Книга Не исчезай - Женя Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто тебя так? – думает Люба.
Ей хочется крикнуть через весь континент:
Зачем, почему?! Мне жаль ее; ее еще молодого тела, ее пока еще упругой души. Мне жаль ее таланта, ее неискушенности, ее дерзаний, ее пыла. Мне жаль ее, и мне жаль себя, женщину с надкушенной душой. Через мою потрескавшуюся душу проходят токи любви и приятия, понимания, которого не было прежде. Перед днем раскаяния я хочу сказать ей: прости, если можешь. Прости нас, недолюбивших, недоживших, недоласкавших, недопонявших, непонятых. Прости меня, мама! – бросаю я во Вселенную, не зная, долетит ли мой отчаянный вопль. Мама! – кричу я, но рот мой закрыт, слеплены губы, я сжимаю до боли зубы, отчего у меня по ночам болит голова. Мама! Прости меня! И я прощаю тебе, слышишь?! Я – сквозь пространство, через время – кричу тебе, что прощаю и прощаю себя, нас с тобой, недолюбивших, недоживших женщин.
Простите нас и простите нам, дочери! Как это больно – быть дочерью. Я никогда не узнаю, каково это – быть сыном.
Отец, слышишь ли ты меня?
Но речь здесь только о матерях.
Двое пожилых мужчин в «Старбаксе»: помятые лица, тяжелые городские ботинки, бритые сизые щеки и отвислые усы. Может, за этим пегим чубом, за неровными, извилистыми бороздами на лбу гениальные мысли? Два пожилых мужика уселись в кафе, чтоб о жизни поговорить или, может, чтобы создать что-нибудь новое, необыкновенное? Кто знает.
Молодые, совсем новые люди за соседними столиками, помятые бессонницей – веселой жизнью или беспросветным учением. Упертые в учебники, компьютеры – что они создадут, что сделают, во что будут верить? Родят ли детей, доживут ли до старости? Дальше – что? Что ждет дальше эту цивилизацию, этих людей? Без веры легче или страшней? Потому что нет для них одного общего Бога. У каждого отдельный, индивидуальный Бог.
И вновь Люба думает о своем поэте.
Мышиные хвостики
Фрост – Иов, пишущий стихи. Иов, у которого есть слова, обращенные с жалобами (или претензиями?) к Богу.
Быть может, вся эта работа со словами, вынашивание, убаюкивание слова ритмом и стилем – стремление подтвердить для себя существование хоть какого-нибудь Бога. Но какого?
Отец алкоголик, абьюзер – мучитель, которого маленький Роберт панически боялся, но еще больше страшился его потерять. Отец старался его удержать – поближе к себе – в том образе, который был удобен ему, отцу. В пьяном ступоре, проваливаясь в сон на диване в гостиной, он прижимал его к себе, сжимая в хмельных, устрашающих объятиях.
Мать – Изабелла, Изабел, Бэл – мечтательная душа, романтическая, несобранная, не желающая быть обыкновенной женщиной, матерью. Ну не любила она хозяйство, не желала убирать, готовить! Иногда они бросали запущенный дом, чтобы сменить обстановку, убежать от неустроенности, грязи, от беспорядка. Переезжали в гостиницу недели на две. Затем опять возвращались на Рашен-Хилл. Вера? Но он родился еще в прошлом веке. Вера была почти данностью. Отец его вышел из простой семьи – крепкой, традиционной, наверняка верующей со всей упорностью, упертостью жителей Новой Англии. Несмотря на это, Уильям был атеистом, бунтарем. Фрост-старший, дед Роберта, считал, что бунтарские настроения, царившие в Гарвардском университете, где учился Уильям Прескотт, виноваты во всех его бедах, включая алкоголизм. Он не понимал сына, не желал его признавать – откуда только берутся такие? Тот и впрямь бунтовал, убежал от отца как можно дальше – к берегам Тихого океана, – от консерватизма, узколобости, традиционности.
По всей видимости, Уильям Прескотт был талантливым человеком, так и не сумевшим найти или выразить то, что удалось выразить его сыну. Может, он был bipolar – биполярным? Раньше этот диагноз назывался «маниакально-депрессивный психоз». Поэтому, возможно, пил. Поэтому вел такой странный образ жизни. Его отец (дед Роберта), Уильям Фрост-старший, верил в усердный труд, прилежание, в то, что в ежедневном труде таится секрет счастливой, правильной жизни, что труд – спасение, нравственное начало, способное исправить, улучшить изъяны в характере, порой даже человеческие пороки.
Уильям Прескотт Фрост-младший был потомком колониста Николаса Фроста, выходца из Тивона, графство Девоншир, который, покинув Англию, благополучно достиг Нью-Гемпшира в 1634 году, где и обосновался. По прошествии многих лет туда же, в Нью-Гемпшир, где началась американская история семьи Фростов, окольными путями суждено было возвратиться сыну Уильяма, Роберту Ли Фросту.
Отец Роберта Фроста, Уильям, нарушил давнюю семейную традицию фермерства. Уильям родился в городе Лоуренс, штат Массачусетс. Еще юношей он, северянин, янки, попытался вступить в армию Конфедерации, что было результатом страстного, не по адресу направленного регионализма, унаследованного в какой-то мере его сыном. Это отчасти и сделало Роберта столь универсально знаменитым. Отсюда имя Фроста – Роберт Ли, в честь того самого генерала армии конфедератов, который в свое время поразил воображение юного Уильяма. Стремясь на Запад, подальше от традиционной и холодной Новой Англии, словно воплощенной в характере его отца, Уильям Фрост, получив должность директора частной школы в Пенсильвании, надеялся скопить необходимую сумму, чтобы перебраться на побережье Тихого океана. Кроме директора, единственной учительницей в этой сельской школе была Изабел Муди – прелестная, воздушная, витающая в облаках, мечтательная женщина, чей легкий шотландский акцент придавал ее голосу особое очарование.
Для вспыльчивого, мечтательного и самолюбивого Уильяма Прескотта нелегко было приспособиться к скромному существованию сельского учителя. Он стремился к карьере журналиста и посчитал, что ему повезло, когда узнал, что Изабел владеет стенографией. Она согласилась давать ему частные уроки. Бэл была старше Уильяма на шесть лет и уверяла, что никогда не выйдет замуж, так как решила посвятить свою жизнь преподаванию в школе. В XIX веке для молодой и красивой женщины подобное желание казалось по меньшей мере странным. Но головка Бэл, набитая всяческой чепухой – шотландскими балладами, идеями, романтическими представлениями, желанием посвятить жизнь чему-нибудь высокому, – и вся ее милая персона привлекла страстного и упорного Уильяма. За несколько лет до знакомства с Фростом она уже отклонила ухаживания одного из поклонников – пресветерианского священнослужителя. Тем не менее настойчивость Уильяма, его романтизм сломили упорство девушки. 18 марта 1873 года состоялась церемония бракосочетания родителей Роберта.
Перебравшись в Сан-Франциско в 1873 году, Уильям (друзья называли его Билл) становится журналистом, затем редактором «Вечернего бюллетеня Сан-Франциско» (который впоследствии сольется с существующим и поныне «Сан-Франциско экзаминер», порождением империи еще одного Уильяма – Уильяма Рэндольфа Херста – и родным домом Амброза Бирса). Он даже приобретает некоторую известность своими прогрессивными идеями и яростной приверженностью Демократической партии.
