Книга Иван Бунин - Михаил Рощин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1914 — путешествие по Волге. Начало войны.
1915 — в издательстве Маркса — собрание сочинений в шести томах.
1918 — отъезд Буниных из Москвы в Одессу, где живут до 1920 г.
Встречи с М. Волошиным, И. Соколовым-Микитовым, В. Катаевым.
1920 — 9 февраля отплытие на пароходе «Спарта» из Одессы, в которую входила в это время конница Котовского. Прибытие в Стамбул, затем и в Париж, где поселяются на улице Жака Оффенбаха.
1923— начало жизни в Приморских Альпах: сначала на вилле «Мон Флери», вблизи Грасса, затем на вилле «Бельведер», во время войны — на вилле «Жаннет»;
с 1927 г. по 1942 г. с Буниным живет Г. Н. Кузнецова, молодая писательница (1902–1976), их связывают не только профессиональные, но и интимные отношения.
1933 — шведская академия присуждает Бунину Нобелевскую премию года по литературе. Поездка в Стокгольм, вручение премии.
1945 — в СССР началась подготовка к изданию избранных произведений Бунина — был расчет на его возвращение. Бунин отказался, издание не состоялось.
1946 — в Париже выходит первое полное издание книги рассказов «Темные аллеи»… «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать „Чистый Понедельник“»;
знакомство в Париже с Константином Симоновым.
1947— выходит из Союза русских писателей и журналистов. Эмиграция расценивает это как акт подготовки его к возвращению в СССР. Сплетни.
1950 — издание книги «Воспоминание» с резкими оценками Буниным многих писателей.
1953 — в два часа ночи с 7 на 8 ноября кончина Ивана Алексеевича Бунина.
1954, 30 января — прах Бунина из временного склепа перенесен и захоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, где покоится большинство русских, когда-либо живших и почивших в Париже.
Бунин И. А. Собр. соч. Т. 1–9. М., 1965–1967.
Бунин И. А. Собр. соч. в 4-х т. М., 1988.
Бунин И. А. Под серпом и молотом. Сборник рассказов, воспоминаний, стихотворений. London, Ontario, 1975.
Бунин И. А. Окаянные дни. М., 1990.
Бабореко А. И. А Бунин. Материалы для биографии (с 1870 по 1917). М., 1967.
Бахрах А. Бунин в халате. По памяти, по записям. Bagville, 1979. Белый А. Начало века. М., 1990.
Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. М., 1996.
Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909.
Гейдеко В. А. Чехов и Ив. Бунин. М., 1976.
Горький М. Несвоевременные мысли. Статьи 1917–1918 гг. Paris, 1971.
Зайцев Б. Мои современники. London, 1988.
Кузнецова Г. Грасский дневник. М., 1995.
Литературное наследство, т. 70. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М., 1963.
Литературное наследство, т. 84. Иван Бунин. Кн. 1–2. М., 1973.
Мальцев Ю. Иван Бунин. Fr/M — М., 1994.
Михайлов О. Иван Алексеевич Бунин. Очерк творчества. М., 1967.
Муромцева-Бунина В. Н. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М., 1989.
Одоевцева И. На берегах Сены. М., 1988.
Розанов В. О писательстве и писателях. М., 1995.
Седых А. Далекие, близкие. М., 1995.
Устами Буниных. Т. 1–3. Дневники. Fr/M, 1977–1982.
Ходасевич В. Белый коридор. Воспоминания. Н.Й., 1982.
Чуковский К. Дневник (1901–1929). М., 1991.
…До чего чисто и спокойно стало вдруг жить! Обломилось наконец все позади, как лед, как свод, обрушилось, обвалилось, и нет назад хода, в пещеру, откуда он еле выполз на свет. И снова можно жить мудро и чисто. И работать. Думать, читать, лениться, стать самому себе настройщиком, склейщиком, смычком. Так жилось только в деревне, в Огневке, когда он оставлял галстуки и крахмальные воротнички, мало ел, совершенно переставал пить, едва разговаривал, часами ездил верхом, был одинок и свободен. Купался на рассвете, мок под быстрыми летними проливнями, перечитывал только самое дорогое — Пушкина, Флобера, Толстого — и делался юношески чист, звонок, иночески приготовлял себя к писанию, приводя себя в состояние сосредоточенное и нежное, в сосуд наполненный, в струну отлаженную, которой только коснись, только дунь слегка, все равно каким дыханием, каким светом, и она отзовется, издаст свой звук.
Да, вот уж повезло так повезло: жить у зимнего моря, опять в Ялте, одному, под дождем и туманом, в самом милом доме на свете, в Белой Даче, у Чеховых, где даже половицы и деревянные ступени, чудится, скрипят о порядочной, сознательной и полезной жизни, жить опять без денег, а потому и без малейшего соблазна и отвлечения, без жены, без семьи и без дома — это уж, видно, на роду ему написано — и день за днем отскабливать, отмывать душу от нагара и накипи жизни, зализывать новую свою рану, открывшуюся там, где и старая еще не заросла, — нет, прекрасно, прекрасно стало, и вот так бы всегда…
Вот так бы всегда! Потому что хватит, хватит, ведь тридцать один год! А что сделано, что успелось? Только жалкая, тысячная доля того, чем он жил, мучился, страдал и думал, перенесена в художество, в искусство, да и то это вторичное, неглавное, еще не свое, не самая его суть и душа — что-то другое. Что бы там ни писали и ни говорили о нем, он-то знает! «На край света», первый его сборник, девять рассказов, — нарочно девять, потому что он всегда чувствует магию чисел: девять, семь, одиннадцать, — «сочувственно встречен прогрессивной критикой». Но как он скуден и слаб, как осторожно-традиционен, да и что в нем? Нищие старики, голодные дети, томящийся на летней даче студент, печальное свидетельство о жалкой людской жизни? Но об этом все пишут. А Горький или Короленко умеют об этом много лучше, им и карты в руки. А он пережил нищую и горькую свою юность, любовь, смерть, кажется, испытал уже все радости и страдания, и где это все? И недаром его известности хватило на одних литераторов и поэтов — до читателя же, до России не разбежалась еще, не разошлась круговая его волна — мал камешек брошен!.. Писатель разбивает покой вод, и потом идут, идут круги, задевая один за другим все слои общества: бросок короток и быстр, жизни не хватает, камень давно на дне лежит, а круги все расходятся, потом отражается и обратно идет волна, и расходится снова, распространяясь уже в иных временах и поколениях. Так происходит с Гомером, Плутархом, Библией, Пушкиным. Потому что не камешками падают в воду — глыбами, — снарядами броненосца, метеоритами. Потому что не тратят, себя на пустое, не расходуют искру Божью невесть на что!
Нет, довольно, прощай, жизнь! Прощай! Хватит просто жить, безумствовать, пропадать в горячем лоне твоем, испепеляться твоими соблазнами! Прощай, охота к перемене мест, ветер скитаний моих, тоска от одного вида парохода или вагона, запах дороги, тяжесть чемодана в руке, мучительное влечение неведомо куда и трепет ожидания новых встреч… И любовь, прощай, довольно любви, нет больше любви, та обманула и эта, и что ж рыдать в полынной одесской степи, что ж разрывать сердце? Как он плакал тогда, господи, — мальчик! — и хотел убить себя от горя и обиды, да и как не убить: его Варя, пять лет такой любви, и вдруг замуж! За друга, за Арсика Бибикова! «Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом…» (Что это, как странно, что он теперь, расставшись с Аней, вспоминает отчего-то не Аню, а Варю?) Да, довольно любви…
