Книга Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Царскую грамоту, в которой приписывалось болгарским войскам покинуть Доростол, зачитывал Свенельд перед собранием вятших городских мужей. Наместник, понимая, что для него и его людей к худшему ничего не изменится, поспешил пригласить к себе в гости русского князя, дабы уверить его в дружбе. Борис, слушая послание, всё больше мрачнел, а после слов наместника не выдержал:

— Разодрали страну аки коршуны, а шакалы рады на пир поспеть.

Никто не ответил, Мстислав даже не повернул головы, лишь сердито засопел наместник, запомнив слова воеводы. С глазу на глаз он предложил Борису убраться со своим войском в течение дня вместо трёх, предложенных Свенельдом. Борис, разругавшись с наместником, пришёл к Мстиславу, гневно раздувая ноздри:

— Мы не успеем за один день, дай нам хотя бы два.

Свенельд хитро сощурил глаза, спрятав их в паутине морщин:

— Хозяин здесь великий боярин Десимир, как он скажет, так и будет.

— Но ты здесь человек князя Святослава.

— Послушай, воевода, — серьёзно сказал Свенельд, — это наша земля и не наша. Мы пока здесь гости, но хотели бы стать хозяевами. Вот и смекай, кого мне лучше слушать, Десимира, что другом хочет нам стать, или тебя.

Борис ушёл злым, несправедливо побитым псом. На следующий день ратные его, собираясь спехом, будто с чужих краёв прогоняемые, и от этого озлившись, норовили прихватить хоть что-то с города. Русские кмети, расставленные везде, где можно, Свенельдом то и дело разнимали драки, возникающие между местными и Борисовыми воинами. Сам болгарский воевода в распахнутой шубе и сбитой набок шапке носился на сером в яблоках жеребце, увещевал своих. Благо оружие в обоз сдали, не то до крови дошло бы.

Выпроводив войска Бориса в сыпавшую мелким снегом зимнюю тьму, русские гостили ещё целую седмицу. Свенельд, разьезжая по городу с Десимиром, оглядывал торг, мощные крепостные стены, жалился про себя, что не Доростол себе забрали, а Переяславец, который надо ещё расстраивать и поднимать.

А в Переяславце у Святослава с Глебом сразу что-то не заладилось — тяжело расставался княжий двоюродник с привычной своей властью. Князь наперекор Глебу принялся везде расставлять своих людей, назначая их подчас не по заслугам, а по верному расположению к нему. Святославовы кмети посылались в разные концы нового княжества, возили какие-то грамоты, иногда сопровождали поезда с кормами.

Пришедшего из Доростола Колота с соратниками разместили в старой дружинной избе, в которой, судя по заиндивелым стенам, последнее время не жили вовсе. Чистили всё, отскабливали в потёмках, жрали, валились спать, в яром дыму натопленной печи. Турин, расположившийся на лавке рядом с Колотом, рылся в мешке, ища чистую рубаху, ворчал:

— Святослав по всему Переяславцу уже наши караулы расставляет, не доверяет болгарам. Как дальше с Глебом сживутся? Притрутся, может быть? Наша с тобой очередь послезавтра. Хоть в этом повезло, не то ни роздыху тебе.

— Служба, — сонно и нехотя отозвался Колот. И засыпая подумал: «Всё равно сытнее смердов живём. Там недород какой — нам остатний кусок несут, защитники всё же, а сами на траве да кореньях».

— Тьфу! — не унимался Турин и, так и не найдя рубахи, тоже повалился спать.

Наутро, принарядившись, отправились в город людей посмотреть да себя показать. Ноги сами довели до торга, угаданному по большому скоплению людей. Странно, хоть и большой был город Переяславец, но торг был здесь меньше, чем в это же время в Киеве. Колот вдвоём с Турином — другие двое отстали где-то в начале рядов — прохаживались около прилавков, скользя взглядом по рухляди, глиняной расписной и обычной посуде, задержались на поделках златокузнецов и остановились около кричного железа. Турин, узнав цену, взял в руки крицу и сказал:

— Новый Город, что венды на Мутной построили поднимается на таком торге. Везут в немцы меха, покупают железо, потом в Киев, там закупают хлеб и у себя опять же за меха продают. Так, ежели первый раз лодья ушла из Новгорода, то во второй раз — три уже. Нашим ладожанам упорства не хватает торговлю у новгородцев перебить, а та растёт, как порей на грядке. Войной бы пошли, да венды вовремя Ольгину руку взяли. С русской помощью зачахнет так Ладога.

— Так пусть тоже Святослава к себе позовут, — пожал плечами Колот.

— Знаешь, сколько так рот разевали? Нет, Ладога — город вольный, сами себе хозяева. Скоплю кун, возьму корабль себе, найму ватажников бывалых, да тоже ходить буду и в немцы и к болгарам, в Бирку и в Старград. В Царьград не пойду, а у свеев, урман и прочих немцев мне всё знакомо.

— Возьмёшь меня в дружину? — то ли в шутку, то ли взаболь спросил Колот, но не успел услышать ответа, кто-то мягкий всем телом ударился в него, едва не свалив с ног. Лапа, качнувшись, нечаянно охапил врезавшегося, ощутив сквозь рукавицы мягкую кожу женского коротеля[73]. Готовая сорваться брань завязла на губах, сменив место удивлению. Снизу вверх темно-синими глазами, чуть прикрытыми выбившимися из-под пухового плата чёрными прядями волос, на него смотрела молодая девушка.

— Опа! Ты чего это?

Только и смог произнести Колот. Пышная тугая грудь упиралась ему в рёбра, алый рот будто зовуще был приоткрыт. У него давно не было женщины, и он почувствовал острое желание, поднявшееся откуда-то снизу и ударившее в голову, затмившее белый свет.

— Пусти, пусти!

Девчонка с силой упиралась кулачками в живот, но руки сами не желали расцепляться.

— А хочешь... Хочешь бусы тебе янтаря прусского подарю? — Прохрипел Колот.

Натиск девчонки ослаб. Поняв, что от руса так не избавиться, сказала:

— Пусти, тогда отвечу.

На них уже стали обращать внимание. Невдалеке стояли какие-то кучкой, ражие, молодые, со злою насмешливостью поглядывавшие на чужаков, может, как раз от них и спешила без оглядки девчонка. Турин, будто невзначай, поправил кушак, расстегнув костяную пуговицу кожуха и обнажив под ним крупную, усыпанную для красоты зернью, рукоять длинного ножа. Парни, хоть и нехотя, но всё же потеряли к ним интерес. Колот, всё этого не замечавший, справлялся с дыханием, успокаиваясь, спросил:

— Как звать-то тебя?

— Милкой.

Ответила она и, поняв, что зла не желают, уже с интересом поглядела на Колота.

— Только с бабами так яровит или на рати тоже?

— Спроси у царёвых ратных, коли кто остался в городе. Святослав не кормит трусов и слабых, — не без гордости усмехнулся Колот.

— Обещался, небось, верно князю служить, так теперь поглядим, как мне обещание исполнишь.

И, повернувшись, решительно пошла петляя меж рыночным народом — знала куда ведёт.

— Эй, Милка! А у тебя подружка такая же есть? — окидывая маслянным взглядом болгаринку, спросил Турин, пока та выбирала бусы.