Книга На туманном Альбионе - Геннадий Марченко

После разговора с наставником сборной, добавившего мне положительных эмоций, я набрал номер приёмной Фурцевой. На моё письмо с вопросами я ответа не получил, так что настало время расставить все точки на «i» при личном общении. Я представился и попросил, чтобы меня соединили с Екатериной Алексеевной, если она на месте. Через несколько секунд в трубке послышался сухой голос министра культуры СССР:

– Я вас слушаю, Егор Дмитриевич.

Ого, что это мы так официально? Не нравится мне это, ой не нравится…

– Екатерина Алексеевна, я по поводу музыкального фестиваля 1 июня…

– А что с ним не так?

– Ну, вам-то виднее, что не так, – внаглую пошёл я в атаку. – Ладно, Господь с ними, голодающими детьми Африки, которых мы и в глаза не видели, в то время как ветеранов войны встречаем каждый день и многим из них не помешала бы материальная помощь… А тут ещё, если вы вдруг запамятовали, месяц назад в Ташкенте случилось землетрясение, вот жителям Ташкента помощь как раз позарез нужна. И детям в том числе. Ну, начальству, как говорится, виднее. Но по-моему, в числе участников фестиваля не хватает кое-каких исполнителей.

– И каких же, просветите меня, будьте добры. Вы-то вроде в списке присутствуете…

– Да, я-то присутствую, как ни странно, – невольно съязвил я, – а ни «Апогей», ни Адель не присутствуют. И «НасТроения» там нет, я вполне мог бы выступить и со своей группой, и с ними. Я уж не говорю о том, что приезд английской группы The Beatles стал бы настоящей сенсацией фестиваля…

– Список составлялся комиссией по культуре при ЦК КПСС, и подписан ЛИЧНО товарищем Шелепиным, – отчеканила Фурцева, и даже отдалённый от неё десятками московских кварталов и километрами телефонного кабеля я чувствовал неприятный холодок так явственно, будто сидел напротив. – Афиши уже расклеены по Москве, никто новые печатать не будет. И вообще, Егор Дмитриевич, вам не кажется, что вы слишком много на себя берёте?

– Екатерина Алексеевна, сейчас не тридцать седьмой год, когда люди боялись рот открыть, а открывали те, кому было бы лучше помалкивать. И если я имею свою точку зрения, то вправе её высказывать. По-моему, именно об этом говорил товарищ Шелепин на последнем съезде партии.

В отличие от многих футболистов и музыкантов, я всё-таки иногда интересовался происходящим в стране, даже в Лондоне умудрялся почитывать советскую периодику благодаря появлениям в консульстве. Так что в этом плане был подкован не хуже какого-нибудь мелкого партийного деятеля.

– Я вижу, наш разговор зашёл в тупик, товарищ Мальцев. Не вижу смысла продолжать этот бессмысленный диалог. Всю необходимую информацию о фестивале вы получите у секретаря, я сейчас вас на неё переключу. Всего вам хорошего!

В трубке щёлкнуло, затем в мембране вновь послышался голос секретарши:

– Егор Дмитриевич, вы слушаете? Я вам сейчас объясню, где и когда состоится первый сбор участников фестиваля…

Я не находил себе места, сдерживаясь от выражений вслух лишь по причине присутствия здесь супруги и малыша. Неужто и впрямь сверху дали команду «Фас!»? Да нет, тогда меня вообще на пушечный выстрел к фестивалю не подпустили бы, да и вариант с продлением контракта с «Челси» оказался бы под большим вопросом. Хотя далеко не факт, что продлят, процесс всё ещё вроде бы на стадии переговоров. Ряшенцев, опять же, общался со мной вполне нормально, да и не только он. Либо у Фурцевой ко мне личная неприязнь неожиданно развилась, и она прикладывает все силы, чтобы в меру возможностей ставить мне палки в колёса?

– Ёжик, что-то случилось?

Я почувствовал лёгкое прикосновение пальцев к своей щеке и сразу на душе стало как-то легче.

– Да фигня, рабочие вопросы, – улыбнулся я, сажая жену к себе на колени. – Слушай, Лёшка спит?

– Ага, дрыхнет, я его только что накормила.

– А меня накормишь?

Я потянулся к разрезу её халата, тут же шутливо получив по шаловливой руке.

– Молодой человек, что это вы себе позволяете?

– Я вообще-то, гражданочка, при исполнении. Ну-ка, пройдёмте в отделение, составим протокол.

Подхватив супругу на руки, я отнёс её на кровать, где мы предались разврату. А потом лежали в постели и болтали, а ещё я взял в руки гитару, которая дожидалась меня все это время из английской командировки, и негромко принялся петь You’re Beautiful. Ленка в английском не была сильна, как я, но кое-что понимала, да и весь мой вид кричал о том, что я влюблён в неё по уши. Так что не успел я отставить гитару в сторону, как она обвила руками мою шею и вновь увлекла в пучину сладострастия. Эх, случаются в жизни приятные моменты!