Книга Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота - Жан Маркаль

Идя вслед за «философами» средневековья, отцы Церкви, слепо подчиняющиеся ее догматам, лишь закрепили и возвели в закон «эту ненависть к женщине (проистекавшую из страха перед ней), которая могла доходить до безумия; проявляя пристальное внимание к малейшим физиологическим деталям, они использовали их в качестве непреодолимого запретительного барьера».[170] Действительно, что бы ни предпринимали христианские теоретики, они всегда оставались рабами знаменитого ветхозаветного изречения «И он будет господствовать над тобою» (слова, сказанные Богом Еве после грехопадения). Этот стих из Книги Бытия стал причиной множества недоразумений. «Христианская догма не боится дойти до абсурда, заявляя, что мать Христа зачала без помощи сексуального контакта, в результате чего Спаситель, подобно Бахусу, стал человеком наполовину».[171] Тем не менее, женщина все же взяла свое: место, которое занимает в христианском учении Дева Мария, Богоматерь (следовательно, женщина), вне всякого сравнения.

Хватило бы и малого, однако… В послании Иоанна-Павла II, опубликованного по случаю года, посвященного Деве Марии (1988), прозвучали слова, истинный смысл которых обладает гораздо большим значением, чем может показаться на первый взгляд. Папа римский воздает должное Марии Магдалине; упомянув о том, что, согласно Евангелию от Иоанна, Магдалина была первым человеком, увидевшим воскресшего Христа, он добавляет «Поэтому ее даже называли апостолом апостолов. Мария Магдалина узрела воочию воскресшего Христа, прежде чем он явился апостолам; поэтому она была первой, кто донес эту весть до них». В своем размышлении Иоанн-Павел II подчеркивает важность рассматриваемого события, а также обращает внимание на некоторые его обстоятельства — те, которые при первом взгляде кажутся «потрясающими». Действительно, Иисус, представитель патриархального общества, стоящий во главе группы апостолов-мужчин, избрал в свидетели своего воскресения женщину, и даже не мать, а ту, с которой он, возможно, поддерживал особые отношения.

Каково истинное значение этой сцены? Интерпретации библейской истории, накопленные Церковью за двадцать веков, не опровергают этого факта. Но явление воскресшего Христа одной лишь Марии из Магдалы, о чем свидетельствует Иоанн, самый надежный источник информации, на первый взгляд кажется очень странным и не поддается логическому объяснению.

Все в том же обращении талантливый автор Иоанн-Павел II, прекрасно осведомленный о проблемах женщины, посвящает ей слова, достойные внимания: «Сила женщины в том, что она знает о доверенной ей миссии, она всегда помнит, что „Бог доверил ей человека“, даже если оказывается в условиях социальной дискриминации… Если Бог доверил особым образом женщине человека, то не означает ли это, что Христос полагается на нее, чтобы принять царский священнический сан?».[172] Символический смысл, заложенный в сцене явления воскресшего Христа Марии Магдалине, вобрал в себя множество мифологических, метафизических, алхимических и, разумеется, религиозных аллюзий, в то время как сама эта сцена удивительным образом совпала с представлением, хранящимся во всеобщей памяти человечества. Могила — это чрево земли (или Матери-Земли, богини начал), куда помещают мертвого Иисуса, для того чтобы он ожил, восстановил силы и возродился, подобно первичной Материи алхимиков. Безжизненное тело, коченея и разлагаясь (но в данном случае это процесс очищения), по окончании символического трехдневного вынашивания (на самом деле оно длится сорок восемь часов) появляется в печи алхимика (то есть в матке Матери-Земли). Это не что иное, как рождение, настоящие роды. Но кто помогает этим родам? Конечно, не римская Юнона. Это женщина, но не его мать. Это другая женщина.

Иными словами, в подобной «символической» версии «воскресения Христа» Иисус является эквивалентом лунарного божества, каким изначально был и Яхве. Находясь в чреве Земли, в могиле, этот лунарный герой, подобно луне в дни затмения, пребывает во мраке бессознательного, во мраке неосуществления своей царской священнической миссии. Но если Иисус уподоблен лунарному герою, то кем может быть Мария Магдалина, если не солярной героиней, источником тепла и жизненной энергии? Воплощение сознания, Магдалина возвращает его лунарному герою Иисусу, выходящему из гробницы, из недифференцированной тьмы. Иной образ Девы Марии, Магдалина, взявшая на себя роль Новой Матери, обладает множеством солярных качеств. К тому же не забудем, что мы на заре третьего дня.

В подобном истолковании этой евангельской сцены, вне всякого сомнения, можно увидеть знакомые очертания вечного мифа, знакомого нам по легендарной истории Тристана и Изольды. Такое открытие может возмутить или шокировать читателя — но что делать? Изольда, как и множество героинь, появляющихся в рассказах кельтского происхождения, — это обличья, которые порой принимает Богиня начал. Женщина Солнце, без которой Мужчина-Луна не может осознать то, что он существует, как и то, что он должен принять свой царский священнический сан. Мария из Магдалы, таинственная Магдалина, как и Дева Мария, ставшая ее новым обличьем, — это Женщина-Солнце, обновленное и обновляющее. Его великолепие, его жар, способный вызвать ожог, позволяют Христу завершить то, о чем говорится в Священном Писании: благодаря ему на земле наступит эра торжества Разума над Материей, его эманацией. К Марии из Магдалы, как и ко всем героиням кельтских легенд, прекрасно подходит определение Андре Бретона, данное Красоте: «подобная судороге, покрытая вуалью эротики, магическая» перед угрозой небытия. Действительно, сложно отрицать эротизм и магию, присущие Марии из Магдалы, когда она омывает слезами ноги Христа и отирает их своими длинными волосами.

Нет ничего странного или удивительного в том, что Мария из Магдалы была первой, кому явился воскресший Иисус. Но Новый Завет обошел молчанием участь той, которая «осмелилась любить Иисуса», что положило начало легендам, культам и разного рода противоречиям. В начальный период развития Церкви авторы гностических писаний и даже некоторые отцы Церкви признавали в Марии Магдалине возможность священного обольщения. Ее превозносил Августин Блаженный. В X веке культ Марии Магдалины лишь усилился: известно, что Одой Клюнийский посвятил Магдалине церковный гимн. В XIII веке легенда приобретает широкий размах. То, что новые теологи не знают, уподоблять ли им трех Марий друг другу или нет, мало кого волнует: в народной вере уже закрепился образ раскаявшейся грешницы Магдалины. В Провансе убеждены, что Мария, высадившись в Марселе, удалилась в пещеру Сен-Бом. Бургундские легенды рассказывают о ее уходе из Палестины; в компании Марфы, Лазаря и Максимена она отправилась в путь на корабле, который примчал их к берегам Прованса. Из этой же легенды можно узнать, как Максимен проповедовал на Лазурном Берегу, как Марфа, обосновавшись в Арле, укротила дракона Тараска, а Мария из Магдалы удалилась в грот. Наконец, в ней говорится и о том, как драгоценные реликвии святой были доставлены в Везеле Жераром Руссильонским, историческим и легендарным персонажем, героем нескольких жест из цикла о Карле Великом. Однако подобными реликвиями может похвастаться не только Везеле: чудесным образом они оказываются и в базилике города Эксетер в Южной Англии, древней метрополии. Культ Марин Магдалины распространился по всей Европе, но более всего в Окситании, где Марии были посвящены не только церкви, но и холмы, гроты и горы. Поэтому стоит ли удивляться тому, что храм Ренн-ле-Шато освящен во имя святой Марии Магдалины?