маргир.

— И я ему ничего подобного не сообщал. Уверен, что Маргир тоже, а ты тем более...

— Тогда остается только поражаться его проницательности,— язвительно заметила девушка и умолкла, размышляя над создавшимся положением.

Увы, ни единой толковой мысли ей в голову не приходило. Гинмару, кажется, тоже. Оставалось ждать, как будут развиваться события дальше.

Ожидание долго не продлилось. Вскоре Соню — пока одну — выволокли из камеры и доставили к Монторну. «Допрос»,— поняла она.

— Что ты хочешь узнать? — спросила девушка, прямо глядя в бесцветные глаза правителя.

— Ничего. Мне все совершенно ясно,—как ни странно, ответил тот.— Сдать Офир гир-канцам без боя — очень простое решение. Кейнкорт бережет своих людей, поэтому подослал тебя и сумел привлечь на свою сторону еще одного изменника. Почти безупречная работа. Я восхищен. Но ты умная женщина и должна понимать, что проиграла. Так что теперь тебе остается только одно — действовать так, как укажут люди, оказавшиеся ничуть не глупее тебя.

— И чего эти люди, полагающие свою мудрость столь совершенной, намерены от меня требовать? — холодно поинтересовалась она.

— Отправить твоему брату послание, что вам удалось убедить власти Ианты открыть ворота города гирканцам. Пусть приходит сам с небольшим отрядом, но без оружия, как... друг, готовый к переговорам. Разумеется, из этой ловушки он живым не уйдет, и тогда...

— Тогда Орда сметет Офир с лица земли: вероломство должно быть наказано,— с презрением отозвалась Соня.— Действительно, на редкость мудрая идея. Я готова визжать от восторга.

— Ошибаешься. Обезглавленная Орда будет отброшена нашими войсками так далеко, что у них надолго пропадет охота совать нос в эти земли.— Монторн самодовольно улыбнулся.

— И поведешь эти войска ты сам. да? Жаль мне твою лошадь: при одном появлении гирканцев на горизонте бедное животное захлебнется в дерьме.

Монторн угрожающе приподнялся:

— Молчать, дрянь!

— Я и так молчу. Мне с тобой говорить не о чем. Поскольку никаких посланий отправлять я не стану.

— Станешь,— прошипел правитель,— куда ты денешься.

Соня усмехнулась: если Монторн намеревается одержать над ней верх под пытками, то он здорово просчитался. Во-первых, она терпелива к боли. Во-вторых — ибо бывают ситуации, когда выдержать мучения не может даже самый сильный человек,— обучена искусству мгновенно терять сознание при одном только виде ножа или подносимого к телу факела: замучаются приводить ее в чувство...

— Разумеется, Кейнкорт не послал бы человека, в ком не был бы совершенно уверен,— заметил Монторн. — Поэтому он использовал в своих целях женщину — вы, гадины, выносливы и терпеливы. Так что я не намерен тратить время на то, чтобы возиться с тобой; тебя и пальцем никто не тронет.

— Премного благодарна,— издевательски поклонилась Соня, но сердце ее тревожно сжалось. Похоже, правитель не так глуп, как кажется, и коварства ему не занимать. Ничего хорошего ей это не сулило.

— Зато,— продолжал тот,— ваша слабость — в чувствительности. Вы не так боитесь за себя, как за близких. Во всяком случае, это легко проверить: твой друг у нас в руках.

— Гинмар? — Соня старалась не показать своего беспокойства.— А стоит ли забывать о его силе? Не слишком ли дорого тебе обойдется попытка повредить ему?

— Не слишком, красавица. Нельзя же вечно водить за нос всех вокруг! У него нет никакой силы, так что и забывать, собственно, не о чем.

Монторн столь уверенно сообщил об этом, что Соня поняла: он не пытается ее напугать. Он знает.

— Так что же ты ответишь теперь? — продолжал он, наслаждаясь ее замешательством.

— То же, что и прежде,— твердо проговорила Соня.— Никаких посланий.

— Хорошо,— с наигранным сожалением вздохнул Монторн.— Слова для тебя мало что значат. Перейдем к действиям, коль скоро ты на этом настаиваешь.

Когда Соню вели назад в темницу, ноги у нее подкашивались, во рту пересохло. «Возьми же себя в руки! — мысленно приказала она. — Еще не все потеряно». За этими словами, впрочем, ничего не стояло: от тревоги за друга Соня на время утратила способность мыслить трезво. Как ни старалась, никакого выхода найти не могла. А уж когда она увидела Гинмара обнаженным, подвешенным за руки к перекладине под низким сводчатым потолком застенка, ей и вовсе стало нехорошо. Соня рванулась было к нему, но ее держали так крепко, что все усилия оказались тщетными.

— Стой и смотри,— велел один их тех, кто привел ее сюда,— и не забывай, что во всем виновато твое глупое упрямство.

— Не трогайте его, не надо,— прошептала Соня.

— Это в твоей власти. Вот пергамент. Пиши то, что от тебя требуется, и вы оба умрете легко.

«Еще бы,— подумала она.— Подписать смертный приговор Эйдану? Никогда!»

— Нет.

Палач подошел к Гинмару, расправив длинный черный кнут. Таким легко можно перебить человеку хребет. Изувечить на всю жизнь... Соня попробовала отвернуться.

— Смотри! — Ее схватили за волосы, заставляя смотреть на пытку.

При первых же ударах Соню затошнило. Она чувствовала, что плачет, но остановиться не могла — слезы лились из глаз сами собой. Ковент мужественно молчал, стойко выдерживая пытку. Кнут со свистом рассекал воздух, опускаясь на его спину и ноги, оставляя глубокие кровавые рубцы на содрогающемся теле.

— Выродки! Звери! — Соня закричала первой, словно его боль передалась ей.— Вы же убьете его!