Книга Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа - Андрей Венков

Сражение продолжалось. Союзное командование, естественно, стягивало резервы к предполагаемому месту прорыва, как только ударила французская артиллерия. И силы эти подходили вовремя.

Вскоре со стороны деревни Госсы (Гюльденгоссы) показались два полка русской легкой гвардейской кавалерийской дивизии (12 эскадронов, более 1200 всадников), прибывшие с левого фланга союзников, — Лейб-гвардии Драгунский и Лейб-гвардии Уланский полки. Третий полк дивизии, Лейб-гвардии Гусарский, ранее участвовавший в бою с польской и французской конницей на левом фланге, еще не успел догнать свою дивизию. Четвертый полк дивизии — Лейб-гвардии Казачий — находился поблизости в конвое императора Александра I.

Бригада Сопранзи еще не успела перестроиться. Кирасиры, рассыпавшись группами, забирали пленных и пытались увезти 4 захваченных ими орудия. Лейб-драгуны и лейб-уланы опрокинули их, причем унтер-офицер Лейб-гвардии Драгунского полка Иван Стадницкий отбил знамя Кременчугского пехотного полка, ранее взятое французами.

Б.Р. Хрещатицкий пишет, что русские драгуны бросились и на батарею, захваченную саксонцами, и заставили последних отступить.

Командир дивизии Бордесуль послал бригадному генералу Бессьеру, чья 2-я бригада по-прежнему оставалась в резерве, приказание выслать против головных частей русской кавалерии один кирасирский полк, однако «неустрашимый Бессьер бросился на неприятеля со всей своей бригадой».

Русская гвардейская бригада прибыла под Госсу «после утомительного перехода», в бою с бригадой Сопранзи наверняка потеряла строй и сразу же потеряла свое командование — «по несчастной случайности, начальник дивизии генерал Шевич в первый же момент смертельно поражен; принявший от него команду Давыдов артиллерийским снарядом буквально разорван на куски; происходит замешательство». Поэтому кирасиры из бригады Бессьера опрокинули русскую гвардейскую бригаду. Лашук пишет, что это произошло после рубки, Хрещатицкий считает, что опрокинули «с налета».

«Описание сражения при Лейпциге», подготовленное в штабе русской армии в 1813 г., «подчищавшее» и объяснявшее «неудобные» моменты боя, дало такой вариант событий: «…Главные силы неприятельской кавалерии пронеслись мимо сражавшихся тут частей по направлению к долине, которая тянется от Госсы до Греберна. Здесь, не ожидая нападения, двигалась растянутыми линиями легкая гвардейская кавалерийская дивизия. Прежде чем она смогла построиться, неприятель стремительно напал на нее и смял».

Итак, русскую гвардейскую бригаду обратили в бегство и загнали на болотистый луг западнее Госсы. «Затем эскадроны Бессьера устремились к плотине между двух прудов, за которой, на холме Вахтберг, была заметна блестящая группа всадников — союзные монархи с их свитами. Хотя низина к западу от Госсы от дождей превратилась в вязкое, труднопроходимое болото, отдельные французские кирасиры все же стали перебираться через нее (их общее число, по-видимому, не превышало сотни, и, конечно, они не могли представлять серьезной угрозы для монархов России, Австрии и Пруссии). Но главные силы бригады Бессьера еще раньше свернули вправо — навстречу Орденскому и Малороссийскому кирасирским полкам генерал-майора графа Гудовича (2-й бригады 3-й кирасирской дивизии), спешившим к Вахтбергу из Ауэнхайма». Это, видимо, Орлов-Денисов подвел затребованную царем тяжелую кавалерию.

Б.Р. Хрещатицкий сам бой лейб-казачьего полка дал по воспоминаниям двух рядовых участников, младшего офицера Конькова и казака Першикова. Ситуация оставалась крайне напряженной. «У нас трепетали сердца, — рассказывает участник боя лейб-казак поручик Е.А. Коньков, — когда мы следили за этой бешеной атакою. Мы жалели своих солдат, а в особенности боялись за нашего обожаемого Императора, который стоял бледный, следя в подзорную трубку за боем».

