Книга Фактор Мурзика (сборник) - Владимир Войнович

Другие знатоки говорят: важен не текст, а цвет карандаша. Допустим, резолюция красным карандашом означает приказ, синим – отписку. Но войдем и в положение товарища нижестоящего. Он, может, дальтоник, а может, твердо не помнит, какой именно цвет директивный, и подчиняется на всякий случай всем цветам радуги.

Из эпистолярного наследия автора

– Насчет Промыслова ничего сказать не могу, но Стукалин очень порядочный человек, – уверял автора этих строк один из ведущих инженеров человеческих душ. – Он, конечно, не знал всей подоплеки. Иванько воспользовался тем, что Борис Иванович, к сожалению, слишком мягок и доверчив.

Ну что ж, доверчивость – это, кажется, тот недостаток, к которому даже основоположник нашего научного мировоззрения относился снисходительно. В таком случае не открыть ли нам глаза доверчивому Борису Ивановичу на одного из его ближайших соратников?

Ниже автор предлагает читателю два образца своего эпистолярного творчества.

Председателю Государственного

комитета по делам издательств,

полиграфии и книжной торговли

Совета Министров СССР

тов. Стукалину Б. И.

Уважаемый Борис Иванович!

Когда Вы обращались к председателю Моссовета с просьбой помочь Вашему сотруднику Иванько, Вам, возможно, не были известны подлинные обстоятельства дела. А они таковы… (излагаются обстоятельства дела).

…Не имея никаких законных оснований для расширения своей квартиры, Иванько пытается достичь цели беззаконными средствами. Наглость и беспринципность его поистине удивительны. Вот только некоторые факты.

Будучи членом правления кооператива, на заседаниях правления он активно «проталкивал» свою кандидатуру, что само по себе неэтично (у нас не принято, чтобы члены правления участвовали в обсуждении собственных жилищных проблем).

На вопрос одного из членов правления, не будет ли Иванько чувствовать себя неуютно в роскошной четырехкомнатной квартире, зная, что его товарищ, писатель, ютится с женой и ребенком в одной комнате, он ответил: «Через это я как раз могу переступить».

На следующем заседании правления он по поводу моих возражений сказал: «У нас в комитете ежедневно происходят сотни безобразий, но я же против них не протестую».

На собрании, отвергшем притязания Иванько, он демонстративно вышел из правления, а после собрания во всеуслышание заявил: «Я им это дело поломаю. Они у меня еще попляшут».

Среди жильцов нашего дома, писателей, распространяются слухи о всесильности и неуязвимости Иванько. Говорят, что он может вычеркнуть любую книгу из плана издания, может по своему усмотрению сократить или увеличить тираж. Может быть, сам Иванько к этим слухам никакого отношения не имеет? Но тогда на что же он опирается? В том-то и дело, что служебное положение Иванько является главным и единственным козырем в его бессовестной и грязной борьбе.

Дело это, Борис Иванович, некрасивое и, больше того, – скандальное. Поведением Иванько возмущен не только я и не только члены нашего кооператива. Им возмущена писательская общественность. Я надеюсь, что Ваше заступничество по отношению к Иванько объясняется только Вашей неосведомленностью.

Надеюсь также, что руководство и партийная организация комитета объективно разберутся в этом деле и воздадут по заслугам зарвавшемуся вымогателю.

Жду Вашего ответа в течение двухнедельного срока, установленного указом Президиума Верховного Совета СССР «О порядке рассмотрения заявлений и жалоб трудящихся».

С уважением В. Войнович.

5 апреля 1973 г.

Секретарю Союза писателей СССР

тов. Верченко Юрию Николаевичу

Уважаемый Юрий Николаевич!

Направляю Вам копию своего письма председателю Государственного комитета по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Совета Министров СССР.

С. Иванько, о котором идет речь в письме, будучи недавно принят в Союз писателей, уже состоит в различных бюро, комиссиях и жюри. Изложенные мною факты дают, мне кажется, основание опасаться, не будет ли Иванько использовать свое общественное положение в корыстных целях так же, как он использует свое служебное положение.

Я прошу секретариат Союза писателей СССР и Вас лично обратить внимание на деятельность т. Иванько и дать ей свою оценку.

С уважением В. Войнович.

8 апреля 1973 г.

Вторую копию я послал (да простит меня строгий читатель) секретарю парторганизации Госкомиздата Соловьеву.

Происшествие в солнечный день

Сергея Сергеевича разбудило солнце. Сквозь неплотную занавеску оно било прямо в глаза. Боже, неужели он проспал и опоздал на работу? Будильник, стоявший на стуле рядом с кроватью, его успокоил. Нет, кажется, все в порядке. Но откуда же солнце в такую рань? Он перевел взгляд с будильника на календарь и увидел, что уже середина апреля, значит, просто прибавился день. Все явления природы так легко объяснимы. Мелкие количественные изменения переходят в качественные – обыкновенный закон диалектики. Но если разобраться, то и качественные изменения тоже переходят в количественные. Это неплохая мысль, и ее следовало бы записать. Кто знает, может, она пригодится ему для его новой книги. Ведь он писатель, а писателю нужно писать книги, в конце концов, это его долг и обязанность.

За завтраком он поделился новой мыслью с женой, и она восхитилась: как ново и как глубоко. И огорчилась в то же самое время.

– Это ужасно, – сказала она, – что тебе негде работать. Я жду с нетерпением, когда мы получим четвертую комнату, чтобы оборудовать тебе кабинет.

– Нет, – возразил он, – о кабинете пока не может быть даже и речи. Я хочу, чтобы в этой комнате был твой будуар. – Он даже смутился и неловко хихикнул, произнеся это нерусское слово.

Жена проявила непривычную настойчивость, и они даже немного повздорили, но конфликт его настроения не испортил, поскольку это был конфликт прекрасного с еще более замечательным.

– А тебе не кажется, – спросила жена, – что мы делим шкуру неубитого медведя, что этот негодяй с беременной женой настроит против нас весь кооператив и они опять проголосуют против?

Сергей Сергеевич нахмурился. Откровенно говоря, высказанное женой опасение его самого беспокоило. Он сам много думал о своем конкуренте. Странный он человек, думал Сергей Сергеевич. Ну почему он упорствует? Неужели он до сих пор не понял, что я значительное лицо, и даже очень значительное? Отчего же он не хочет отдать мне комнату? У него же есть прекрасная отдельная однокомнатная квартира. Разве для незначительного лица этого мало? Ведь во время войны люди жили в гораздо худших условиях. Да и сейчас наша героическая молодежь на ударных стройках живет в землянках, в палатках, и ничего, терпят.