Книга Гнездо для стрекозы - Юлия Климова

– Настя, я всегда поступал и буду поступать так, как считаю нужным. Я могу предложить тебе другую работу – перебирать бумажки и складывать их стопкой, но захочешь ли ты прятаться? Стоит ли начинать новую жизнь в таком случае? И потом, на мой взгляд, тебе все же нужно прикоснуться к ювелирному миру… Да, я так считаю.

– Но я не о себе, а о вас…

– Обо мне не нужно беспокоиться, я уже давным-давно взрослый мужчина.

Вернувшись, я забралась в кресло с ногами и подвела итоги.

Первое – Симка лучше всех.

Второе – Матвеев лучше всех.

Третье – сколько же на свете хороших людей!

Четвертое – я люблю пуделей и готова научиться играть в покер.

Пятое – у меня есть работа.

Шестое – пять минут не вспоминаю о Шелаеве. Теперь вспомнила…

«Я же решила начать новую жизнь. Он меня не обнимал, не целовал, мы не лежали с ним рядом, и он… не лежал на мне. Это все бред больного воображения. Может, неизлечимо больного воображения… И мне не было, не было хорошо!»

* * *

Симка звонила постоянно, ей почему-то казалось, что теперь в моей жизни должно происходить много интересного – с утра и до вечера. Она выслушала рассказ о встрече с Матвеевым, не поверила своим ушам, а потом сказала, что мне здорово повезло, так как в моей жизни есть такой человек. «Да, но если бы ты знала, Симка, как я счастлива оттого, что у меня есть ты…» Мы чуть не разрыдались в два голоса.

Мария Ильинична сама отправилась гулять с пуделями, по ее лукавому взгляду я поняла: она и не собиралась возлагать на меня эту обязанность. «Борщ на плите, котлеты на сковородке. Немедленно отправляйся обедать, и чтобы к моему возвращению ты уже была крепкой и упитанной», – иронично сказала она прежде чем уйти. Да, теперь, после огромного количества стрессов, я напоминала прошлогоднюю соломинку, пережившую осень и зиму.

Борщ был бесконечно вкусный, и я съела две тарелки. Котлеты, черный хлеб, огурец и даже укроп – все производило особенное впечатление, словно я раньше ничего подобного не пробовала и – о чудо! – наконец-то это случилось. Вспомнилось деревенское детство, и я пришла к выводу, что, несмотря на злобный характер тети Томы, именно там – за тридевять земель от Москвы – я была счастлива. Я не знала Эдиты Павловны Ланье и Клима Шелаева… Похоже, именно в этом заключалось счастье.

– Как там твоя бабушка? – в сотый раз позвонила Симка.

– Пока тишина.

– Нервничаешь?

– Вроде нет. А может, она вообще не позвонит.

– Позвонит, и еще к университету приедет, чтобы с тобой поговорить. Ох, волнуюсь я. Давай завтра сходим в «Берег»? И не отказывайся, ты мне обещала выбираться куда-нибудь хотя бы раз в неделю. Вечеринка за мой счет, потому что я так хочу. Ясно?

– Ладно, – согласилась я без сопротивления, представляя воинственную Симку, готовую убеждать меня часами.

– Вот и хорошо. Я все думаю над словами Матвеева… Так просто Эдита Павловна не отстанет, уверена, она уже сто раз пожалела, что ударила тебя.

– Дело не только в этом. Ко мне вернулась память…

– Да, но твоя бабушка пока об этом не знает.

Я не представляла, как можно убедить меня вернуться. Слова Матвеева оставили след и в моей душе, на долю секунды даже стало жаль Ювелирный дом Ланье – не Эдиту Павловну с ее жесткими мечтами, а огромное дело, которое жило и развивалось более ста лет. Но я была далека от этой громады, да и больше не желала видеть бабушку, Кору, Семена Германовича, Леру. Меня совершенно не тянуло обратно, и я ни о чем не сожалела. Если не считать ночи с Шелаевым. Я бы с удовольствием перечеркнула минуты, проведенные в его квартире, но они… не перечеркивались. Они не забывались и не становились ненужным прошлым – взгляды, движения, слова, улыбки пропитали меня целиком. Я помнила тяжелое дыхание – его и свое, и ощущения от прикосновений тоже не уходили из памяти… Сердце стучало то ровно, то быстро, оно болело, и чем дальше, тем сильнее.

– Это пройдет, – прошептала я и посмотрела на руки. Неужели я действительно прикасалась к Климу и прижималась к нему?

Где он сейчас? И что думает обо мне?..

* * *

В три часа я отправилась в магазин, Мария Ильинична строго-настрого запретила покупать продукты, но я не могла питаться за ее счет. Банковская карточка Ланье осталась в доме Эдиты Павловны (я больше не собиралась ею пользоваться), однако у меня были наличные, на них я и планировала продержаться первое время – до зарплаты. Мы с Матвеевым договорились, что на работу я выйду послезавтра, воображение уже рисовало большой светлый зал, стеклянные полки, лампы, дверь открывается, закрывается, заходят люди… И им нужно помочь выбрать то самое украшение, которое станет для них особенным.

Очутившись в магазине, я лишний раз оценила то, что сделали для меня Симка и Матвеев. Если бы не они, я бы, наверное, ночевала на скамейках в парках, и ничего хорошего впереди бы меня не ожидало. Я купила курицу, спагетти, кочан капусты, сливочное масло, сыр и чай. Мои мысли потянулись к Нине Филипповне, я должна была поговорить с ней и все объяснить, но пока не представляла, как это сделать получше, чтобы не разволновать, не огорчить тетю.

Я почти подошла к кассе, когда позвонила Эдита Павловна… Корзинка с продуктами мгновенно превратилась в гирю, отойдя в сторону, я поставила ее на пол, выпрямилась и смело приняла вызов.

– Да.

– Анастасия, что все это значит? – без предисловий резко и сухо начала бабушка. – Где ты находишься и как тебе пришло в голову оставить столь недопустимую записку?

В голосе Эдиты Павловны дребезжало раздражение, но все же я уловила ноты волнения, наверное, ни один из Ланье не позволял себе подобного. Особенно если учесть, что идти мне было совершенно некуда.

– Я в магазине, – честно ответила я, чувствуя, как натягиваются нервы. Прошлое уже кашляло в больное ухо, и сдерживаться, демонстрировать уверенность и спокойствие было нелегко.

– Немедленно возвращайся домой. Я хочу с тобой поговорить, Анастасия. Эта выходка нелепа и смешна. – Эдита Павловна фыркнула, словно мой поступок был настолько детским, что, по сути, вообще не предполагал дальнейшего обсуждения.

– Я не вернусь, – коротко возразила я.

– Мне надоело это слушать. Скажи, пожалуйста, где ты собираешься жить, а главное – на что? Ты же не думаешь, что я и далее стану переводить деньги на твою карточку? – голос Эдиты Павловны зазвенел металлом. – Это было бы очень глупо с моей стороны, а глупостей я не совершаю.

Железная логика бабушки вызвала улыбку, она судила обо мне по Коре и Лере. Для нее, с одной стороны, я не была такой, как они, но с другой – все же зависела от дома Ланье, и получалось, что меня можно шантажировать.

– Я оставила карточку в ящике тумбочки. Она мне не нужна. И я не вернусь – это мое окончательное решение.