Уже показались две конноартиллерийские роты, шедшие во главе резервов (это выполнил приказ царя Сухозанет), но французы были еще ближе. «Вдруг слышим крик, — рассказывает Першиков, — позвать полковника Ефремова к Государю».

Ефремов, за отсутствием командира, стоял перед полком. Он поскакал на холм и остановился перед Александром I. Император указал ему на французов. «Полковник Ефремов, — рассказывает Коньков, — перекрестился большим крестом и, обращаясь к казакам, крикнул: "Братцы, умремте, а дальше не допустим". "Полк, за мной!" И не ожидая, пока тронется полк, Ефремов поскакал к стороне неприятеля. В эти мгновения не более восьмидесяти шагов отделяют французов от Вахтберга».

По словам Конькова, и офицеры и вахмистры вооружились пиками, наиболее надежным оружием, и пустились за Ефремовым во всю конскую силу.

Передовые группы французских кирасир, тяжело скакавших уже к возвышенности, на лошадях, утомленных продолжительною скачкою по болотистому грунту, словно вихрем сдунуло. Казаки опрокинули их к пруду, затем в пруд и овладели узкою плотиною. «Дальше, — продолжает Першиков, — путь наш пересекал топкий, болотистый ручей, который обскакать было нельзя. Вот тут-то и пошла у нас суматоха. Плотина узкая — вдвоем проскакать нельзя, а по одному — когда перескачем? Эскадроны рассыпались по берегу, точно табун лошадей, пригнанный к водопою в наших задонских степях. Вдруг опять кто-то крикнул: "Что стали? пошел!" И казаки, кто где стоял, так и ринулись напрямки, перед собою: кто пробирается плотиною, кто плывет, где поглубже, а кто, забравшись в тину, барахтается в ней по самое брюхо лошади. Но вот лейб-эскадрон уже на том берегу; видим, идет общая свалка, наших гонят; какой-то кирасирский полк перерезал нам дорогу, впереди его генерал. Времени терять было нельзя. "Эскадрон!" — крикнул громовым голосом Ефремов. Мы все повернули головы. "Эскадрон", — повторил он, — "Благословляю!" Он высоко поднял свою обнаженную саблю и сделал ею в воздухе крестное знамение. Мы опустили на перевес свои длинные дротики, гикнули и ринулись на латников». «Неожиданным нашим появлением, — рассказывает Коньков, — на фланге неприятель настолько был озадачен, что как будто на минуту приостановился и заволновался, как вода в корыте. А мы с страшным, диким гиком уже неслись на него».

Непосредственно при столкновении казаки воспользовались слабой верховой подготовкой молодых французских кирасир. «Пикой французскую лошадь в морду, та взвилась на дыбы, поддала задом — и француз грохнулся оземь, как куль, только звякнули латы. Пошли мы тогда шпырять лошадей их: кто в морду, кто в ноздри, кто в ухо — они и взбесились. Как пошли они прядать одна на другую, как стали качать задом и передом — французу не до того, чтобы рубить — дай Бог в седле усидеть. И такая пошла у них каша, что сказать нельзя: друг на дружку лезут, друг дружку топчут, — вот точь-в-точь на Дону у нас бараньи отары», — вспоминал Першиков.

Большого преимущества у кирасирской бригады Бессьера не было (возможно, его вообще не было). Лоб в лоб с французами столкнулась бригада русских кирасир (8 эскадронов, более 800 коней), причем ее вел в атаку сам принц Евгений Вюртембергский, а также на поле боя подоспел Лейб-гвардии Гусарский полк (6 эскадронов, около 600 сабель), да, видимо, оказывали сопротивление небольшие части лейб-драгун и лейб-улан. Так что удар во фланг французам элитной кавалерии — трех эскадронов Лейб-гвардии Казачьего полка и причисленной к нему гвардейской Черноморской сотни (всего более 400 коней) — мог переломить ход боя.